Уральские повести, рассказы и стихи. Сборник

После этого он вошел в дом, где тётка Луша по-хозяйски хлопотала у печи. Иван, советуясь с ней, обсудил, что нужно в первую очередь сделать во дворе. «Да, вот бы Воронок сгодился сейчас в хозяйстве», – с сожалением и тоской по любимому коню подумал Иван.

– Ничего, Ванечка, поле наше находится недалеко, а работы по обмолоту зерна и вывозу мы делаем сообща с соседом. У него два коня, да и бычки наши уже приучены ходить в упряже, – в рассуждениях говорила Лукерья Дмитриевна.

– Ну, да ладно, как-нибудь управимся, – ответил Иван.

С этими словами он ещё раз поблагодарил Лукерью Дмитриевну за обед и, не торопясь, вышел во двор.

«Осмотреть надо все хозяйство и прикинуть, с чего начать мужскую работу», – вновь подумал он и зашагал в дальний угол двора, откуда начинались дворовые постройки. А это были и баня, и амбар, и стайка для скота и домашней птицы.

– Лукерья Степановна, а где у вас плотницкий инструмент? – с хозяйской ноткой в голосе спросил он тётку Лушу после осмотра.

– Да вот здесь, в чуланке, Ванюша, – ответила та и показала на дверь в сенках.

– Хорошо, хорошо, сейчас определимся, – в свою очередь заметил Иван, направляясь к указанной двери.

И уже через несколько минут было слышно, как Иван стучал молотком в придворных постройках, да изредка слышался монотонный визг ручной пилы.

Так начиналась жизнь Ивана, Устиньи и их мальца Яши на новом месте.

Вскоре, а точнее через месяц Устинья родила второго сынишку и назвали его Николаем. В дальнейшем Иван, как старший из мужского рода, взял на себя обязанности хозяина всего большого семейства, а Устинья исполняла обязанности семейного повара, приучая к этой науке своих старшеньких племян¬ниц. Лукерья Степановна руководила всем этим хозяйством как заправский шеф-повар. Хлеба на всю семью приходилось выпекать ежедневно не менее десятка калачей, для чего рано утром Устинья была уже на ногах. И как всегда и в любой деревне трудовая крестьянская деятельность не только взрослых, но и всех, кто хоть что-то умел делать, начиналась с первых петухов.

Так прошло несколько лет. За это время от матери с отцом пришла одна весточка, в которой они извещали, что определились на север Тюменской области, куда их доставили поначалу по реке Тобол, а далее по Иртышу и Оби недалеко от населенного пункта Салехард. Поплакав вместе с Лукерьей Степановной, прочитав это известие, Устинья с глубокой болью за сложившуюся судьбу родителей, да и свою собственную, вроде бы как-то успокоилась; но нередко по ночам просыпалась и подолгу не могла заснуть от предчувствия какой-то беды. А беда действительно пришла совсем неожиданно. Не выдержало от невыносимой обиды и тоски по любимой дочери сердце отца, и в свои пятьдесят лет ушел в мир иной. А следом через две недели после его смерти скончалась и мать, о чем написали земляки, такие же переселенцы, которым адрес Устиньи очевидно передала мать. В своем письме они сообщили, что детей (младших сестер и братьев Устиньи) растолкали по разным детским приютам, а куда конкретно – им неизвестно. И еще долго они не могли найти друг друга. И только к концу 50-х годов, когда Устинья уже потеряла всякую надежду найти затерявшихся сестер и братьев, пришли сообщения о местах их проживания. Очевидно, это стало возможным после смерти «отца народов» И.В. Сталина, когда этому вопросу придали значение. Киприян и Дмитрий отвоевали на войне и, хоть инвалидами, но все же живыми, вернулись с фронта. И у них у самих было уже по дюжине ребятишек.

Глава 3

Пролетарская стезя

Получив известие о смерти отца и матери, Устинья как-то сникла не только в своем физическом состоянии, но и в духовном тоже. Стала более молчаливой и набожной. Утром подолгу простаивала возле иконы, прося Бога о лучшей доле для детей (а их уже было к тому времени трое) и неизвестно где находящихся братьев и сестер. Иван её ни в чем не упрекал, но в то же время и сам стал задумываться о смене крестьянского труда, тем более, что семейство в доме увеличивалось, да и парни Степан и Антон довольно возмужали и могли взять на себя настоящую мужскую работу, которой обучил их Иван.

Во дворе под навесом стоял самодельный станок, предназначенный для заточки ножей. Это было простое, но очень умно придуманное еще старым дедом Дмитрием приспособление, предназначенное для заточки всех режущих и колющих, так необходимых в хозяйстве, предметов (хоть ножей, хоть топоров). Усаживаясь за станок, нужно было одной или двумя ногами, кто как приловчится, нажимать на педаль (совсем как у ножной швейной машинки) и раскрутить через ременный привод колесо, на валу которого крепилось точило. Иван, сначала научившись этому ремеслу сам, научил этому Степана и Антона. Многие жители деревни частенько просили их наточить ножи и топоры, в чём они никогда не отказывали. Научил Иван ребят ещё некоторым деревенским ремеслам, так необходимым, в крестьянском труде, а именно, отбивать косы в сенокосную пору и точить пилу, называемую у лесорубов «кормилицей» в период заготовки дров. Умели парни и распилить бревно на доски, и прострогать их, и соорудить хоть табуреты, хоть скамейку.

Поразмыслив сначала сам а, затем, уже обсудив этот вопрос с Устиньей и тёткой Лушей, Иван принял окончательное решение отправиться на шахтёрское поселение, тем более, что приезжали так называемые покупатели рабочей силы и агитировали крестьянских парней стать пролетариями по добыче угля, при этом обещали предоставить жилье в строящихся для шахтеров бараках.

На следующее утро Иван, прихватив небольшую котомку с харчем, отправился в шахтёрский город, который стал так называться в скором будущем. Расположился этот шахтёрский город в 15 верстах. Через три часа пути он был уже у первого терриконика, по которому к вершине горы ползла вагонетка с породой. Иван остановился и с любопытством наблюдал, как вагонетка доползла до вершины горы, остановилась и через мгновение опрокинулась набок. Из вагонетки с грохотом посыпалась порода, устремляясь по всей поверхности к низу. Подобное чудо Иван увидел впервые и удивленно, с каким-то внутренним удовлетворением от работы автоматики, улыбнулся и мотнул головой. «Вот это да! Без человека, и все сама делает», – мелькнуло в его мыслях. Подивившись на все увиденное, он смелым шагом направился к одноэтажному зданию, находящемуся недалеко от терриконика. «Очевидно, это и есть контора», – подумал он.

Войдя в здание, он увидел сидящего в коридоре пожилого мужчину, можно смело сказать – старичка и приветливо спросил:

– Скажите, пожалуйста, а где здесь на работу принимают?

– Откель будешь, молодой человек, приезжий. Аль как? – с любопытством, вопросом на вопрос ответил старичок.

– Да из местных я, из ближайшей деревни, – молвил в ответ Иван и также вопросительно уставился на вахтера.

– Тогда прямо по коридору, последняя дверь справа, отдел кадров располагается там.

– Спасибо, – сказал Иван, направляясь в указанном направлении.

Подойдя к двери, он робко постучал и, услышав басовитый голос: «Войдите», – открыл дверь и также робко произнёс: «Разрешите?»

– Проходите, слушаю вас, – продолжил всё тот же голос.

– Хотел бы поработать на вашей шахте, – уже более твёрдым и уверенным голосом произнёс Иван.

– Это хорошо, – оглядев тридцатилетнего парня с ног до головы, сказал начальник отдела кадров, а это был действительно, он.

– И что мы умеем делать? И чем занимались до этого времени? – спросил Иван Кузьмич, – так звали начальника отдела кадров. – И коротко назовитесь: кто вы, откуда, семейное положение.

Иван, представившись, рассказал, откуда он, состав семьи и чем занимался до этого дня.

– Значит, тёзка, – заметил кадровик. – Это уже хорошо – на Иванах вся Земля держится, – с гордостью подчеркнул он. – Что профессии шахтёрской не имеешь – это не беда, при желании освоишь простую, но трудную в физическом смысле этого слова, – продолжил Иван Кузьмич.

– Постараюсь оправдать Ваше доверие, – с едва скрываемой радостью ответил Иван.

– Ну, вот и ладненько, а сейчас посмотрим, что у нас есть для тебя, – перейдя на «ты», сказал кадровик.

Листая журнал, он рассуждал вслух: «Коногоном нежелательно, да возраст уже не тот, а вот в забой пожалуй подойдёшь, да и физически, как посмотрю не из слабых. Ну что, согласен в забой? – как бы подводя итог в выборе шахтёрской профессии, сказал Иван Кузьмич.

– Согласен, – также утвердительно в голосе сказал Иван.

– Ну, сначала под присмотром бывалого забойщика, а дальше всё зависит от тебя. Но сразу хочу предупредить – работа шахтёра нелегкая, несравнима с работой сельского мужика, хотя и там приходится вкалывать. По себе знаю, я ведь тоже деревенский. И кстати, жильём иногородних обеспечиваем, правда, не отдельными хоромами, но семейное общежитие барачного типа предоставим. А сейчас пиши заявление, – заключил напутственную речь Иван Кузьмич, подавая Ивану лист бумаги и ручку.

Иван старательно, как первоклассник, написал заявление, естественно, под диктовку кадровика и, прочитав его, сам передал в руки Ивану Кузьмичу. Тот быстро прочитал его, при этом изредка поглядывая на Ивана, отложил его в папку и, как бы считая, что двустороннее соглашение достигнуто, протянул Ивану руку и на прощание сказал: «Я дам команду на выделение общежития, уточнишь, где и как, у коменданта. Два дня тебе на сборы и переезд, а инструктаж и прочие особенности в работе тебе разъяснят начальник участка и главный инженер. Вот такие пироги получаются».

Иван, поблагодарив начальника отдела кадров, в приподнятом настроении вышел из кабинета.

– Спасибо, дедуля, – сказал он вахтеру, проходя мимо него.

– Ну, я вижу, произвели тебя в шахтёры, – с чувством одобрения сказал тот уходящему Ивану.

– Вроде бы, да, – уже открывая дверь на выход, ответил Иван и махнул деду рукой.

«Вот я и шахтер», – не то с чувством гордости, не то с непонятным пока чувством предстоящего, подумал Иван и зашагал по уже известной ему дороге в деревню, где его с нетерпением ждала Устинья.

Пройдя несколько верст, он остановился возле небольшой берёзовой рощи, отступил в нескольких метрах от дороги, присел на поляну, чтобы перекусить прихваченный в дорогу харч. Перекусил два яйца, пару картошек в прикус малосольными огурцами и калачом и, развалившись на траве, сладко потянулся. В траве, как бы здороваясь с незнакомым гостем, стрекотали кузнечики, а в роще распевали свою переливную трель пичужки. Стояла прекрасная летняя пора.

На небе, будто ватные, зависли кучевые облака. «Вот устроюсь на работу и в выходные дни обязательно помогу Лукерье

Степановне с уборкой урожая и заготовкой сена», – мысленно подумал Иван и тут же быстро поднялся с травы, забросил котомку на плечо и бодро зашагал к дому.

К вечеру он был уже дома. Входя на порог, он с каким-то непонятным пока ещё ему самому чувством произнес: «Ну, вот мы и пролетарии!»

– Приняли, Ванюша? – спросила поднявшаяся со скамейки Устинья.

– Представь себе, да, – утвердительно сказал Иван, – два дня на переезд.

Лукерья Степановна с тоской на сердце и в то же время с одобрением и радостью в голосе за своих родных и близких произнесла: «Ну, вот и хорошо! А жилье-то дают?»

– Дают, дают, тетя Луша, а иначе как, ведь работа тяжелая и ответственная, – как бы успокаивая её, ответил Иван.