– Устраняют недочеты, выявленные нами.
Кузнецов промолчал. Лишь недовольно кивнул головой и прошел к себе в кабинет.
А в дивизионе, тем временем, работа просто полыхала! В умывальнике дневальный оттирал плитку зубной щеткой между швов. На улице бедолага, усердно махал веником, пока Марат, покуривая на крылечке, выискивал все новые места, где, по его мнению, требовалась уборка. И, пока старый дежурный, суматошно искал лампочку с плафоном, дневальный, тем временем оттирал плинтуса.
А время шло. С момента, когда нас поймал майор Кузнецов, прошло уже три часа. Наряд все еще не сменился.
– Дежурный! – раздался голос майора Кузнецова из его кабинета.
Димка зашел в кабинет начальника штаба.
– Да, товарищ майор.
– Вы наряд уже приняли? – Кузнецов, явно был не в настроении.
– Никак нет, товарищ майор.
– Какого хуя так долго?! – повысил голос майор.
– Наводим порядок, товарищ майор. В коридоре, так же, отсутствует плафон, что не указанно в журнале приема-сдачи.
– Этого плафона уже, хрен знает, сколько лет нет.
– Да, но в журнале об этом не сказано. – настаивал Димка на своем.
– А старый дежурный, что говорит? – немного смягчился в голосе Кузнецов.
– Ищет, товарищ майор.
– Ну-ну. Ищут они. Ладно, ступай. Через час доложишь, что и как.
Димка вышел из кабинета начштаба.
– Ну, чего там, братан? – спросил я у Димки.
– Пока ничего. Поорал немного. Сказал доложиться через час, как идут дела.
А дела наши были, довольно таки, неплохими, в отличии от дневальных третьей батареи, которые проклинали, про себя, этот наряд, этот день, и нас, за то, что заставляли их работать так, как никто из дневальных, до этого, не работал.
Когда в умывальнике дневальный вымыл пол, раковины, почистил плитку, отполировал краны войлоком с пастой Гоя до блеска, и нашел недостающие вентили на краники (скорее всего, поднялся к танковому батальону, и незаметно, скрутил у них), Серега заставил его чистить зубной пастой туалеты. На улице, на закрепленной территории, вспотевший дневальный, под руководством Марата, убрал всякий мусор, какой только можно было убрать. Однако, Марат заставил его пройтись граблями по газону, чтобы ни один листик под травой не завалялся. В коридоре дневальный мыл пол в третий раз, после того, как оттер плинтуса и стены. На этот раз я заставил дневального мыть пол с мылом, чтобы «весной пахло», и взлетка была как зеркало. Дежурный третьей батареи, где-то стырил плафон с лампочкой. Больше придираться было не к чему. И Димка пошел на доклад к начштабу.
– Товарищ майор, плафон с лампочкой нашелся. В умывальнике, на улице и в коридоре полный порядок. Мы готовы принимать дежурство.
Кузнецов вышел из кабинета, чтобы посмотреть, как мы принимаем наряд у третьей батареи. Коридор просто блестел! Плинтуса никогда не были такими чистыми с тех пор, как их покрасили. На стенах, ни одного чиркаша от кирзачей. А пол… пол словно наполирован. Да по нему кататься на коньках можно было. По всему коридору, который, еще и проветрили, витал приятный аромат мыла. Везде, как и положено горел свет. Зайдя в умывальник, Кузнецов чуть не ахнул. Краны, со всеми вентилями, просто слепили своей чистотой. Пол, также, вымыт с мылом. Плитка на стенах сверкала, швы меж плиток были белыми! В туалете, каждый писсуар был отчищен от желтого налета. Не было, абсолютно, никакого неприятного запаха. Над каждым писсуаром стоял рулон туалетной бумаги. В помещении приятно пахло мятой. На улице майора ждал, не менее, приятный сюрприз – ни одного бычка, ни листика, ни фантика. Словно сам господь Бог ступил на, отведенный нашему дивизиону, клочок земли. Все это произвело на Кузнецова приятное впечатление. Никогда еще в нашем дивизионе, так не принимали дежурство.
– Ладно, сержант. – обратился Кузнецов к Димке. – Пиздуйте в парк, и, чтобы я вас больше не видел в казарме!
– Есть, товарищ майор! – радостно сказал Димка, и побежал к нам сообщить приятное известие.
Вот так, мы пробыли в наряде около пяти часов, при этом даже не заступив. Но за это время мы навели такой порядок, который дневальные не могли навести за сутки. А что же наряд третьей батареи? Дневальные просто взмокли, пока устраняли наши замечания. Дежурили ребята себе спокойно, а тут мы, словно ураган! Пять часов мурыжили ребят, те, в надежде сдать дежурство, все исполняли, но так наряд и не сдали, и продолжили нести службу в прежнем режиме, проклиная про себя нас четверых.
ДЕДУШКА С МЕДБАТА
В книге вечерней поверки нашего взвода появилась новая фамилия – Чебыкин Е. А. Обычное явление, когда во взвод переводят нового бойца. Однако, фамилия в вечерухе уже как неделю числиться, а солдата нет. Тогда я решил проявить интерес у командира взвода по поводу этого Чебыкина, и командир мне сказал, что боец этот находиться в больничке. Получалось, что солдата перевели к нам, когда тот лежал с каким-то заболеванием в санчасти.
Время шло. Уже месяц Чебыкин Е. А. не появлялся в нашем взводе. Мне уже казалось, что такого солдата просто не существует, или же его прячут у нас заинтересованные лица – дескать солдатик служит во взводе управления, но на самом деле обитает в каких-то других краях.
Однако, Чебыкин все же появился.
Придя с взводом с ужина, я увидел в нашем кубрике крепкого, высокого паренька.
– Кто такой? – подойдя к крепышу поинтересовался я.
– Меня с медбата перевели. – глядя на меня оценивающим взглядом с неохотой отвечал тот.
– Чебыкин, что ли?
– Да.
– Как звать-то? – я улыбнулся и протянул Чебыкину руку для рукопожатия.
– Женя. – улыбнулся с натяжкой Чебыкин и пожал мою руку в ответ.
– А я Миша Хохол. С остальными еще успеешь познакомиться – они тебе расскажут, что тут и как. Лады?
– Лады.
Я уже собирался уходить, но потом решил уточнить у Евгения одну мелочь, которая для меня была важна:
– Женя, а сколько служишь-то?
– Полтора года. – гордо ответил Чебыкин.
Больше ничего спрашивать я не стал. Я лишь распорядился, чтобы парни показали Евгению свободные койки и пошел к своей кровати, чтобы переодеться.
Вы, наверное, спросите почему для меня было важно узнать срок службы Чебыкина? Я вам отвечу. Дело в том, что в наших кругах, да вообще в армии в целом, не приветствуется тот факт, когда солдат сознательно уклоняется от воинской службы в медицинских учреждениях. У нас это попросту называли «загасился от службы». Ведь, получалось, что в то время пока бойцы добросовестно трудились на благо Родине, все кто загасились по медбатам, ютились в теплых медицинских кроватках и не претендовали на тяжелые работы. Согласитесь немного обидно, не правда ли? Хотя вы можете сказать следующее – вы же тоже не работаете как все! Здесь я могу пояснить так: мы не прятались за подолом медсестрички, когда на нас наваливались проблемы одна за другой. Именно это нас и отличает. Те, кто гасятся по медчастям, убегают от окружающих их неприятностей, то есть боятся реальности и находят убежище в стенах санчасти. И все бы ничего, кроме одного «но» – когда такие загасившиеся ребята выходят из санчасти, не в силах больше найти предлога, чтобы оставаться там, они приходят в то подразделение, в котором числятся и требуют, чтобы к ним относились по сроку службы. Так делают не все, но Чебыкин оказался, как раз таки, из таких персонажей, кто живет по понятиям «срок службы – мой авторитет». Выходит, что кто-то честно трудился полтора года, и отвоевывал свое место под солнцем, а кто-то все полтора года вставал поздно, ложился поздно, медсестричек щупал, довольствие денежное получал и паек насыщенней кушал, при этом даже не почувствовал вкус настоящей службы, и автомат держал в руках только на присяге и то макет, скорее всего. А потом приходит такой вот «дед» с медбата и требует, чтобы к нему относились не по совести, а по сроку службы. И именно такого загасившегося солдата я и разглядел в Чебыкине.
Скинув бушлат и надев тапочки, я направился в умывальник, где застал курящего около умывальника Карпина Сергея.
– Новенького видел? – закуривая сигарету, спросил я у Сергея.
– Нет. Я в кубрик еще не заходил. Что за новенький-то?
– Тот самый Чебыкин, что в вечерухе числится.
– Да ладно. – удивился Серега.
– Ну да. Говорит, что уже полтора года прослужил.