Щит и Меч нашей Родины

А вот образцы из жизни наших руководителей. К примеру, директива заместителя начальника Генерального штаба начальнику штаба Дальневосточного фронта от 20 июня 1943 г. № 217/1/орг: «…в личном пользовании командующего 25-й армией содержатся семь легковых машин, семь шоферов, пять поваров. У членов Военного совета 25-й армии по три машины и по три шофера. Помимо этого, содержится нештатная конюшня в составе 9 лошадей и 7 коноводов. В штабах фронта и армий на должностях шоферов, как правило, вместо рядового состава содержится младший начсостав. Предлагаю призвать к порядку тов. Парусинова и ликвидировать обнаруженные нарушения штатной дисциплины».

Вот ведь как. Мало того, что генерал (кому он ныне известен?) завел себе по несколько автомобилей и поваров, так еще и конюшню. Это, надо полагать, чтобы при желании гулкой ранью проскакать в свое удовольствие. И что же предлагает Генштаб штабу ДВФ? Освободить командующего 25-й армии от занимаемой должности и назначить с понижением? Предупредить Парусинова о неполном служебном соответствии? Объявить ему строгий выговор, на худой конец? Ничего подобного! В директиве сказано – призвать к порядку. И не более того. То есть всего лишь пожурить. Тем более указания адресованы даже не командующему ДВФ, а начальнику штаба. Профессионалам это о многом говорит. И сколько у нас было таких Парусиновых!

К слову говоря, вглядитесь в фотографии тех лет. Внешний вид большинства наших военачальников вовсе не говорит о том, что они завтракали бутербродами в машине и строго требовали себе щи да кашу из солдатского котла. Армия победившего пролетариата была уникальна в том числе и тем, что в ней существовала строгая ранжировка по количеству и качеству питания, в отличие от той же немецкой, где один паек полагался и солдату, и генералу. Кстати, немцев в годы Второй мировой войны необычайно удивляло то обстоятельство, что у румын, итальянцев и венгров офицерский паек значительно отличался в лучшую сторону по качеству от солдатского. По их понятиям, это противоречило духу товарищества и воинского братства.

У нас же даже командиру взвода полагалось дополнительное питание (масло, печенье, рыбные консервы), а чем выше должность и звание, тем эта разница была существеннее. Например, при полевом управлении фронта (армии) имелось несколько столовых – военного совета, политуправления и простая военторговская – для рядовых работников. В то же время в войсках действующей армии отмечались случаи гибели военнослужащих от истощения (Калининский фронт, 1943 год).

Еще один штрих. Генштаб указывает командующему войсками Центрального фронта о грубом обращении командира 24-го стрелкового корпуса с подчиненными – № 12908 от 3 июля 1943 г.: «…по имеющимся данным, в среде руководящего состава 24-го ск сложилась нездоровая обстановка в результате чрезвычайной грубости со стороны командира корпуса генерал-майора Кирюхина. Постоянная ругань, угрозы расстрела и оскорбления своих заместителей и начальника штаба вошли в систему. Прошу указать генерал-майору Кирюхину на необходимость немедленного изжития подобного отношения к своим подчиненным».

А ведь этот Кирюхин брал пример с вышестоящих начальников – командующих войсками фронтов, армиями, представителей Ставки. У этих военачальников самых ходовым словом в общении с подчиненными было слово «застрелю!» Попробуйте представить такое в любой другой армии – французской, американской, немецкой, в среде потомственных военных. Помимо словесных оскорблений и угроз, в рабоче-крестьянской армии, не будет большим преувеличением сказать, пышным цветом процветал и самый заурядный мордобой.

Тут, думается, кроется лишь одна из причин (подчеркнем, всего лишь одна) того, почему порой окруженные соединения и части Красной Армии практически не оказывали организованного сопротивления. Они (особенно в начале войны), случалось, стремительно, за несколько суток, превращались в неуправляемые стада и сотнями тысяч сдавались в плен, хотя нередко попадали в кольцо с немалыми запасами вооружения, военной техники, боеприпасов, продовольствия. Вместо сопротивления врагу военнослужащие (и командный состав в том числе) иногда перепивались, мародерствовали и разыскивали своих командиров с целью сведения личных счетов.

Необходимо с горечью признать: у немцев вера младших в старших и взаимное уважение между командирами и рядовыми бойцами были значительно крепче, чем у нас. Наконец, качество войск, их подготовка, уровень выучки командного состава были существенно выше. Этим во многом и объясняется тот феномен, что до самой капитуляции германские вооруженные силы сохранили управляемость и боеспособность.

Сделаны ли выводы из печальных уроков Великой Отечественной? Увы…

По-прежнему у нас много говорится о коллективизме, войсковом товариществе, боевом братстве, но в то же время для укрепления и развития этих важных составляющих боеспособности войск мало что делается реально. Положа руку на сердце, спросим: продовольственная и вещевая ранжировка, грубость и хамство старших по отношению к младшим, привилегии одним и отсутствие элементарных прав у других – разве все это в далеком прошлом? Поэтому-то поучительный опыт любых других армий в строительстве и воспитании войск внимательно изучать и оценивать представляется далеко не лишним.

Бесполезны в мирное и опасны в военное время

В ратной истории России нет личности более яркой, чем Александр Васильевич Суворов. Однако даже многим своим современникам он казался иногда отнюдь не выдающимся военным мыслителем, а неким чудаковатым персонажем. И уж тем более не руководствуются его заветами (на деле, а не на словах) в наше время. А то и перевирают известные высказывания великого полководца.

Поэтому, чтобы следовать предначертаниям генералиссимуса, надо хотя бы понимать, что он имел в виду. В частности, в одном из своих писем граф Рымникский отмечал: «Достоинства военные суть храбрость для солдата, бодрость для офицера, мужество для генерала».

То есть именно мужество выдвигал Александр Васильевич на первое место среди необходимых высшему офицерскому составу качеств. Между тем в России военное искусство всегда окутывалось неким ореолом таинственности. Считалось (да и считается по сей день), что военачальнику при выработке замысла боевых действий требуется как минимум пользоваться чуть ли не рядами Фурье и прикладывать к топографическим картам бином Ньютона.

По этому поводу генерал Василий Флуг в свое время говорил: «Гениальность стратегических и тактических замыслов заключается вовсе не в самих замыслах, обыкновенно крайне простых и не выходящих за пределы способностей обыкновенного здравого смысла, а в той огромной силе духа, которая была приложена для проведения замыслов в жизнь».

Приведем несколько хрестоматийных примеров проявлений мужества из биографии одного известного отечественного полководца. 22 июня 1941 года генерал-майор Константин Рокоссовский, не имея связи с вышестоящим командованием, вскрыл «красный» пакет наркома обороны, склады НЗ и мобилизовал автотранспорт. Корпус Рокоссовского организованно вступил в войну. На первый взгляд, так должен был поступить каждый командир. Однако, если учесть, что совсем недавно будущий маршал и дважды Герой Советского Союза был освобожден из мест заключения, где ему выбивали зубы, ломали ребра и несколько раз выводили на расстрел, его поступок приобретает совершенно другую окраску. Высшие офицеры «ломались» в те времена даже от пристального взгляда вождя всех народов. Хорошо известно и поведение генерала армии Рокоссовского накануне стратегической наступательной операции «Багратион», когда его несколько раз выпроваживали из кабинета Верховного главнокомандующего и настоятельно предлагали подумать над корректировкой замысла наступления подчиненного ему фронта, но генерал все равно отстаивал свое мнение и в конечном итоге убедил Сталина согласиться с его вариантом. А возражать «кремлевскому горцу» было не то чтобы нелегко – просто опасно.

И приведем всего один пример из недавней истории РФ. Ноябрь 1994 года, собравшиеся в кабинете президента России Бориса Ельцина государственные мужи обсуждают вопрос о проведении специальной операции против незаконных вооруженных формирований генерала Дудаева. По большому счету министр обороны, присутствовавший на этом совещании, теоретически мог встать и честно сказать: «Товарищ Верховный главнокомандующий, армия не готова в установленные вами сроки начать военные действия. Прошу дополнительно два-три месяца на доукомплектование и боевое слаживание соединений и частей».

Разумеется, тем самым министр обороны мог подвести черту под своей карьерой как главы военного ведомства. Как же, война, а у него ничего не готово. Но это был бы честный и самое главное – мужественный ответ генерала. Однако министр промолчал. Как известно, больших охотников возражать Борису Ельцину в России 90-х не было. И ведь на том приснопамятном совещании не выбивали зубы, не ломали ребра, не расстреливали. Общий результат известен – позор на весь мир: 273 убитых военнослужащих только за одну новогоднюю ночь. После 1 января 1995 года западные аналитики заявили, что в России отсутствуют Вооруженные Силы, способные вести боевые действия с применением только обычных средств поражения.

Вернемся к временам сегодняшним. Как известно, высший офицерский состав ВС РФ за последние годы, при Анатолии Сердюкове и до него, без звука «сдал» виды Вооруженных Сил, округа, главные командования, армии, корпуса, дивизии, военно-учебные заведения. Никто «даже в доступных для этого рамках» (так иногда писали раньше в служебных аттестациях) не пытался возражать, отстаивать иную точку зрения. Критика звучала только из уст отставников. Верховному главному командованию стоит всерьез присмотреться к этому феномену (да и детально разобраться: такое уж ли это достоинство). Потому что в природе так не бывает – рыбье молчание и услужливая покорность в мирное время и редкое мужество в военное. Подобные черты отечественного высшего офицерского состава могут привести к самой главной беде – утрате управления войсками и общему поражению в войне. А последнюю еще никто не отменял.

Нет клаузевицев в Отечестве своем

Во многих развитых странах Запада и Востока существуют независимые экспертно-аналитические центры, занимающиеся исследованиями проблем вооруженной борьбы, военного строительства и разрабатывающие различные программы по заказу руководителей государств, получая за это казенные деньги.

Причина появления подобных центров достаточно проста – научные учреждения силовых ведомств редко способны предложить какие-либо воистину прорывные решения в области обороны, национальной безопасности, правоохранительной деятельности. Сотрудники данных организаций вынуждены постоянно прислушиваться к мнению высокопоставленных чиновников – при погонах и без оных – которым подчинены. Если же ведомственная наука – монополист в столь важных сферах, результаты окажутся весьма печальными, о чем наглядно свидетельствуют, к сожалению, негативные примеры из жизни нашего Отечества. Кстати, очень мало рядовых граждан РФ имеют полное представление о том, насколько мы отстали от передовых в военном отношении стран мира.

Кто-то скажет: надо и в России принять решение о создании независимых исследовательских центров. Однако делать это не нужно. Они у нас есть, в том числе и военной направленности. Только вот в большинстве из них с кадрами настоящая беда. Военнослужащие, находящиеся на действительной службе, независимыми экспертами и аналитиками, естественно, быть не могут. Уволившиеся в запас или пребывающие в отставке нечасто, мягко говоря, предлагают нечто по-настоящему революционное. Что же касается гражданских специалистов, то «узок круг» этих людей, немногие из которых вдобавок обладают необходимыми знаниями, по-настоящему вдумчиво разбираются в сути трудностей армии и флота, ОПК.

Впрочем, дело не только и не столько в кадрах, сколько в состоянии современной военной мысли в России. Наша официальная ратная наука впала в кому во второй половине 80-х годов и в середине 90-х, так и не приходя в сознание, тихо скончалась. Доказательством того является практически полное отсутствие заметных, будоражащих общественность выступлений ученых с офицерскими и генеральскими званиями в открытой печати. Назвать имена двух-трех видных отечественных военных теоретиков европейского/мирового уровня конца XX – начала XXI века – задача абсолютно невыполнимая.

А как обстоят у нас дела с неофициальной военной мыслью (назовем ее так), глашатаями которой в настоящее время выступают некоторые бойкие «вольные сочинители», а также штатные обозреватели печатных и электронных СМИ (хотя многие из них не имеют даже первичного военного образования)? Для начала скажем, что в ней трудно выделить какие-то течения и направления. Она заражена многочисленными ересями, которые не выдерживают ни малейшего критического анализа.

В частности, ряд ее адептов на протяжении 20 последних лет убеждают российское общество в том, что нам всенепременно нужна «профессиональная армия». До тех, кто произносит подобное словосочетание, никак не доходит, что профессионализм армии нисколько не зависит от способа комплектования, коих всего-то два – по контракту и по призыву – а определяется уровнем боевой подготовки и главным образом – результатами, показанными на полях сражений. Причем армии, даже целиком состоявшие из солдат, набранных согласно закону о всеобщей воинской повинности, не единожды прекрасно проявляли себя в боях. Вспомним хотя бы легендарные легионы Древнего Рима в период его расцвета, пополнявшиеся исключительно призывниками, ибо защита Родины была обязанностью каждого свободного гражданина. Между тем сейчас на слуху уже другой слоган – «профессиональные сержанты». Однако это примерно из той же оперы.

Или вот один видный публицист, занимающийся военной тематикой, совершенно помешался на термине «массовая мобилизационная армия». Что это такое – один он знает.

Кстати, в обществе существует трагическое заблуждение, будто в Отечестве в каких-то таинственных сусеках запасено оружия совершенно в неимоверных количествах. И когда затрубят трубы нового похода, словно из рога изобилия, начнут сыпаться вооружение и военная техника. Однако это не совсем так. На флот или в авиацию можно призвать из запаса несколько миллионов человек. Только не будет кораблей и самолетов для полчищ военнообязанных. Да и в Сухопутных войсках на стратегические резервы нет ни современной бронетехники, ни артиллерии, не говоря уже об АСУ и связи. Дай бог разве что переодеть мобилизуемых граждан в военную форму одежды (и то не факт, что это получится в полном объеме).

Тезис, высказываемый группой военных экспертов и сводящийся к тому, что современную Российскую армию надо разогнать, после чего создать новую и на новом месте, нет, наверное, смысла разбирать детально. Это не более чем утопия (если не ахинея).

Таким образом, официальная российская военная мысль мертва. Неофициальная – в основном носится с совершенно фантастическими идеями. В этих условиях руководству российского Минобороны не остается ничего иного, как положиться исключительно на собственное видение будущего Вооруженных Сил РФ. Насколько оно право – покажет ближайшее будущее.

Две большие разницы

Как известно, все нынешние российские генералы и офицеры проходили когда-то курс военной истории и в училищах, и в академиях. Однако, похоже, не каждый представитель высшего и старшего командного состава вдумывался в суть событий давнего и недавнего прошлого, извлекая уроки из опыта знаменитых полководцев. А между тем поверхностное знакомство с ратной летописью Отечества чревато печальными последствиями. Попробую показать это на примерах двух штурмов – крепости Измаил 11 декабря 1790 года и города Грозного 1 января 1995-го.

Взятие Измаила – беспрецедентный случай в военной практике. Действительно, «не Измаил, но армия турецкая истреблена в укреплениях пространных». Были не только преодолены стены, считавшиеся неодолимым препятствием, обороняемые многочисленным храбрым противником, но и уничтожено засевшее за ними войско. После столь убедительной виктории возникла необходимость осмыслить, каким же образом удалось достичь невероятного успеха.

Объяснения обычно сводятся в основном к двум положениям. Мол, Суворов разработал на редкость оригинальный замысел овладения крепостью. Однако в действительности диспозиция командующего, даже если вчитаться в нее с пристрастием, предельно проста и основывалась не столько на разного рода военных премудростях, сколько на здравом смысле.

Помимо этого, повествуется о каких-то особенных новациях в боевой подготовке русских солдат накануне штурма. В частности, в ходу легенда, согласно которой Александр Васильевич приказал-де выстроить валы и отрыть рвы наподобие измаильских и ночью «чудо-богатыри» под руководством Суворова учились их преодолевать. Однако вот незадача: высота крепостного вала достигала 9—12 м, его опоясывал ров шириной около 12 м и глубиной 6—10 м (местами с водой до плеч). Чтобы тренировать войска, надо оборудовать место занятий как минимум на батальон (а лучше на полк). Теперь остается прикинуть, какова будет протяженность этого участка по фронту, взять карандаш, калькулятор и посчитать объем необходимых инженерных работ. Затем составить график вывода подразделений на соответствующие экзерциции. Самое главное при этом не забыть, что на все про все у Суворова имелось восемь дней и с шанцевым инструментом в те времена дела обстояли не менее скверно, чем два века спустя. Если все названное выше принять во внимание, рассказы об укреплениях, идентичных измаильским, уже не будут выглядеть столь убедительными.

Что же произошло на самом деле? Обратимся к фактам.

Когда в русский лагерь под Измаилом пришло известие, что командующим войсками, собранными для штурма крепости, назначен Суворов, эта новость, как искра, облетела роты, эскадроны, сотни, батареи. Современники отмечают: все ожили, все знали, чем кончится осада. «Как только прибудет Суворов, крепость возьмут штурмом», – говорили солдаты, офицеры, генералы.

А теперь представим настроение в частях Объединенной группировки накануне нового 1995 года, когда им сообщили о смене командующего. Военнослужащим было абсолютно безразлично, кто ими руководит – Иванов или Петров.

Рано утром 2 декабря 1790 года, преодолев свыше 100 верст, к Измаилу подъехали два всадника, забрызганные грязью: Суворов и сопровождавший его казак, который в маленьком узелке вез все имущество 60-летнего генерал-аншефа. Раздалась приветственная пальба, общая радость распространилась в русском лагере – в маленьком, сморщенном старичке явилась сама победа!

Для сравнения: военачальника, еще возглавлявшего в середине декабря 1994 года Северо-Кавказский военный округ, на полдня вывозили к войскам из какой-либо загородной резиденции. Затем полдня уходило на дорогу к месту ужина и ночлега. Ни малейшего воодушевления на российских биваках при этом не наблюдалось.

Перед штурмом Суворов ходил по лагерю, говорил с солдатами и офицерами, вспоминал прежние виктории, перечислял трудности предстоящего приступа. «Видите эту крепость, – говорил он, указывая на Измаил, – стены ее высоки, рвы глубоки, а все-таки нам нужно взять ее. Матушка-царица приказала, и мы должны ее слушаться». Простые живые речи обожаемого полководца, вспоминали очевидцы, воспламеняли сердца людей, все жаждали показать себя достойными похвал. «С тобой все возьмем!» – восторженно отвечали воины.

В декабре 1994-го никто не заметил командующего СКВО, ходившего по стоянкам войск, беседующего с бойцами и командирами. И уж тем более никто не обещал ему: «С тобой все возьмем!».

И последнее. В ходе штурма Измаила колонна генерала Михаила Голенищева-Кутузова, атаковавшая бастион у Килийских ворот, дрогнула под шквальным неприятельским огнем, приостановила движение. Суворов, заметив это, послал сказать, что Кутузов уже назначен комендантом крепости и донесение о ее взятии послано в Петербург. Сегодня обычно не понимают сути этого эпизода. А между тем по законам чести дворянина Голенищеву-Кутузову оставалось только одно из двух – или захватить Килийские ворота, или погибнуть в бою.

Нынешний же российский военачальник наверняка в подобном случае начал бы угрожать подчиненному отстранением от занимаемой должности, военным судом, расстрелом, наконец.

Вот вроде бы всего лишь несколько сопоставлений – а какова разница в результате. С одной стороны – ослепительная победа, с другой – несмываемый позор.

Четвертый удар

За последние полвека новейшей истории ни к одному из сословий служивого люда отечественная власть не относилась порой столь беспощадно (и равнодушно), как к офицерскому составу Вооруженных Сил. Примерно раз в десять (иногда в двадцать) лет государство принимается «умножать на ноль» с таким трудом выращенные командные и инженерно-технические кадры армии и флота, людей, отвечающих за моральный настрой в воинских коллективах.

Подобных погромов (а их и трудно назвать по-другому) во второй половине XX столетия можно насчитать по меньшей мере четыре. Сперва грянули знаменитые хрущевские сокращения – на «миллион двести» и прочие. Да, после смерти Сталина его преемнику досталась в наследство пятимиллионная военная машина. Было совершенно очевидно, что она чрезмерно обременяет страну и вряд ли нужна в ракетно-ядерную эпоху. Однако оптимизация численности этой огромной рати проводилась самым варварским способом. Слов «адаптация» и «переучивание» тогда просто не знали. И никто не хотел этим заниматься.

История массовых увольнений профессиональных защитников Родины еще не написана и поныне ждет своего исследователя. Ведь в ту пору имели место десятки тысяч случаев проявления жестокости и вопиющей несправедливости. Достаточно сказать, что нередко офицеров просто выкидывали на улицу, отправляли в запас, не дав дослужить до честно заработанной пенсии буквально несколько дней.

Вдобавок все это сопровождалось откровенно издевательской пропагандистской кампанией, развязанной по указке сверху. Так, в советской прессе постоянно мелькали заметки, суть которых сводилась примерно к следующему: «…До недавнего времени подполковник Н. был командиром танкового батальона и занимался откровенной ерундой, даром проедая народные деньги. А теперь он при деле – работает скотником колхоза «Светлый путь». Именно в те времена появилась поговорка: «Лучше нету свинопаса подполковника запаса». В итоге был серьезно подорван престиж офицерской профессии.