Леонардо да Винчи. Микеланджело. Рафаэль. Рембрандт (сборник)

В том же году Леонардо основал в Милане знаменитую Академию, получившую его имя. До сих пор в Миланской Амвросианской библиотеке хранятся три выгравированных на меди рисунка, на которых видны слова: Асаdemia Leonardi Vinci. Среди манускриптов Леонардо есть многие, составляющие, по-види мому, программы лекций, которые он читал в Академии. Рукописи эти, написанные в манере Леонардо справа налево, испещрены рисунками, относящимися к теории живописи, и чертежами по геометрии и механике. Увлекаясь предметом, Леонардо во всем хотел быть самостоятельным творцом. Планы его необычайно широки. Во время засухи и неурожая Леонардо размышляет о способах орошения полей и придумывает разные усовершенствования дренажа. Во время слишком обильных ливней и гроз, губящих жатву, он предлагает построить такие пушки, которые смогут, по его мнению, метать разрывные снаряды и разгонять облака. Воздухоплавание постоянно занимало ум Леонардо, и он придумывал разные летательные снаряды. Герцог Лодовико с любопытством следил за опытами Леонардо, интересовался его планами, но не давал на них ни гроша, предпочитая устраивать роскошные игрища и дарить Леонардо драгоценные, но ненужные подарки. Для герцога Леонардо был прежде всего устроителем празднеств. Ни одного большого праздника не обходилось без его деятельного участия. Великий художник должен был декорировать залы, возводить триумфальные арки. На свадьбе молодого герцога Галеаццо и Катерины Арагонской Леонардо устраивает грандиозное и своеобразное зрелище, свидетельствующее, между прочим, о его научных склонностях. Леонардо устраивает «рай», но не рай Данте, а небесное пространство, наполненное планетами. Планеты вращаются вокруг новобрачных, затем является певица в символическом костюме и поет стихи Беллинчиони.

Даже религиозные празднества не обходились без участия Леонардо. Однажды понадобилось перенести гробницу святого Киодо. Леонардо тотчас предлагает свои услуги, сооружает машину из блоков и веревок и облегчает труд рабочих. Одно время он особенно усиленно занимался механикой и был одержим настоящей манией передвижения тяжелых предметов. Еще находясь во Флоренции, он предложил «поднять церковь, как гнездо птички, и перенести на другое место». Это рискованное предложение флорентийского Архимеда не было принято.

В 1492 году в жизни покровителя Леонардо, герцога Лодовико, произошел переворот. Этот запятнанный кровью развратник женился на Беатриче д’Эсте, прекрасной, кроткой и нравственной женщине, любившей мужа и прощавшей ему многое. Лодовико был не в силах окончательно бросить прежней жизни: он, как и всегда, имел несколько любовниц, но нрав его значительно смягчился, и с женою он вел себя как самый кроткий из мужей. Само собой разумеется, что устроителем брачных празднеств был Леонардо, который, несмотря на свои сорок лет, несмотря на свою красоту и мужественность, сам и не думал о женитьбе. У Леонардо не хватило на это времени. Теперь, с женитьбою герцога, у него появились новые занятия и новые заботы. Надо было угодить не только хозяину, но и хозяйке, в особенности такой очаровательной, доброй и приветливой, какою была Беатриче. В то же время надо было довершить план орошения правого берега Тиччино и окончить задуманную работу по канализации. И вот Леонардо в одно и то же время составляет план с целью сделать канал Мартезану судоходным от Треццо до Милана и занимается устройством хозяйства Беатриче. Он архитектор, он же и живописец, украшающий герцогский дворец. Он сооружает для Беатриче посреди герцогского сада бассейн с красивой купальней, стенами из розового мрамора, белой ванной, мозаиками и фигурой Дианы. Он выполняет даже рисунки ключей и головок угрей для кранов, выпускающих холодную и горячую воду.

Об интимной жизни Леонардо в этот период не сохранилось почти никаких сведений. Да и где их искать? В его манускриптах? Но здесь мы находим дневник ума, а не сердца, и никаких личных подробностей, исключая самые банальные заметки вроде следующей: «26 января 1491 года, находясь у синьора Галеаццо для управления данным им праздником, я придумал для некоторых людей костюмы дикарей. Когда эти люди сняли платье, чтобы примерить костюмы, Джакомо (мальчик, поступивший в услужение к Леонардо) ловко стибрил кошелек одного из них, лежавший на постели, и вытащил все деньги». Рассказав это событие, Леонардо приписывает на полях целый лексикон бранных слов по адресу воришки, который и его постоянно обкрадывал.

Вся жизнь Леонардо, так сказать, ушла в его художественную и научную работу и в те навязанные ему занятия, которым он, как и всему, предавался с жаром и любовью.

В 1493 году Леонардо наконец счел оконченной свою модель конной статуи Франческо Сфорца. Несомненно, что на продолжительность этой работы значительно повлияли неблагоприятные условия, в которых находился художник, живя при дворе Лодовико. Но мы уже видели, как строг был к самому себе творец этого произведения, изумившего всю Италию.

Модель была впервые показана публике во время торжества по поводу бракосочетания Бианки Марии Сфорца с императором Максимилианом. Леонардо, по обыкновению, распоряжался всеми декоративными работами. Он поставил свою модель под триумфальной аркой, сооруженной на площади миланского герцогского замка. Как ни пышны были брачные торжества, они не могли затмить успеха Леонардо. Многие современные поэты воспели статую; из всех больших городов Италии приезжали посмотреть на это произведение. «Да потечет бронза», – воскликнул один восторженный поэт, надеясь, что модель будет вскоре превращена в статую. Но бронза так и не потекла, потому что финансовые и политические затруднения вскоре привели миланское герцогство к кризису, и, по-видимому, модель так и осталась моделью. «Ты видел, пришлец, – говорит другой поэт, – теперь уходи и радуйся». Третий, впрочем, уверяет, что Лодовико велел отлить статую из металла: может быть, это поэтическая вольность. Год спустя (1494) Леонардо на время покидает Милан. Он поселяется в Павии, где берет уроки анатомии у генуэзского ученого Марко Антонио делла Торре. Марко режет трупы, Леонардо рисует мускулы и кости пером и красным карандашом. Встречается утверждение, будто всеми своими анатомическими познаниями Леонардо да Винчи был обязан генуэзскому профессору. Это явное преувеличение, потому что Леонардо в то время было сорок два года и он успел уже создать такие картины, как «Воскресение Христа». Первые уроки анатомической живописи Леонардо брал еще в мастерской Верроккьо, и задолго до 1494 года он уже обладал отличным знанием человеческого тела; но люди, подобные Леонардо да Винчи, никогда не считают себя знающими все и достигшими полного совершенства. Уже окончив модель статуи Сфорца, Леонардо написал посвященную герцогу Миланскому и впоследствии пропавшую рукопись «Что предпочтительнее: скульптура или живопись?» Рукопись эта, очевидно, навеяна чувством неполного удовлетворения, которое доставила Леонардо его статуя, иначе трудно понять, почему в момент, когда его славили поэты, Леонардо поставил скульптуру на низшую ступень, заявив, что предпочитает живопись. Леонардо тогда еще затевал написать полный трактат о живописи, но ограничился отрывочными заметками и редактированием знаменитой книги Луки Пачоли, озаглавленной «De divina proportione» («О божественной пропорции»). Леонардо не только составил рисунки и чертежи к этой книге, но и внушил автору главные мысли. Мы найдем их впоследствии в трактате, написанном самим да Винчи.

В 1497 году Леонардо был сильно опечален смертью молодой герцогини Беатриче, постоянно страдавшей и молившейся за своего мужа, который, без сомнения, любил ее больше, чем всех своих любовниц, взятых в совокупности, но слишком привык к гаремной жизни, чтобы удовольствоваться одними чистыми поцелуями Беатриче. За несколько дней до своей скоропостижной смерти Беатриче впала в религиозный экстаз. Она стала постоянно посещать часовню Милосердной Богоматери, сооруженную над гробницей герцогини Бианки в доминиканском монастыре. Она постоянно говорила о смерти и как будто готовилась к дальнему путешествию.

Несмотря на все эти приготовления, смерть жены была для герцога Лодовико внезапным ударом. Отчаянию его не было пределов. Он сломал свой меч, не хотел видеть детей, не впускал к себе друзей и в течение пятнадцати дней сидел в добровольном одиночном заключении, в комнате, обтянутой траурными материями. Наконец он призвал к себе Леонардо да Винчи, рыдая, бросился в его объятия и умолял его соорудить для Беатриче великолепный мавзолей. Еще раньше Леонардо распоряжался пышными похоронами герцогини. Что касается герцога, в нем на этот раз произошла полнейшая перемена: он бросил всех любовниц, стал набожным до ханжества. В течение месяца служилось по сотне панихид в день за упокой души герцогини; сто факелов горели неугасимо перед алтарем. Своды храма Милосердной Богоматери были увеличены для установки великолепного мавзолея «работы неизвестного резца», говорит историк Рио, но в этом резце нельзя не узнать руки Леонардо. Что всего замечательнее, это необычайная поспешность, с которою Леонардо окончил модель мавзолея: вообще он не любил спешить, но на этот раз как будто чувствовал себя в долгу. Какое глубокое впечатление произвела на Леонардо смерть герцогини, видно из того, что под влиянием этого горестного события он задумал свое величайшее произведение – «Тайную вечерю» – и окончил его необычайно быстро. Менее года понадобилось художнику для создания этого произведения, которое было вполне закончено в начале 1498 года.

Сохранилось много рассказов о том, как писал Леонардо эту картину. Известный Банделло, которого французский король Франциск произвел в епископы за то, что он хорошо умел «рассказывать», сообщает следующие подробности, тем более важные, что Банделло был современником да Винчи и лично знал художника. «Во времена герцога Лодовико, – пишет он, – несколько дворян, находившихся в Милане, встретились однажды в монастыре Богоматери. Они молча созерцали Леонардо да Винчи, который в то время заканчивал в трапезной зале монастыря свою чудесную картину „Вечеря“. Этот художник чрезвычайно любил, чтобы посетители, приходившие смотреть его произведения, свободно высказывали о них свои мнения. Леонардо часто приходил рано утром в монастырь, это я видел своими глазами. Он бегом взбирался на свои леса (картина Леонардо, написанная масляными красками, имела характер стенной живописи и даже сохранила название фрески). Здесь, забывая даже о пище, Леонардо работал, не оставляя кисти, с восхода солнца до тех пор, пока совершенная темнота не делала работу положительно невозможной. Зато иногда проходило дня три-четыре, когда Леонардо даже не прикасался к картине. Он, однако, приходил и проводил подле нее час или два, со скрещенными на груди руками. Он созерцал свои фигуры и, по-видимому, сам критиковал их. Я видел также, как в полдень, когда знойные летние лучи делают улицы Милана пустынными, Леонардо выходил из цитадели, где он моделировал из гипса коня колоссальных размеров. Отсюда великий художник прямо шел в монастырь, не ища тени и выбирая кратчайший путь. Придя в монастырь, он поспешно делал два-три мазка кистью и затем тотчас уходил».

Гете в одном из своих сочинений говорит, что каждая из фигур «Тайной вечери» есть превосходный портрет. Это слишком слабо сказано: каждая представляет собой нечто выше портрета, а именно тип. Писатель XVI века Джиральди, слышавший о Леонардо от его современников, следующим образом поясняет метод, которому следовал художник, комбинируя черты живых людей в бессмертные типы: «Этот великий художник, когда ему надо было ввести какую-либо личность в одну из своих картин, сначала задавался вопросом о качествах данной личности: благородна ли она или вульгарна, веселого или сурового нрава, следует ли изобразить ее тревожною или спокойною, старою или молодою, доброю или злою. Ответив после долгих размышлений на эти вопросы, Леонардо старался вращаться в обществах, где встречаются обыкновенно люди сходного типа. Он внимательно наблюдал их обычные движения, физиономию, ухватки: как только попадалась малейшая черта, годившаяся для его предмета, он ее отмечал карандашом в маленькой записной книжке, которую всегда носил с собою. Когда после долгих поисков художник наконец убеждался, что собрал достаточное количество материала, только тогда он брался за кисть».

Этот рассказ поясняет и дополняет сообщения Банделло. Ясно, почему да Винчи иногда писал с утра до вечера, тогда как случались дни, когда он вовсе не писал или делал «два-три мазка». Надо было собрать материал и, что еще важнее, продумать его. Впрочем, вот пример, сообщенный самим Джиральди со слов своего отца, бывшего современником художника. Рассказ этот, помимо прочего, характеризует отношения да Винчи и герцога Лодовико.

Винчи окончил наконец Христа и одиннадцать апостолов; но он никак не мог окончить Иуды и сделал только туловище. Головы все еще не было, и художник не подвигал своей работы. Приор монастыря, заботясь главным образом об очищении своего помещения от лесов и других принадлежностей художественной мастерской, отправился наконец с жалобою к герцогу Лодовико, который за эту работу Леонардо платил весьма щедро (Леонардо получал пенсию в пятьсот экю – трудно согласиться, чтобы это вознаграждение было весьма значительно). Герцог велел призвать к себе Леонардо и кротко укорял его за леность; но Леонардо возразил, что изумляется словам его высочества, потому что не проходит дня, чтобы он по целым часам не работал над этой картиной. Монахи возобновили жалобу, герцог передал им ответ Леонардо. «Государь, – сказал на это аббат, – действительно ничего более не остается, как приделать одну голову, а именно Иуды; но вот уже более года, что он не только ни разу не прикоснулся к картине, но ни разу даже не пришел взглянуть на нее». Рассерженный герцог опять велел позвать Леонардо и спросил, что это значит? «Разве отцы-монахи понимают что-нибудь в живописи? – сказал Леонардо. – Они правы в том отношении, что я действительно давно не был в их монастыре; но они не правы, утверждая, что я не работаю по крайней мере часа два в день над этой картиной». «Как это так, если ты даже не являешься туда?» – спросил герцог. «Ваше высочество знаете, что мне осталось написать только голову Иуды, который был, как известно всему миру, величайшим канальей. Необходимо, следовательно, дать ему физиономию, вполне соответствующую столь чудовищной подлости: поэтому в течение года, а может быть, и более, я ежедневно, утром и вечером, хожу в Боргетто, где, как известно вашему высочеству, живут все мошенники и негодяи вашей столицы. Но до сих пор я еще не мог найти ни одного злодейского лица, достаточно меня удовлетворяющего. Как только я найду такое лицо, я кончу картину в один день. Но если мои поиски окажутся напрасными, я удовольствуюсь чертами лица этого брата-приора, который только что жаловался на меня вашему высочеству и который, сказать по правде, превосходно подходит к моему предмету. Меня останавливало лишь одно обстоятельство: я боялся сделать этого приора предметом насмешек в его собственном монастыре».

Почтительно-иронический тон Леонардо не оставляет сомнения в том, что все им сказанное нельзя принять буквально. Сомнительно даже, чтобы голова Иуды оставалась ненаписанной целый год, потому что на всю картину Леонардо затратил меньше года. Герцог, впрочем, был умен и понял Леонардо. Он расхохотался и, по словам Джиральди, понял, «с какою глубиною рассуждения Винчи компоновал свою картину, и почему она уже возбуждала всеобщее изумление». Что жалобы монахов были преувеличены, видно из следующего: через несколько дней после этой беседы с герцогом Леонардо нашел подходящую фигуру. «Он на месте набросал главные черты, соединил их с теми, которые собрал уже в течение года (так повествует Джиральди), и затем быстро окончил свою фреску».

Любопытен еще рассказ одного из учеников Леонардо, Ломаццо, автора «Трактата о живописи».

«Леонардо да Винчи, – пишет этот автор, – придал столько красоты и величия святому Иакову и его брату в своей картине „Вечеря“, что, взявшись затем за фигуру Христа, он уже не мог поднять ее на такую ступень возвышенной красоты, как ему казалось необходимым. После долгих размышлений он пошел посоветоваться со своим другом Бернардо, который сказал: „Леонардо! Ошибка, которую ты сделал, так важна последствиями, что ее может исправить только Бог; не в твоей власти и не во власти кого-либо из смертных придать какой-либо личности более красоты и божественности, чем сколько ты придал лицам святого Иакова и его брата. Поэтому оставь Христа незаконченным, потому что тебе никогда не создать Христа подле этих двух апостолов“».

Ломаццо уверяет, что Леонардо исполнил этот совет в точности, но этот ученик Леонардо, хотя и написал «Трактат о живописи», в то время был слеп и судил с чужих слов. Только поэтому он мог написать далее, что на картине Леонардо «фигура Христа действительно осталась неоконченною, и это можно разглядеть, хотя сама картина уже совсем почти испортилась». Верно лишь то, что сырость монастырской стены губительно действовала на картину.

«Тайная вечеря» Леонардо да Винчи сама по себе создала целую школу. Не говоря уже о множестве копий, из которых лучшая была сделана Марко д’Оджионе, эта картина была родоначальницей целого ряда картин, миниатюр, мозаик. Храм Santa Maria delle Grazzie превратился в музей, воспитавший несколько поколений художников. О Леонардо можно сказать, что он в живописи создал настоящие типы Христа и апостолов, подобно тому как Рафаэль создал настоящий или наивысший тип Мадонны.

В то время, когда Леонардо писал свою «Вечерю», любимыми его учениками были Салаи и Мельци. Обоих он называл своими сыновьями: первый был, быть может, его сыном не только по духу, но и по крови. Этот прекрасный юноша с русыми волосами, говорят, лицом походил на Леонардо. Но кто была героиня романа Леонардо? Мельци был более близок к Леонардо по духовному родству: его кисть – почти кисть учителя, лишь более женственная и менее выразительная.

Близкий друг Леонардо, Пачоли, рассказывает, что в том самом году, когда Леонардо писал «Вечерю», он был завален множеством посторонних работ. Он предпринял сооружение канала между Бривио и Треццо: для этого надо было умерить быстрое течение реки, прорезать скалы и уплотнить почву. Леонардо наметил работы, исполненные лишь сто лет спустя. Сам да Винчи пишет в одном письме, что в это время он отправил в поход все десять человек, сидевших в нем: скульптора, музыканта, живописца, математика, управляющего общественными работами, директора Академии и проч. и проч. При всем том он был беден и из пенсии, получаемой от герцога, не имел даже «чем кормить своих лошадей». Чтобы заработать что-нибудь, ему приходилось иной раз посылать в какой-нибудь монастырь наскоро написанную Мадонну, «иначе (говорит один биограф) ему пришлось бы терпеть голод и холод». Лишь накануне своего падения миланский герцог подарил да Винчи землю под виноградник, разрешив на ней «строить, что ему вздумается, разводить сады и делать, что ему или его потомкам или наследникам будет угодно».

Рисунков за это время было сделано бесчисленное множество. Сохранилась записка Леонардо, в которой перечислено около сорока рисунков, сделанных в 1497 году. Тут и «голова Христа, рисунок пером», и две «оконченные Мадонны», и такие этюды, как «шеи старух», «эскизы нагих юношей», даже «глубокие сосуды – в перспективе» и чертежи «водяных машин». В то же время Леонардо писал трактат о живописи; вообще это был самый плодовитый год в его жизни и вместе с тем последний год его молодости.

Леонардо да Винчи. Автопортрет

К этому времени относятся знаменитые «правила», написанные Леонардо для своих учеников и вывешенные на стене. С правилами этими не мешает ознакомиться тем теоретикам, которые проповедуют весьма одностороннее учение о так называемой «бессознательности» творчества. Для Леонардо в искусстве главное – мысль, а не инстинкт художника.

«Если все кажется легким, – говорит Леонардо в своих правилах, – это безошибочно доказывает, что работник весьма мало искусен и что работа выше его разумения.

Критика врагов приносит больше пользы, чем восторженные похвалы друзей. Друзья только покрывают позолотой наши недостатки.

Люди, предающиеся быстрой и легкой практике, не изучив достаточно теории, подобны морякам, пускающимся в море на судне, не имеющем ни руля, ни компаса.

Художник, рабски копирующий манеру другого художника, закрывает дверь для истины, потому что его призвание не в том, чтобы умножать дела других людей, а в том, чтобы умножать дела природы.

В ночной тиши старайтесь вспоминать идеи вещей, которые вы изучали. Рисуйте умственно контуры фигур, которые вы наблюдали в течение дня; где мысль не работает вместе с рукой, там нет художника».

Французский критик Гуссэ утверждает, что Леонардо советовал своим ученикам «гимнастику памяти». Очевидно, что он требовал большего, желая, чтобы ученики его вдумывались в наблюдаемое и чтобы накопившийся материал не просто обременял память, но складывался в творчески воспроизведенные образы.

Благородная простота и мужественность звучат в следующих его словах: «Не ссылайтесь на вашу бедность как на оправдание в том, что вы не имели возможности достаточно учиться и стать достаточно умелыми. Изучение искусства питает не только душу, но и тело. Сколько раз бывало, что философы, рожденные в роскоши, добровольно отказывались от нее, чтобы не отвлекаться от своей цели!»

Ученики Леонардо боготворили учителя. Он умел сделать самый тяжелый труд приятным, но не терпел лености. В его мастерской было весело; он не требовал труда выше сил и способностей. В своем трактате о живописи Леонардо пишет: «Весьма полезно иногда оставлять работу и несколько развлечься. По возвращении ум становится свободнее. Чрезмерное прилежание и излишняя усидчивость отягощают ум, порождая бессонницу».

Для Леонардо настоящею мастерской была вся окружающая природа: все люди, которые поражали его внимание, были его натурщиками. Очень часто его урок в мастерской оканчивался прогулкой на площади, где он с учениками смотрел на какой-нибудь цыганский табор. Он отправлялся с ними то в трактир, то на концерт, то в деревню, то в церковь.

Наступил 1499 год, и в жизни Леонардо да Винчи произошел крутой перелом.

Сам Леонардо описывает события этого года несколькими лаконическими фразами, набросанными на обложке двенадцатого тома его рукописей. Одна из этих фраз гласит: «Герцог потерял государство, имущество и свободу, и затеянные им дела не были им кончены».

Вот как это случилось. Сознавая шаткость своего положения, опасаясь войны с неаполитанским королем Альфонсом, герцог Лодовико вступил в союз с французским королем Карлом VIII. Но после первых побед французов Лодовико стал опасаться, что его новые союзники в конце концов овладеют Миланом. Он вступил в переговоры с Генуей, составил итальянскую лигу и отказался от союза с Францией. Карл VIII вскоре умер, но его преемник, Людовик XII, внезапно перешел Альпы и овладел Миланом; Лодовико бежал, заключил новый союз с императором Максимилианом и с помощью имперских и швейцарских войск разбил французов. Но вскоре, благодаря измене и недостатку денег, был доведен до крайности, взят в плен в Наварре, закован в цепи и уведен в Лош, где в течение десяти лет томился в плену, пока наконец не умер от горя и скуки.

Во время взятия Милана французские войска, согласно с тогдашними нравами, предавались всякого рода бесчинствам. Очевидец этих событий Кастильони уверяет, что, между прочим, французы совершили акт самого дикого вандализма, испортив знаменитую модель статуи Франческо Сфорца, плод многолетних трудов Леонардо да Винчи. По рассказу Кастильони, «модель, над которою Леонардо трудился в течение шестнадцати (?) лет, была, благодаря невежеству и беспечности известных лиц, не понимающих и не уважающих гения, позорно предоставлена гибели. Эта чудная и глубокомысленная работа стала мишенью гасконских арбалетчиков». Тот же рассказ повторяет первый биограф Леонардо, Вазари.

В новейшее время французские критики стараются доказать, что этот рассказ – басня. Указывают на документ 1501 года, из которого видно, что два года спустя после разграбления Милана французами статуя еще существовала. Документ этот, в сущности, доказывает только, что некий Геркулес д’Эсте говорит о существовании такой модели в Милане, сделанной, по его словам, «неким Леонардо, большим мастером в подобного рода делах». Из того же письма видно, что модель была уже в весьма плачевном состоянии.

По нашему мнению, оба, по-видимому, противоречащих друг другу показания могут быть согласованы. Кастильони говорит, что статуя была мишенью стрелков; Вазари, по всей вероятности только ради красного словца, прибавляет, что статуя была «разбита на куски», а Геркулес д’Эсте пишет: «Означенная модель ежедневно все более и более распадается, потому что о ней не заботятся». Очень возможно, что стрелки действительно сильно испортили статую и что Геркулес готов был, тем не менее, приобрести ее, потому что его скульптор, готовивший его собственную статую, некстати умер, и работа приостановилась. Так или иначе, но вполне установлено следующее: в 1501 году статуя еще существовала, правда, в весьма попорченном виде; несколько позже она исчезла неизвестно куда, но не попала к Геркулесу д’Эсте, потому что руанский кардинал, бывший в то время представителем французского короля, не решился или не захотел отдать ее без разрешения короля. Все это нисколько не мешает предположению, что опьяненные победой и вином солдаты могли после взятия города стрелять в статую, изображавшую отца побежденного ими герцога.

Накануне падения герцога Лодовико денежные дела его были так плохи, что он перестал платить Леонардо даже ту небольшую пенсию, которую да Винчи получал прежде. Леонардо долго молчал, но наконец, нуждаясь в деньгах не столько для самого себя, сколько для уплаты жалованья ученикам и рабочим, написал герцогу, что придется бросить живопись и скульптуру, потому что искусство не доставляет ему даже средств, необходимых, чтобы жить. Лодовико продолжал осыпать Леонардо… обещаниями. Впрочем, перед самым падением герцог все еще разыгрывал роль мецената. Так, в 1498 году в его дворце состоялся «научный поединок» – литературный диспут, которым руководил Леонардо.

В первый раз в рукописях Леонардо появляются скорбные ноты. Это отрывочные замечания, но и по ним можно судить о том, что даже его олимпийское спокойствие не устояло перед такими испытаниями… Когда французы окончательно утвердились в Милане, Леонардо оставалось одно – возвратиться туда, где он провел юность, во Флоренцию.

Глава VI

Вилла Ваприо. – Возвращение во Флоренцию. – Джиневра и Мона Лиза. – Чезаре Борджиа. – Состязание между Леонардо да Винчи и Микеланджело Буонарроти

В Милане Леонардо оставлял все: свою Академию, два своих капитальнейших произведения, из которых одно было уже изуродовано, другое – его «Тайная вечеря» – было оставлено на милость победителей. Два верных ученика – Пачоли и «сын» Леонардо, белокурый Салаи, – сопровождали художника.

Прежде всего путники прибыли на виллу Ваприо, принадлежавшую семье Мельци, той самой, из которой происходил другой «сын» Леонардо, Франческо Мельци. Здесь, на этой вилле, Леонардо мог чувствовать себя как дома. Он на время как будто успокоился и даже взялся за живопись, написав огромную «Мадонну», впоследствии привлекавшую толпы посетителей.

Но вскоре тяжелые чувства овладели Леонардо. Он, привыкший к самой разносторонней деятельности, бывший почти что вторым герцогом Милана, стал тяготиться деревенским уединением и покоем. Возвращаться в Милан было бессмысленно. Оставалось продолжать путь во Флоренцию.

Но Флоренция была уже не та, какою Леонардо ее оставил около двадцати лет тому назад, да и сам он был уже не тот. Годы сделали свое, сны молодости исчезли безвозвратно. Во Флоренции его знали, но больше по воспоминаниям. Здесь уже явились новые авторитеты, толпа поклонялась молодым богам. Знатные флорентинцы скупо давали ему заказы, еще более были скупы на плату, а между тем для доступа в их дома недостаточно было славы художника: требовались вид и одежда патриция. Леонардо получал мало и должен был тратить все, что имел, на приличную одежду и хорошую обстановку. При всем своем бескорыстии, Леонардо привык к придворной жизни: даже ради самого себя он не мог бы жить подобно Диогену.

Не имея возможности работать над большими картинами, которых никто ему не заказывал, Леонардо был вынужден писать портреты.

Из этих портретов, преимущественно женских, прославились в особенности два – Джиневры Бенци и Лизы дель Джоконде, иначе называемой «Мона Лиза».

Многие современные и позднейшие поэты воспели красоту обеих этих флорентинок. Джиневра считалась красивейшей девушкой во всей Флоренции; Мона Лиза, третья жена пожилого флорентинца Франческо дель Джоконде, славилась среди замужних женщин. Стендаль пишет: «Вместо больших картин Леонардо стал писать светских красавиц. Когда в его мастерскую приходили эти прекрасные модели, Леонардо, привыкший блистать при дворе и любивший выказывать свою приветливость, собирал у себя светских людей и лучших музыкантов Флоренции. Он сам отличался веселым нравом и не щадил никаких усилий для того, чтобы превращать свои сеансы в празднества. Он знал, что скука делает самое прекрасное лицо несимпатичным, а Леонардо всегда искал в своих прекрасных моделях не одни черты лица, но главным образом душу. Он четыре года работал над портретом Моны Лизы и никогда не счел его оконченным. За этот портрет наш король Франциск I, несмотря на свои денежные затруднения, заплатил сорок пять тысяч франков».

Более непосредственно и без излишних прикрас описывает ту же работу старинный писатель Вазари: «Чтобы достичь такого совершенства в написании портрета Джоконды, изобретательный Леонардо, между прочим, употребил такое средство: пока Мона Лиза позировала, подле нее постоянно находились певцы, музыканты и шуты, дабы постоянно поддерживать в ней приятное и веселое настроение духа и избежать утомленного, меланхолического выражения, почти неизбежного в портретной живописи. И действительно, Леонардо совершил настоящее чудо».