Коридоры судьбы

Коридоры судьбы
Михаил Ильич Дорошенко

«Автор постоянно заводит читателя в дебри Орнамента, оставляя его там одного на растерзание тамошних красавиц, ибо Красота является главным объектом исследования. Мы в Элизее, но не в том фрагонарово-бушеподобном, коим нас потчуют в альбомах, а в подлинном, если в отношении Небытия можно говорить о некоей подлинности. (…) Он видит не то, что есть вокруг, а нечто совершенно иное. (…) Созерцатель, одним словом!»Олег Серов

Коридоры судьбы

Михаил Ильич Дорошенко

Дизайнер обложки Яна Дорошенко

© Михаил Ильич Дорошенко, 2020

© Яна Дорошенко, дизайн обложки, 2020

ISBN 978-5-0051-1303-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Визуальная проза Владимира Д, от лица которого ведется повествование, может быть представлена и как цикл рассказов с общим названием «Коридоры судьбы», и как роман «Пентамерон» – по количеству глав, и как поэма «Пятигорск».

В настоящий цикл включены следующие тексты: «Геамант», «Коридоры судьбы», «Девушка с хрустальными глазами», «Янтарная комната», «Звонок из Лондона», впоследствии растворившийся в тексте «Созерцателя». «Мишура» отдельное произведение, написанное позднее.

Произведения Владимира Д требуют для своего прочтения Особого Читателя. Предлагаемый текст «визуальной прозы» – по определению моего гипотетического соавтора – предназначен для тех только редких читателей, которые привыкли к созерцанию окружающей действительности сквозь инокуляры Рембо-или-По.

Предисловие написано с тем, чтобы заранее отсеять ненужного Книге читателя.

«Мое искусство не принадлежит народу!»

Д менее всего интересует Местная Действительность. Нестерпимо скучно было бы изображать людей такими, какими они есть на самом деле – ныне! Кукольнику, однако, нужно где-то размещать своих марионеток. Можно было бы расквартировать их всех в Гишпании, но на всех персонажей ее не хватает. Вот откуда современные реалии во внеисторической прозе Владимира Д.

Преобладающим мотивом «Коридоров» является нелегальный переход границы. Дореволюционеры отправлялись в Париж за Ностальгией – горьким лекарством от Скуки. Для любителей старинных цепочек (Панцирного Плетения, скажем), – это единственный способ приобретения оных. Ибо местные мастера (Уайт-Черепановы) не справляются с задачей воссоздания такого изысканного предмета, как цепочка для часов дореволюционного образца. Народ отравлен лицезрением некрасоты – им же содеянной.

Китайское «Д» моего псевдонима постоянно совлекает меня с Проторенного Пути – вводит в Прелесть. Д изложил мне идею создания своего романа всего за две недели. Я едва успевал записывать уже готовые фрагменты его «Нечеловеческой комедии». Из россыпи словесного бисера возникли сюжеты восьми повестей. Пять из них стали основой для написания сего «Пособия по лунатизму».

Во избежание болезненных последствий заранее предупреждаю не обольщаться рекомендациями, изложенными в рассказе «Геамант». Советы чудотворцев не пригодны для применения их в Жизни. Они приводят к исполнению желаний только тех, на кого непосредственно пал выбор геоманта. Не путайте литературу с жизнью!

Необходимо также запомнить, что Ге-а-мант – это имя, а ге-о-мант – профессия. Нечто вроде астролога.

Геамант

Раскинув руки в стороны – «Оп-ля!» – блондинка с блестками во взоре шубу сбрасывала на пол, словно сирена или лебедь перья, на освещенной сцене появляясь девой. Вначале она выставляла левую ногу, которую звала Харибдой, а затем уже правую – Сциллу. Как в полонезе приседая, она в манере клоунессы представляла своего застенчивого протеже:

– Геамант – геомант – или – Гамлет! – голубовато-серые заморские слова.

Барбара или Барбарелла! Преподаватель Прелести-и-Пантомимы. На ней, как знамя, развевались зеленые из бархата бермуды, в оранжевых она была ботфортах и в черной треуголке с красной окантовкой. Эбеновая трость в руке. На шее – лента, а на пояснице – бант. Звенели шпоры, хрустел паркет, а по колену бряцал на золотой цепи свисающий с плеча брегет.

– Милочка, ты выглядишь, – сказала Барбара хозяйке, разглядывая в зеркале свой глаз, – как будто генерала проглотила. Так говорят сейчас, а через час уже другое. Черепаху, например.

Лепному ангелу на потолке она, входя в гостиную, представилась:

– Привет, амур! Я – амурея!

Хозяйского сербера с мордой Квазимоды и манерами Казановы приветствовала:

– Чесчь!

Она, не глядя, бросала треуголку в сторону, а трость, как шпагу маршал Валленштейн при сдаче Бреды, вручала хозяину – известному художнику Пустодиеву:

– Микаэль! От взгляда в бездны ваших панорам у меня серебро оседает в моче, а в почках… изумруды выпадают. Мое приданое. О, Боже! Очередной шедевр! Где мой лорнет? Сейчас посыпятся полтинники из мочевого пузыря. «Индустриальный фа-авн». Позвольте, так это же обыкновенное окно! Что за урод там на плакате? Прошу прощения, нет, не урод и не окно… тогда же что? Так это ваш авто-в-окне-портрет-фото!? Вы – гений, Мика! Бесподобно! Не можно глаз отвесть. Мой папа самых честных правил, тогда как я… наоборот!

Она изобразила лебедя… или ворону… отбила чечетку, сделала реверанс и вновь произнесла заморские слова:

– Хеаман… хема или… ха-ха, а где же Хамлет?

Он поскользнулся на паркете и упал, сверху на него свалилась вешалка. Вазу он успел схватить, пожертвовав очками.

– На эту вазу, Барбара, при всех необходимо сесть и… помочиться, – изрек невозмутимо Геамант. – На утро сбудется мечта!

Не теряя времени даром, Барбара поставила вазу посреди комнаты и под аплодисменты присутствующих исполнила обряд.

Приведя условия исполнения следуюшего ритуала, особенности коего из-за отсутствия приличных эпитетов привести невозможно, Геамант провозглашал:

– … и много лет достанется везения в любви.

– Сколько? – осведомлялась деловая Барбара.

– Нескончаемое количество нимфе Первого Шага…

– А-ха-ха, – завиляла Барбрара по своему обыкновению бархатным задком.

– … и по году нам, смертным, – обводил он с четверть круга рукой, так как уже научился не делать широких жестов.

По возвращении домой Барбара повалила Геаманта в подъезде на кафельный пол и претворила… «Наконец!» … действительность в мечту. «Или наоборот!»

* * *

Детство Геаманта прошло в Пятигорске, в этом южном Петербурге северного Кавказа.

Здесь кто-то невидимый днем и ночью играет на струнах Эоловой арфы, гора Змейка ползает по ночам, а соседняя – Верблюд – ходит даже днем, если следить за ней с электрички. Аллея Дворцов в Пятигорске вьется по склону Машука от церкви св. Лазаря – к – Провалу.

Геамант любил бродить по улице рококоидного городка в тумане. Он забирался на акацию, растущую неподалеку от Провала, и с вершины гигантессы любовался огнями вечернего Пятигорска, разговаривал с птицами и набирался мудрости у звезд, как и подобает начинающему астрологу.

Воздух на юге, как сухое вино. Однажды он заблудился на пути вниз. Колючки стали впиваться ему в спину, как кинжалы заговорщиков, и он, спасаясь от гибели, вернулся на вершину и провел между небом и землей всю ночь. Под утро, когда он начал спускаться с дерева, из сероводородного озерца вынырнула, а может быть, ему это приснилось, вооруженная арбалетом арбалина, как он назвал ее впоследствии. Геамант стал карабкаться вверх, испуганно оборачиваясь на прозрачноватую ундину. Стрела вошла в естественную щель и поразила Геаманта в Судьбой намеченную цель.

«Как если бы арбаэлина наступила на душу шпилькой каблука!»

Он проснулся с подарком неба на руке. Серебряный дракон с крылатой нимфой на спине обвивал его руку хвостом. Надпись на браслете сообщала имя: «Геамант». По-другому его уже никто не называл.