Больница

– Вот ты где, голубчик! – приторный женский голос, донесшийся из конца коридора, был еще неожиданней предыдущего, на это раз фотограф вздрогнул.

Через весь коридор, чистый, ухоженный и хорошо освещаемый лампами (несмотря на то, что за окном был день) к нему шагала крепкая дородная женщина, в белом халате, перевязанном таким же белым поясом.

– Опять покурить вздумалось? – весь ее вид показывал крайнее негодование. – Надо будет сказать Палычу, что пусть или делает ремонт в этой проклятой комнате, или заколачивает ее! Я уже устала говорить, что тут нельзя курить! – и, закончив, она остановилась возле Виктора.

Он хотел сказать, что не курит, и что все, что он хочет, это поскорее убраться отсюда, можно даже не объяснять где он находится, и что это за место, и что будет несказанно признателен, если эта персона проводит его до выхода или просто укажет направление, где этот выход находится. Но все его слова внезапно встали в горле враспор, не желая выходить наружу и не позволяя свободно дышать. В руках Виктора была сигарета, он не почувствовал, как она внезапно появилась (как это было с изменением коридора), потому что она словно была у него в руке все время пока он тут находился. Подняв дрожавшую руку (медленно, как бы не веря в это), поднося сигарету к глазам, желая убедиться, в том, что она настоящая, и что это действительно его рука держит эту настоящую сигарету, парень заметил, что место его походного одеяния заняла больничная пижма, светло-синего цвета в желтую, едва заметную вертикальную полоску. Выронив сигарету, сознание рисовало ее полет в замедленном действии, весь мир вместе с этим замирает и происходит осознание и понимание всех сакральных тайн (как в современных фильмах). Однако упала она обычно, не принеся никаких Божьих посланий и открытий вселенского масштаба. Парень, не понимая, что кричит, принялся осматривать себя, беспорядочно прикасаясь к пижаме, поддергивая ее, пробуя на прочность и на натуральность. В этот момент он так же понял еще кое-что: фотоаппарат, привычно висевший на шее, куда-то делся (так же как и кот, еще секунду назад находившийся в пустой комнате).

– Где мой фотоаппарат? – рявкнул на весь коридор Виктор, смотря прямо в глаза женщине, которая не переставала улыбаться глядя на все его кривляния. – Что тут, нахрен, происходит? – голос неожиданно сорвался на визг, отчего парень оборвал себя, испытав легкое смущение.

– Тут у нас бразильский карнавал! – коротко ответила женщина, беря молодого человека за руку. – В прошлый раз вы спрашивали про велосипед, теперь про фотоаппарат, могу посоветовать поискать в вашей палате! Пойдемте, я вас туда провожу, – она потянула его за руку, спокойно, но настойчиво, показывая, что если он захочет выказать норов, она к этому готова.

– Я не пони… – начал Виктор, убедившись, что голос снова не издаст неприятные звуки.

– Ну не могу я разрешить вам тут курить! Не могу! Хотите курить, спрашивайте разрешения у Петра Палыча! – они шагали по больничному коридору, Виктор не сопротивлялся. – Если он вам разрешит, то пожалуйста! Не знаю, где вы и сигареты-то берете! – дальше она принялась ворчать о чем-то так тихо, что разобрать было невозможно.

Виктор шел не сопротивляясь, не чувствуя в себе сил, чтобы сопротивляться или предпринять какие-нибудь действия. Вся реальность (реальность ли?), в которой он оказался, высосала из него все силы и эмоции, и сейчас парень чувствовал себя оболочкой от яйца, из которого выкачали все содержимое. Вспомнилось, как он в детстве вместе с мамой мастерил такие поделки – делал поросят из яичной скорлупы. Тогда он так смеялся, когда мама рисовала поросятам забавные рожицы, а потом он заставлял их танцевать под воображаемую музыку, и в этот момент уже мама смеялась. Тогда было смешно и весело. А сейчас, когда его вели в какую-то палату, он сам был таким поросенком, возможно, что теперь ему «нарисуют» забавную мордочку и заставят плясать под чужую музыку, чтобы кто-то другой смеялся. Смеялся над ним. Ему стало страшно.

– Пришли! – торжественно выдала женщина, открывая перед Виктором дверь. – Отдыхайте и ждите процедур! Чтобы тебе снова не вздумалось погулять, в этот раз я закрою дверь! – и, пропустив вперед молодого человека, она захлопнула за ним дверь, после чего послышался звук поворачивающегося в замке ключа.

Виктор, желая успокоиться и вернуть контроль над своим телом, закрыл глаза, сделал глубокий вдох и досчитал про себя до десяти (в глубине души надеясь, что, открыв глаза, будет стоять в разрушенном здании, где все вернется на свои места, в правильное русло). Открыв глаза и действительно немного успокоившись (к сожалению, он по-прежнему находился в палате), он осмотрелся. Палата была маленькой комнатой, не обладавшей ничем примечательным: блеклые бежевые стены, высокий потолок, добротно побеленный, с которого свисали четыре небольших лампы, большое окно, прикрытое потрепанной занавеской. Из мебели в палате были три кровати, укрытые выцветшими синими пледами, на которых лежали слежавшиеся подушки, смахивающие на набитые опилками мешки. Возле каждой кровати стояла тумбочка, чтобы каждому посетителю на время пребывания в этом месте было куда скинуть свои пожитки. Тумбочки, так же как и кровати, не отличались новизной, следы ремонта говорили о том, что их должны были списать уже несколько лет как. Однако они, так же как и Виктор, против своей воли были тут.

На одной из кроватей сидели двое тощих и бледных мужчин в одинаковых пижамах, точно таких же, в которую был сейчас одет фотограф. Они играли в карты, молча, практически не глядя друг на друга, небрежно бросая игровой картон на кон, заходя или отбиваясь. Казалось, им все безразлично, даже сама игра, и карты они бросают лишь потому, что так нужно. Когда колода заканчивалась, один из играющих собирал всю колоду, перетасовывал и раздавал новую партию; его напарник в это время просто ждал. Никаких эмоций, слов или реакции. Не было никакой реакции и на появление в комнате третьего «жителя» палаты. Для этих двоих все шло своим чередом.

– Здорово, мужики! – Виктор подошел к играющим и бодро поздоровался, ожидая ответного приветствия, однако его не последовало.

Теперь, стоя рядом с игроками, парень увидел их глаза. Остекленевшие, бесцветные, почти не моргающие, не излучающие тепло, не выражающие интереса, они просто были, так же как и сидевшие люди: они просто занимали свое место.

– Что это за место? – стараясь не смотреть в глаза, снова спросил парень. – Что тут вообще происходит? – ответа снова не было.

Постояв немного и наблюдая за игрой (игра велась честно и правильно), и, поняв, что отвечать, как и разговаривать никто из присутствующих с ним не собирается, Виктор, выругавшись про себя, зашагал к крайней койке, надеясь, что именно она приготовлена для него. Только устроившись на ней, он прочувствовал, насколько сильно устал за это утро, и как ему необходим крепкий и долгий сон. И теперь, когда тело начало расслабляться и отдыхать, он мог спокойно обдумать, что с ним случилось и что нужно делать дальше. Отвернувшись от картежников, он плавно начал уходить в свои мысли, понимая, что вскоре уснет.

Мысли казались дежурными (во всех книжках и фильмах герой всегда начинает с этого): «это просто сон, вот сейчас я проснусь и все кончится! Будет моя комната, моя кровать, мое утро и никакой больницы!». Однако ощущения говорили, что это не сон, что все это происходит на самом деле, и что, поспав, он проснется на этом же месте, и скорее всего его сопалатники так же будут играть в «дурака», если только кто-нибудь не придет и не отберет у них карты, и заставит заниматься чем-нибудь другим. Отогнав эту мысль, а она ушла очень легко, фотограф принялся искать новые версии происходящего.

Следующая (и тоже, очень банальная): он ударился головой пока лазил по завалам, скажем так, споткнулся на кирпичах, разбил себе голову, и сейчас лежит без сознания, истекая кровью. Эта версия была более правдоподобной, этим можно объяснить и нараставшую усталость и то, как из него уходили силы, а он ничего не может поделать. Он просто истекает кровью. Быть может, уже умирает, а тут, в мире, который выстроил его все еще работавший мозг, он хочет спать. Такое могло быть, хоть и вызывало страх, но и в тоже время успокаивала, это не фантастика и мистика, а просто стечение обстоятельств.

Однако, когда ответ на вопрос «что же произошло?» был практически найден и утвержден, в памяти всплыл голос из пустой комнаты, говоривший, чтобы он не удивлялся, что он потом придет. Поежившись на кровати, слушая как игральные карты ложатся друг на друга, парень попытался выкинуть голос из головы, но он казался связующим звеном между тем, что было, и тем, что стало. Затаив дыхание, стараясь вспомнить как можно больше деталей, увиденных им перед попаданием сюда, его вдруг резко осенило: он был там не один. В тот момент, когда он входил в здание, в нем кто-то был (возможно, друзья того алкоголика). И, скорее всего, они занимались чем-то, что никто не должен был видеть, а поняв, что фотограф пришел к ним, они испугались, что тот увидел их темные дела, и решили избавиться от последнего. И голос, который он слышал, очевидно, принадлежал одному из нападавших и обращался к своему товарищу, чтобы тот побыл рядом с телом, пока обладатель голоса, скажем, сходит за простыней и лопатой, чтобы они могли закопать тело в бурьяне.

Вот и все! Теперь, когда все встало на свои места, Виктор готов был заснуть (умереть). Удивляясь тому, что у него нет никаких мыслей в духе «как мне не хочется умирать!», он улыбнулся и уже начал проваливаться в сон.

– Наконец-то я тебя нашел! – произнес все тот же мурлыкающий голос, на этот раз намного тише.

Открыв глаза и резко повернув голову, Виктор ожидал, что увидит стоявших над ним двух душегубов, смотрящих сверху вниз на мертвое тело, которое оказалось не мертвым (он очнулся, и сейчас его точно убьют – мысль не радужная, но реальная), однако вместо душегубов на него из-под соседней кровати смотрела рыжая кошачья мордашка. Желтые глаза, как и в прошлый раз, пристально изучали человека.

– Да, я кот! – неожиданно сказал кот и, увидев потерянное лицо молодого человека, с осуждающим видом покачал головой. – Я тебе говорил: ничему не удивляйся, на это нет времени!

– Где я нахожусь и что тут происходит? – тихо спросил Виктор, пристально разглядывая кота.

– В больнице, – сухо ответил тот. – Что это за больница, где она находится, и что тут происходит? Вопросы более сложные, на которые у меня есть лишь предположения.

– То есть я попал в больницу в каком-то параллельном мире, причем, по всей видимости, психиатрическую больницу, где меня держат в качестве пациента, и где ко мне приходит долбанный кот и говорит со мной на человеческом языке? – версия происходящего, к которой Виктор пришел до появления кота, растаяла как снег в доменной печи, оставив вместо себя злость и раздражение, отчего Виктор, не сдерживаясь, перешел на крик.

Мельком бросив взгляд на картежников, ожидая, что те заинтересуются происходящим (в особенности возникшим из ниоткуда говорящим котом), и, может быть, все-таки вмешаются и что-нибудь объяснят, молодой человек вскочил со своей койки. Он продолжал высказывать коту (так как больше высказывать было некому) свое, мягко говоря, негодование, и заодно надеясь отвесить животному смачного пинка, за то, что, скорее всего, он, Виктор, загремел сюда (неизвестно куда) по вине этого мурлыкающего чуда. Однако мужички продолжали играть в свою игру, ставя себя выше всего происходящего. Но встав в полный рост, он неожиданно потерял ход своих мыслей, забыл, что хотел сделать и для чего, потому что краем глаза увидел пейзаж за окном. Замерев, надеясь, что ему это просто показалось, он все-таки решил повернуть голову и посмотреть в окно. За окном была зима. Хорошая, и явно не ранняя. Об этом говорили глубокие сугробы, плотным ковром лежавшие вокруг больницы.

– Да какого хрена тут происходит? – парень на ватных ногах опустился обратно на кровать, голос его резко преобразился в шепот.

Почему-то резкая смена времени года (а он точно помнил, что когда вошел в палату, за окном была все та же золотая осень), шокировала его больше чем говорящий кот и волшебное преобразование самой больницы. Голова от всего этого кружилась, больше всего сейчас хотелось громко закричать, закрыв лицо руками, надеясь, что после этого снова окажешься в своем мире, где все идет, как положено, и нет никаких парадоксов и говорящих животных. В это же время Виктор чувствовал, что если он попытается закричать, то его вырвет, тело скрутят жесткие спазмы и он скрючится на полу, как несформированный эмбрион, а на все это (уже сверху вниз) будет с презрением смотреть рыжий говорящий кот.

– Ну что, Алиса, готова перестать плакать и начать выбираться из страны чудес? – кот издал несколько звуков, напоминающих смешки, и показательно улыбнулся, всем своим видом пародируя Чеширского кота из детской сказки.

Стараясь вернуть контроль над собственным телом, Виктор снова посмотрел на кота. Тот, в свою очередь, не отводил взгляд от своего собеседника, продолжая улыбаться, но уже более естественно (если это уместно по отношению к коту). В момент, когда их взгляды встретились, кот казался фотографу ключевым звеном данных событий, той осью, вокруг которой все крутится и которая по неведомым законам заставляет все крутиться вокруг самой себя. Он вспомнил, как впервые увидел его где-то в другой жизни (его жизни), в пустой комнате разрушенного здания. Сначала он был обычным котом. Вернее, в нашем мире он был обычным котом и не мог говорить. Потом парень перенесся в этот мир (дурдом) и кот заговорил, а затем исчез, незаметно и тихо. Молодой человек осторожно покосился в окно, боясь, что тошнота и головокружение усилятся, и убедился, что сугробы никуда деваться не собираются.

И вот сейчас, спустя некоторое время (очевидно, три или четыре месяца), этот домашний питомец появился в закрытой комнате, где его раньше не было. Появился так же тихо и незаметно, и теперь что-то хочет от молодого человека. В этот момент к Виктору пришла новая догадка, которая заставила забыть о слабости и тошноте, снова впустить в себя гнев и вскочить с кровати.

– Ого! Какой напор, какая решимость! – кот откровенно издевался над своим собеседником, не скрывая этого.

– Это все ты, сволочь! – начал парень, пытаясь добавить своему голосу жесткости. – Это ты перенес меня сюда! Я не знаю, что ты тут затеваешь и чем ты занимаешься, но если ты, драный ублюдок, сейчас же не вернешь меня обратно, я тебе хвост вырву!

В доказательство своих слов он решил хорошенько пнуть кота ногой, но тот без труда, сделав шаг в сторону (не отпрыгнув по-кошачьи, а сделав шаг боком, как коты никогда не делают) и уклонился от удара. Нога рассекла воздух совсем рядом, не задевая кота, и с размаху врезалась в тумбочку, отчего ее дверца отвалилась и с грохотом упала на пол. От резкой боли Виктор снова невольно сел на кровать и крепко выругался в адрес кота, тумбочки и игравших в карты, по-прежнему игнорировавших все и всех вокруг себя.

– Следите за языком, молодой человек! – оборвал раскаты ругательств кот, который, по всей видимости, ожидал именно такого развития событий. – Я не могу сказать, с какой радости ты тут очутился, но точно знаю, что ничего хорошего тебя тут не ждет, поэтому закрой свой рот и послушай меня! – из голоса кота испарился шуточный тон.

– Нет, это ты меня послушай! – перебил Виктор, уже не пытаясь встать.

Кот замолчал, но смотрел при этом на молодого человека как на идиота, отчего его снова захотелось пнуть, да посильнее. Но вместе с котом замолчал и сам Виктор, понимая, что по большому счету сказать-то ему нечего, и при любых раскладах все равно придется выслушивать кота, и, скорее всего, делать то, что он предложит. Понимая всю глупость ситуации и своего поведения, он еще больше наполнялся злостью и беспомощностью одновременно.

– Ну и? Истерика закончилась или еще хочешь поиграть в обиженную девочку? – кот сел и, выдержав паузу и поняв, что ответа не последует, продолжил: – Вот и хорошо! Сейчас мы выйдем…

Договорить кот не успел, оборвав себя на полуслове, он повернулся к двери и зашипел. Звук открывающегося дверного замка наполнил комнату скрежетом и скрипом, от которого все присутствующие в комнате поежились, даже картежники поставили на паузу свою партию и повернули головы в сторону двери.

Дверь незамедлительно распахнулась и в комнату вошла та же женщина, что и привела Виктора в палату. Сделав несколько шагов, она остановилась и обежала заботливым взглядом, излучавшим спокойствие, всех обитателей комнаты (картежники при этом приветливо ей улыбнулись, а тот, который был дальше от нее, даже помахал рукой) остановила его на Викторе, по-прежнему сидевшем на кровати.

– Что ж ты голубчик так кричишь? – ласковым голосом, каким взрослые женщины говорят с маленьким ребенком, когда тот начинает доказывать какую-нибудь глупость – Перепугал Кирилла и Артем Сергеевича, – она указала ладонью на смотревших пустыми глазами картежников, которые никакого страха, как, впрочем, и других эмоций не выказывали. – Да и нас ты изрядно напугал. Что у тебя случилось? Кошмар приснился или расстроился, что не получилось покурить? – в ее мягком голосе витали нотки издевки и пренебрежения.

На слове «нас» Виктор заметил стоявшего в дверях крепкого молодого человека в больничной униформе, белых штанах и футболке, с отвращением, с каким обычно смотрят на коровью лепеху посреди дороги, изучавшим его. В руках он крутил резиновую дубинку, делая это привычными для него движениями, которые были отточены до такой степени, что могли загипнотизировать какого-нибудь идиота или обитателя местных палат. Вид санитара, а это, безусловно, был санитар, в чьи обязанности входило вправлять мозги всем шибко умным людям (возможно, даже за пределами учреждения), говорил, что ему не терпится проверить на гибкость свою дубинку об голову новенького крикуна.

– Где я нахожусь и что тут происходит? – спросил Виктор первое, что пришло в голову, стараясь говорить как можно увереннее.

– Вы, любезный, меня уже утомили этим вопросом, я вам уже сотню раз все объясняла, пора бы запомнить и перестать шутить, больше я ничего объяснять не намерена. – В милом сюсюканье было неприкрытое раздражение. – Давайте вы все-таки будете себя хорошо вести, так, что всем от этого будет хорошо и спокойно. – Женщина по-матерински улыбнулась, а санитар за ее спиной ухмыльнулся и ударил дубинкой по воздуху, показывая, что может случиться, если он не будет слушаться.

– Простите, – виновато ответил Виктор, ожидая, что теперь, когда его пожурили и намекнули, что лучше ничего не спрашивать, работники этой богадельни удаляться восвояси.

– Вот и хорошо! – женщина одобрительно кивнула и подошла к молодому человеку (санитар едва заметно покачал головой и тихо сплюнул себе под ноги). – А сейчас вам пора на массаж, не забыли?

Не дожидаясь ответа, женщина взяла молодого человека за руку (в глазах санитара читалось что-то вроде «ну же, заартачься, покажи свой норов, порадуй меня, и я проломлю тебе черепушку в трех местах!»), чтобы сопроводить на процедуры. Виктор не стал сопротивляться, вернее сказать, не мог – тело по-прежнему плохо слушалось (ему показалось, что на улице не просто сугробы, а идет легкий снежок). Он медленно поднялся и последовал за сотрудницей больницы, чувствуя, как ее рука мягко, но в то же время по-настоящему крепко, держит его локоть.

– А он с котом разговаривал, – неожиданно вымолвил блаженным голосом один из картежников.

Только в этот момент Виктор понял, что кот снова пропал. Он зашипел в момент открытия двери, а потом исчез, словно его и не было. Все вокруг замерло (или это воображение), все словно обдумывали услышанное, решая, как реагировать на эти слова. Все снова пришло в движение (это уже не было воображением). Женщина, отпустив руку молодого человека, быстро опустилась на колени и заглянула под кровати, в поисках пресловутого кота. Санитар, крепко сжав дубинку, решительно вошел в комнату и со злостью принялся осматривать комнату, словно женщина могла что-то упустить или не увидеть. Но в комнате никаких животных не было, это понимали все находящиеся в ней (даже блаженные игроки в карты).