Без надобности не вспоминать

Без надобности не вспоминать
Михаил Фишер

Закрыв за собой дверь, забудь о том, что она существует. Долгожданная встреча друзей незаметно оборачивается тяжелым испытанием, битвой, в которой не может быть победителя. Кто прав, а кто виноват, читатель решит сам. Ясно одно, эта встреча последняя.

Без надобности не вспоминать

Михаил Фишер

У меня в жизни есть всё

Всё то, что мне не нужно…

© Михаил Фишер, 2016

© Дмитрий Соколов, дизайн обложки, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Утро

Летом в это время уже светает. Теплый воздух заряжает тело энергией, солнце тянет мысли куда-то вверх, мечты становятся красочней, и нет уже ничего несбыточного. Летом.

Только на календаре поздняя осень. Нет ни листьев, ни солнца, ни тепла. Мысли. Только бесконечный поиск причины снова дожить до лета. Улицы этим слишком ранним утром были, как обычно, пусты. Кое-где плотные, защищенные люди стояли на остановках, тонкие и хрупкие блуждали по паркам, скверам, бесцельно сидели на лавочках, одиноко потягивая последнюю сигарету. Автобусы начинали свое движение, храмы открывали двери. Сколько их разбросано по Москве… Многоярусных, раскидистых, с полукруглыми крышами, с колоннами, стремящимися вверх к полусферам золотых куполов. Ступеньки, резная деревянная дверь и запах ладана.

Внутри никого нет. Маленький сухонький старичок крестится и кланяется у каждой иконы, шепча что-то, прося или благодаря святой лик. Место начала и место конца. С высоты сводчатых потолков множество глаз наблюдают за теми, кто пришел поклониться или обратиться, рассказать. И уйти.

В углу на низкой деревянной лавке сидела молодая женщина, в черном пальто, с длинными рыжими волосами. Лица ее не было видно, оно скрыто за мокрыми ладонями. Больше никого. Лишь серенькая, почти незаметная женщина у лотка с иконами и свечами готовилась к ранней божественной литургии. Мало таких, как она, нашедших радость и успокоение в том, кого они никогда не видели. Утром людей бывает мало, жизнь, как ненасытный червь, требует все больше и больше времени для удовлетворения своих плотских потребностей. Живот приятней головы. Вечер приятней утра. Некогда думать о Боге, тем более, когда так нравится думать только о себе.

Двери храма стали открываться чаще. Никто не проходил мимо лотка со свечами. Женщины и мужчины, но в основном женщины, останавливались у икон снова чего-то прося. Запах ладана настраивал на откровения. Священнослужители ходили взад-вперед, готовясь, расставляя, раскладывая. Рыжеволосая дама, сидевшая в углу, достала из сумки платок и вытерла им лицо. Уставшие глаза явно избегали встречи с другими, а может, просто не могли оторваться от пола. Снова закрыв лицо рукой, она вышла на улицу. Еще темно, а может, просто тучи висели так низко, что солнце никак не могло пробиться. Город уже успел отойти ото сна. Машины куда-то спешили, обгоняя друг друга, встречаясь для передышки на светофорах. Люди тянулись к метро, обреченно стремясь к неизбежному. Работе, столу, коллективу. Очередной день не принесет в жизнь каждого из них ничего нового.

Женщина с длинными рыжими волосами продолжала следовать по тротуару в ведомом только ей направлении. Шаг ее был медленный, тяжелый, как будто идет она уже не первый день, не первую ночь переживает в пути. Легкий поднявшийся ветерок трепал ее волнистые волосы, яркие, как пробивающиеся языки угасающего пламени. Она остановилась у двери, над которой крупными буквами было написано «Салон красоты «Парадокс». Толкнув ее, женщина вошла в маленькое помещение, заполненное креслами, зеркалами, фотографиями известных красавиц. Не было только людей. Откуда-то доносилась громкая речь и женский заливистый хохот.

– Ау! Здесь кто-нибудь есть? – крикнула женщина, застыв у двери.

Ответ последовал не сразу. Явно этот окрик особенно никого не заинтересовал.

– Слушаю, – полная женщина с объемной кудрявой прической вышла из соседней комнаты.

– Вы работаете?

– Мы с семи, – недовольно ответила она.

– У вас можно подождать?

– Вода будет только в десять. Веерное отключение.

– Мне не понадобится. Надеюсь, электричество пока есть?

– А как прикажете мыть вашу копну?

– Налысо. Я хотела побриться.

– Садитесь.

День

19:20, Москва

В просторном люксе «Карлтон» роскошного московского отеля Ritz-Carlton шли последние приготовления. У большого круглого стола в гостиной суетились официанты, сервируя его богемским стеклом и лучшим европейским фарфором с золотой эмблемой отеля. Рядом со столом на высоких ножках стояли наполненные льдом ведра с утопленными внутри бутылками шампанского. Изысканные закуски, салаты, аккуратно нарезанная фаршированная стерлядь, черная и красная икра – все было готово к приему дорогих гостей.

– Мисс Ливит, скажите, пожалуйста, свечи зажигать? – обратился официант к женщине в длинном зеленом шелковом платье и с такого же цвета косынкой на голове, красиво завязанной сзади в объемный бант с ниспадающими практически до талии концами. Ее спина была полностью обнажена.

– Нет, не нужно, я зажгу сама. И можете ко мне обращаться по имени. Просто Мира.

Она подошла к большому зеркалу, в котором, крутясь, рассматривала свое отражение. Красивая объемная люстра, сверкая отлетающими от хрустальных подвесок огнями, висела в центре комнаты. Мягкие кожаные диваны стояли в углу, синие бархатные портьеры с золотыми кисточками украшали окна. Напротив входа в гостиную красовался отделанный белым мрамором камин с кованой решеткой. Женщина села на диван и, открыв оббитую красной тканью шкатулку, достала из нее бриллиантовое колье с висящим в центре каплевидным изумрудом. Вернувшись к зеркалу, она застегнула колье на шее, отошла чуть дальше, чтобы рассмотреть себя в полный рост, и громко сказала: «Все свободны, если нам понадобится что-то, я сообщу консьержу. Спасибо».

После ее слов официанты потянулись к выходу. Комната опустела, повисшая тишина казалась точкой, после которой должна последовать новая глава. Сжимая и разжимая ладони, она ходила по комнате, пытаясь совладать с обрушившимся на нее волнением. Подойдя к окну, Мира скрестила руки на груди и стала смотреть вперед, не фокусируя взгляд на чем-либо. Стройная, элегантная, она застыла у окна, как памятник, и только бьющийся на шее пульс выдавал ее сильное возбуждение. Поправив шторы, она взяла лежащее на небольшом диване меховое манто, накинула его на плечи и подошла к зеркалу. Зеркало было молодое, незасмотренное. Без трещин и следов усталости от тяжести судеб людей, которых ему приходилось отражать. Чистое и точное, оно принимало все на себя: чужие эмоции, движение времени, перемену мест и лиц, которые в него заглядывали, часто не соглашаясь с тем, что оно отражало. Укутавшись в пушистый мех, Мира простояла неподвижно несколько минут, разглядывая себя. Заполненное массивной мебелью пространство комнаты было тихим, одиноким, пустым. Только учащенное сердцебиение под платьем оживляло его. Резко сдернув с себя манто и швырнув его обратно на диван, Мира пошла в спальню. Разбросанные по комнате вещи, чемоданы, косметика и украшения выдавали внутреннее состояние нынешней постоялицы. Она подошла к окну и распахнула его. Штора взлетела вверх. В потоке морозного воздуха лицо ее побледнело, черты стали более острыми и четкими. Ярко-красные губы и размытое вечернее освещение придавали аристократичность ее образу, холодному и безразличному, с трудом скрывавшему страх и усталость, бушевавшие внутри.

Мысли. Обрывки воспоминаний в хаотичном порядке всплывали на несколько секунд в ее воспаленном сознании. Лоскутное одеяло из давно прожитого. Именно оно так предательски, так беспощадно мучило ее последнее время, переключая все внимание на себя. Вдруг, в одно мгновение, в самый неподходящий момент, оно полностью овладевало мыслями, действиями, днями и ночами, бросая то в жар, то в холод от свалившегося осознания потерь, лишних слов и непростительной жестокости. Мира давно уже научилась держать в крепких, стальных руках себя, свои мысли, слова и действия. Даже улыбку, даже вдруг задержавшийся взгляд глаза в глаза. Секунда, другая, еще. Вырвавшаяся наружу слабость как будто сильной женщины.

В комнате раздался звонок. Мира, постояв еще несколько секунд, направилась к двери, за которой слышались громкие голоса и смех. Перекрестившись, она взялась за ручку замка и, глубоко вздохнув, опустила ее вниз. На пороге стояли четверо, двое мужчин и две женщины. У одного в руках была большая коробка, перевязанная желтой шелковой лентой с бантом, другой держал гитару.

– А вот и мы! – улыбаясь, громко крикнула молодая женщина с короткими белыми волосами.

– Светка, – восторженно сказала Мира и кинулась к ней на шею, – не может быть! Лилька! Толик! Ну, заходите же скорей!

– Боже мой! Боже мой! – восхищенно закричала Света. – Какая же ты королева! И косынку так интересно завязала! Покрутись, – Мира с удовольствием стала крутиться, а роскошное платье волнами развевалось вокруг нее.

– Ты бесподобна! Как по телевизору! – подхватила Лиля. Ее длинные золотистые волосы были красиво завиты в волны, а миндалевидные глаза подчеркивала аккуратно проведенная линия черного карандаша на веках. – Чертовка, ты вообще не изменилась! Дай же я тебя обниму.

Ожидание. Что может быть слаще и страшней? Каждый из них по-своему представлял себе эту встречу в силу фантазии и привязанности к той, которая выпала из жизни на пятнадцать долгих лет. Что сказать и как? Кинуться сразу на шею? А может – лишнее? Другой мир, круг, другой воздух. Сесть рядом или, может, поодаль? Наблюдать, вслушиваться, сравнивать? Что бы надеть? Нарядиться? В лучшее? Не нужно. Как знать. Обычные вопросы перед долгожданной встречей с близким когда-то человеком. Да и близким ли еще? Легкая дрожь и поиск нужных слов мучили сейчас каждого.

Скинув верхнюю одежду, Лиля и Света прошли в гостиную. Александр, тщательно осмотрев свое отражение в большом зеркале, тоже проследовал за ними.

– Толик, – обратилась Мира к скромно ожидающему внимания другу, – какой же у тебя серьезный вид, – они обнялись, и она поцеловала его в щеку. – Холодный ты, замерз на улице? А я, наверное, как помидор от волнения.

– Совсем нет.

– Ты повзрослел, тебе идет.

– Спасибо.

– Правда. Солидный мужчина, – Мира провела рукой по его голове, поправляя волосы, – от маленького мальчика ничего не осталось. И хорошо. Только вот глаза какие-то припухшие, не высыпаешься?

– Вроде высыпаюсь.

– Проходи, я очень рада тебя видеть, – Мира взяла его за руку, и они вошли в комнату.

– Боже! Ну, у тебя как во дворце, – Лиля окинула взглядом гостиную и, подойдя к камину, стала рассматривать стоявшие на ровной мраморной поверхности старинные часы. – Неужели это уютно?