Больница

Женщина довольно ловко поднялась, что было удивительно для ее габаритов, и улыбнулась молодому человеку (санитар, тихо выругавшись, вышел в коридор, сжимая дубинку так сильно, что было видно, как побелели костяшки на его пальцах). Однако, несмотря на улыбку, взгляд ее был холоден, как сердце ледовитого океана и уже не излучали никакого спокойствия.

– Ты говорил с котом? – она вложила все свои силы, чтобы голос оставался таким же милым и добрым (у нее не получилось).

На этот раз она хотела услышать ответ (как и санитар, который слушал, стоя в коридоре).

– Тут нет никаких котов! – Виктор старался говорить спокойно, без эмоций и заинтересованности (у него получилось). – Я вообще ни с кем не разговариваю. Эти двое меня игнорируют, – молодой человек махнул рукой в сторону оставшихся обитателей палаты, которые пялились на них своими непонимающими взглядами.

Пауза, наступившая после сказанного, затянулась. Женщина (и санитар) обдумывала услышанное, пристально рассматривая своего пациента. Тот, в свою очередь, спокойно смотрел ей в глаза, всем своим видом говоря, что не понимает, чего от него хотят (у него получалось). В то же время пауза позволяла и ему сделать кое-какие выводы, а именно, что кот находится в таком же положении, как и он сам (если не в еще более сложном), и если местные сотрудники так реагируют на упоминание об этом животном, то он как минимум не заодно с ними. Так что если Виктору удастся еще встретиться с котом (а возможность обязательно будет, он еще должен появиться), то кто знает, может, они вдвоем что-нибудь придумают и слиняют из этой больничной реальности, которая не сулила ничего хорошего (что, собственно говоря, и успел сказать кот).

– Ну ладно, идем! – нарушила тишину женщина, окончившая думать первой (но по ее голосу было видно, что она все-таки не поставила точку), теперь ее голос почти полностью вернулся к прежнему слащавому звучанию.

Она, не дожидаясь ответа, взяла (совсем не мягко) Виктора за руку и повела из палаты. Оставшиеся пациенты проводили уходящих людей своими пустыми взглядами и незамедлительно, еще до того момента, когда дверь закрылась, вернулись к прерванной игре.

Они шли по коридору, светлому и чистому. Виктор поймал себя на мысли, что когда его вели в палату, он совсем не успел его рассмотреть. Это можно было списать на потрясение и шок от всей этой чертовщины, но, как фотограф, он должен был подсознательно что-нибудь отметить, однако он ничего не помнил. И теперь, шагая твердым и быстрым шагом, темп задавала чудо-женщина (санитар шел позади них и один раз не упустил возможности ткнуть конвоируемого в почки своей дубинкой), не давая возможности что-нибудь подробно рассмотреть. Скорее всего делала она это не с желанием что-то скрыть (хотя кто знает), а от того, что, проработав тут по всей видимости не один год, уже привыкла к обстановке настолько, что считала коридор обыденным, не представляющим никакого интереса места. По большому счету, он таким и являлся: пустой, окрашенный в бледно-зеленый цвет (Виктору на секунду показалось, что, когда он видел его прошлый раз, он был бледно-желтым) и не имевший никаких особенностей. Правая стена была украшена рядом дверей (старых и деревянных), за которыми, очевидно, находились такие же маленькие палаты, с их обитателями (если такие тут водятся), в противоположенной стене были окна, такие же старые, как и двери, но большие и светлые (с видом на зимние пейзажи). В конце коридора была еще одна дверь, за которой находились лестницы на верхний и нижний этажи.

Остановившись около одной из безликих дверей, женщина еще раз пристально посмотрела на Виктора, наверняка силясь еще раз спросить про кота, но, поджав губы, резко отвернулась от него и, открыв дверь, сделала шаг в сторону, давая пройти вперед пациенту.

– Паш, как кончится массаж, – строго обратилась она к санитару, – проводи его обратно в палату, – ударение в предложении было сделано на слово «проводи».

Санитар, улыбнувшись, кивнул – он все понял.

Виктор, не дожидаясь приглашения (еще одного подлого тычка в почки), молча зашел в комнату, готовый к встрече с очередным «дружелюбным» членом персонала больницы. Дверь за ним захлопнули с такой силой, что, если бы его шаг был чуть короче, то от полученного удара он пролетел бы как минимум до середины комнаты. Выдохнув с облегчением, молодой человек осмотрел комнату. Комната была больше его палаты, а то, что из мебели в ней было лишь кушетка, стоявшая в центре комнаты, и ширма, отгораживающая угол, зрительно увеличивало пространство. Воображение рисовало в образе массажиста (этой больницы) огромного обезьянообразного мужика, который без угрызений совести сломает ему позвоночник под видом прописанных процедур. Казалось, что в помещении никого не было, и Виктор уже решил, что ему посчастливилось сегодня избежать массажа, когда за ширмой послышался скрип отодвигающегося стула и шаги (Виктор тихо выругался). Из-за ширмы вышла молодая девушка (молодой человек выдохнул – образ здоровенного детины быстро испарился) и приветливо улыбнулась. Ее белый халатик довольно-таки плотно облегал ее стройное тело, подчеркивая те места, которыми девушки сводят с ума мужчин (было видно, что эта девушка умела это делать!). Каштановые волосы, каскадом опускавшиеся на ее плечи, добавляли в образ девушки романтики и притягательности. Но самым красивым в ней были глаза глубокого зеленого цвета, глядя в которые даже ее халатик (и то, что он скрывал) отходило на второй план. Ее внешность прекрасно подходила для какой-нибудь актрисы или звездной дивы, чем для массажистки в богом забытом месте.