Вечно чёрные растения

Вечно чёрные растения
Михаил Фишер

«Ты сам свой высший суд»,– пожалуй именно этими строками из стихотворения А. С. Пушкина можно охарактеризовать произведение М. Фишера «Вечно черные растения». Неслучайно оказавшиеся рядом женщина и молодой человек пытаются распутать сложносплетенные клубки собственных жизней. Что трудней, спросить или ответить, простить другого или простить себя? Погружая читателя в запутанное повествование о непростых человеческих судьбах, по прочтении, автор дает возможность каждому судить самого себя.

Вечно чёрные растения

Михаил Фишер

© Михаил Фишер, 2014

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

1

– Здесь не занято?

– Нет…

– Вы не против, если я присяду?

– Присаживайтесь…

Женщина осмотрелась и медленно опустилась в серое холодное железное кресло, каких вокруг нее было бесчисленное множество. Все места заняты. Пространство напоминало бесконечно большой зал ожидания, со всех сторон виднелись лишь спины людей, облаченных в белые длинные сорочки, скрывавшие под собой все, до самых кончиков пальцев. Ряды уходили далеко вперед, и из-за висевшего, святящегося неоно—белым светом тумана не было видно, где они заканчиваются. Источник света отсутствовал, и казалось, что каждая частичка этого неизвестного ей пространства испускала свечение: воздух, кресла, тела, окружавшие ее со всех сторон. Она видела что-то подобное в своих снах, туман, все затянуто непроглядным, белым, ватным полотном, в котором едва различимы предметы, стены, старый деревянный пол. Именно там она и видела это свечение, разбавлявшее туманную гладь. В этих снах она шла по своей квартире, как ослепшая, с трудом различая очертания предметов, двигаясь к двери, чтобы запереть ее как можно скорей на все замки, дабы не впустить людей, приближающиеся голоса которых она отчетливо слышала на улице. Мучивший из ночи в ночь сон всегда кончался одним и тем же, не успевая пробраться сквозь туманную завесу, она тянула дверь на себя, чувствуя рядом людей, двигавшихся на нее. Шаги, шорохи, скрип старых половиц – здесь кто-то есть, вокруг нее слышится чье-то дыхание. Казалось, что глаза отказываются видеть, двери уже заперты, но голоса становятся все ближе и ближе, вжимаясь в стену, она размахивает руками, и еле видное очертание лошадиной головы на человеческом теле заставляет ее кричать что есть сил. Из раза в раз один и тот же финал. Вскакивая в кровати от собственного крика, она осматривается и пытается понять, что это, чего она не может увидеть, почему каждую ночь она слепнет. То же и здесь, среди железных кресел и совершенно незнакомых ей людей. Звенящая тишина еще больше пугала ее, лишь изредка слышались какие-то невнятные звуки: то ли голоса, то ли завывание ветра. Повернувшись налево, женщина стала рассматривать молодого человека, к которому она подсела. Высокий, темноволосый, только вот из-за тумана невозможно было разглядеть его лицо, размытые черты не складывались воедино. И он тоже в белой сорочке, как и все, с глубоким вырезом на груди, сидел и смотрел куда-то вдаль. Резко опустив глаза, она посмотрела на себя– все тот же наряд, ноги скрыты, руки спрятаны полностью. Внутри нее неведение разрасталось с каждым моментом все больше и больше, кто они, где она сейчас сидит, чего ждет, вопросы перерастали в панику и снова, посмотрев на молодого человека слева, она спросила:

– Мне кажется, что я так замерзну. Вам не холодно?

– Нет, совсем нет. Вы тоже скоро согреетесь,– молодой человек ответил, не поворачивая головы в ее сторону. Он смотрел вперед очень сосредоточенным и в то же время совершенно пустым взглядом. Девушка, отвернувшись от него, стала вглядываться вдаль, пытаясь понять, на что он так пристально смотрит. Не находя ответа, она тихо, еле слышно спросила:

– На что вы смотрите?

– На дверь, – ответил молодой человек спокойным, томным голосом.

– Да? А где она? Я вижу только спины сидящих впереди людей, никакой двери.

– Вы так сразу ее и не увидите, она может долго не показываться, так что ждите, – молодой человек продолжал смотреть, не отрываясь, вдаль, девушка же заметила, что все люди вокруг смотрят в одну сторону, тихо и смирно, один за другим, как будто ждут, когда подадут их поезд. Вдруг ее охватил страх, стало холодно, она скрестила руки, чтобы согреться, но сразу разомкнула их и посмотрела на свою грудь. Груди не было. Ее большая и красивая грудь исчезла, и на ее месте было два свисающих пустых мешка из ее собственной кожи. Она хотела закричать, но ничего не получалось, звук вышел из ее рта, но уши его не слышали. Девушка снова скрестила руки на груди и резко повернувшись к сидящему слева молодому человеку увидела его лицо и глаза, которые пристально на нее смотрели.

– Как вы умерли?– он вдруг произнес, разглядывая ее.– Вы умерли, вы это знаете? Девушка отвернулась и стала смотреть вперед. Губы как будто не размыкались, и она не могла произнести ни слова. Ее дыхание учащалось с каждой секундой все больше, одурманивая сознание.

– Вы так тяжело дышите,– спокойно сказал он, не отрывая от нее взгляда,– интересно, что с вами случилось. И лицо у вас странное, худое, очень изможденное. Хотя черты сложно разглядеть здесь,– он продолжал изучать ее, а она боялась произнести хоть слово, просто смотрела вперед и молчала. Мысли в голове сменяли друг друга, а его слова вбивались гвоздями в сознание. Неужели она умерла? Не может быть! Что же теперь будет? И где ее грудь? Какие-то мешки, свисающие практически до пупка. Она так ей гордилась, своей– то у нее практически не было, так что пришлось сделать искусственную.

– Интересно, что вы натворили?– продолжал он загадочно, каким-то хитрым, холодным голосом,– сюда чистые не попадают.

– Хватит!– вскрикнула она,– молчите! Я вам не верю! Я сплю! Это просто сон! У меня так уже бывало,– слова вырывались из ее уст, и казалось, что она лает. Не поворачиваясь к нему, то ли от страха, что он продолжает на нее смотреть, то ли просто боясь шелохнуться, она бросала в него слова,– у меня так было недавно, это все снотворные. Они плохо действуют, и приходится пить помногу. Но почему у меня нет груди?

– Потому что она была не настоящая, а сюда люди приходят только с собственными тканями.

– А что вы там говорили про мое лицо?– ее глаза бегали то вверх, то вниз, больше всего она боялась сейчас увидеть его пристальный взгляд.– Что у меня с лицом, я спрашиваю?

– Ничего особенного. Худое, я говорю, очень, длинное. А черт, тут ни у кого не видно, разве у души есть лицо…

– Замолчите!– крикнула она, оборвав его на полуслове.– Хватит! Я просто сплю и хочу скорей проснуться. И мне надоело слушать ваши бредни.

– Вы никогда уже не проснетесь.

– Замолчите, говорю же вам! Оставьте меня в покое, а лучше вообще отсядьте подальше.

– Здесь каждый на своем месте, свободных мест нет,– сказал он, и девушка, осматриваясь по сторонам, поняла, что все кресла действительно заняты. На секунду она даже поверила, что умерла, но как? Как это могло случиться, разве так должны чувствовать себя мертвые. А свет в конце тоннеля, о котором все говорят? Нет, она совершенно ничего не помнит. Хотя, может, это случилось во сне… Повернувшись налево и увидев, что ее сосед смотрит вперед, а не на нее, сказала:

– Если я умерла, то получается, что вы тоже мертвый!?

– Нет, здесь нет мертвых, здесь души, облаченные в очертание той оболочки, в которой они пребывали на земле, а умерло ваше прежнее тело. Душа не умирает. Ну а раз вы здесь, значит, сделали что-то плохое, так как чистые сразу проходят, без очереди.

– Мне холодно и страшно,– сказала она тихо и обреченно. Страх бил ее ознобом, а неизвестность пугала. Смерть, смерть, смерть, так не умирают, она не могла умереть.

– Это хорошо, что вы еще можете чувствовать, скоро тело совсем перестанет чтобы то ни было ощущать. Пропадут всякие ощущения. Я вот уже практически не помню холода,– его руки лежали на коленях, как у первоклассника, спина была прямая, и только глаза вдруг стали смотреть вниз, как будто с сожалением,– даже странно, что я его не помню, ведь мерз все время, кутался в какие-то кофты, шапку надевал уже в начале октября, так как уши начинали мерзнуть по утрам, и кальсоны носил с ноября по май, да и они не помогали. А вот перчаток у меня никогда не было, руки как-то совсем не мерзли, все ещё удивлялись, как такое может быть, весь с ног до головы укутан и всё равно мёрзнет, а руки на холоде и теплые всегда. Я и сам не знаю, но так и было. И дома я тоже все время кутался во что-то. Осенью заклею окна, разложу вату между рамами, вроде становилось теплей, а потом морозы ударят – и все, снова достаю теплые одеяла, пледы, вязаные носки. Странно, правда…

– Как вас зовут?– тихо спросила она, опустив голову вниз и закрыв глаза.

– Этого я вам не могу сказать, да и никто здесь не скажет, ведь имен своих прошлых мы не помним. Вот вы можете мне сказать свое имя?– подняв глаза, он посмотрел на нее.

– Конечно, могу! – она повернулась в его сторону и удивлено посмотрела,– как можно не помнить своего имени?!

– Ну и как же?

– Сейчас скажу. Вы заморочили мне голову, так что я имя собственное забыла. Как можно не помнить своего имени.

– Ну! Скажите же мне его, наконец.

Девушка задумалась, у нее не было сомнений в том, что она сейчас же ответит ему, но почему– то память молчала. Мысли бегали, сменяли одна другую, уже вот он ответ, но нет, бесполезно. Почему-то она стала вспоминать, как в детстве звала ее мама – бесполезно.

– Я не могу вспомнить,– растерянно произнесла она.

– Я тоже не могу. И никто здесь не может.

– А чего же все они ждут?

– Божьего суда. Мы не можем перейти в свое новое воплощение, пока Бог не поговорит с нами.

– Черт знает что,– она произнесла, и в ее душе еще были сомнения в реальности происходящего. Она думала, что если это сон, то обязательно к чему-то. Сразу же надо будет рассказать его своему психологу, хотя толку от него нет, так как этот специалист всегда говорил ей только то, что она хочет услышать,– да и как я могла умереть! Я же все помню, как я приехала домой, был вечер, дальше как-то смутно, но если постараться, то можно будет вспомнить и это.

– Вы скоро вспомните, не старайтесь пока.

– Странно все это. А давно вы тут?

– Не знаю, здесь же нет времени. Я просто сижу, смотрю на дверь, хотя вы пока ее еще не видите, и жду, когда она откроется для меня, и я уйду отсюда.

– А как вы узнаете, что она открылась именно для вас?

– Я не могу сказать точно, но когда она открывается, то это видит только один человек, тот, кому пора туда. Другие не видят этого.