– Справедливо, Ваша честь, – сказал Кнедлик и приступил к рассказу о последней жертве: – Её звали Катарина. Присутствующим она более известна как Бронислава Цибулка, но я буду называть её так, как она представилась мне в день нашего знакомства – Катарина. Для вас – она проститутка, падшая женщина. Для меня – возлюбленная.
Мы познакомились на Святого Вацлава, возле костёла Штепана. Это ближайший от моего дома храм. В тот день на меня навалилась депрессия. Угрызения совести мучили меня. И я чуть было не совершил глупейший поступок, решив отправиться на исповедь. Большинство людей считает, что самое сильное желание убийцы – скрыть свои преступления. Но это не так. Самое сильное желание убийцы – хоть кому-нибудь рассказать о своих деяниях, облегчить душу, так сказать. Так я стоял возле входа в храм. Долго стоял, не решаясь войти. Всё думал. И вот ведь до чего додумался: а с какого это чёрта я должен исповедоваться перед человеком, который поклоняется Церкви – той самой Церкви, на совести которой столько крови, что ей вовек не отмыться?
Тогда у меня родилась смешная мысль: если уж кому исповедоваться, так лучше самой распоследней шалаве, чем церковнику. Ох, – задумчиво сказал Кнедлик, – я убеждён, что все проститутки мира слышали куда больше откровений, чем все священники мира.
В зале раздались смешки. Кнедлик продолжил:
– И в момент этой мысли ко мне подошла девушка. Совершенно бесцеремонно она осмотрела меня оценивающим взглядом и после сказала: «Господин не желает ли развлечься?»
Я же, будучи воспитан человеком весьма практическим, спросил: «А какие нынче расценки?»
«Орально – тысяча крон, – как на базаре выдала она, – классика – две пятьсот».
«Мне бы просто поговорить…» – сам от себя не ожидая, как закомплексованный мальчишка проговорил я.
«Просто поговорить – это как классика», – заявила она.
«Ничего себе у вас расценочки! – возмутился я. – За простой разговор, как за классику?!»
На что девушка с усмешкой ответила: «Ну это для вас – это простой разговор. Для меня же это означает, что вы будете трахать мои мозги! А я трахаюсь за две пятьсот!»
В зале раздался откровенный смех.
– Но я был бы не я, – продолжил Кнедлик, – если бы всё же не сторговался до двух тысяч.
Некоторые мужики в зале откровенно ржали, а один не выдержал и выкрикнул:
– Я знал эту Катарину! Она мне за полторы давала!
Судья уже неустанно молотил своим молотком, впрочем, сам еле сдерживаясь от смеха.
Кнедлик выждал, пока все успокоятся, и продолжил:
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: