Бетховен так доверял Сальери, что учился у него целых восемь (!) лет. Сонаты, посвященные Сальери, демонстрируют,
что Сальери был замечательнейший педагог,
а Бетховен – столь же блестящий ученик.
Эти сонаты – очень хорошая музыка, но и сонаты Клементи тоже чудо как хороши!
Ну что ж, порассуждав подобным образом…
вернемся на конференцию и…
…теперь нам довольно просто ответить на вопрос, почему четвертый и пятый дни конференции оказались результативными.
Во-первых, потому что Побочная партия (наш третий день) оказалась, как и положено, доминирующей.
Во-вторых, потому что наш разговор касался, казалось бы, неразрешимой проблемы (глухота – не плюс для возможности сочинять музыку), но которая разрешается самым невероятным образом: если человек талантлив (а руководители крупнейших предприятий разных стран не могут не быть талантливыми), то проблемы и сложности – это не более и не менее, как мощнейший катализатор деятельности таланта.
Я называю этот эффект – эффектом Бетховена.
Применяя этот эффект к участникам нашей конференции, можно сказать, что проблемы плохой конъюнктуры могут только раззадорить талант.
И в-третьих, мы слушали музыку.
И не просто слушали, но были настроены на самое заинтересованное слушание, самое глубокое восприятие.
Интерес участников конференции был вовсе не развлекательного характера (как, скажем, просто что-то узнать о милой, приятной музыке, отвлечься, развлечься).
Это не было целью.
Цель же заключалась в том, чтобы проникнуть в самоё сущность музыки, в музыкальные аорты и капилляры.
Ведь суть подлинной музыки в отличие от бытовой – ее кроветворность, ее желание общаться на высочайшем универсальном уровне с теми, кто духовно способен подняться на этот уровень.
А посему четвертый день конференции – день преодоления слабой конъюнктуры.
Как Бетховен, преодолевший глухоту.
Теперь ясно, что это такое:
ДОМИНИРУЮЩАЯ ПОБОЧНАЯ ПАРТИЯ,
или, как говорят музыканты,
ПОБОЧНАЯ ПАРТИЯ В ДОМИНАНТЕ?
Глава 3 А как же крестьяне?
Перечитал написаное и даже вздрогнул:
Бетховен, шефы мировых фирм, кроветворность – какие вселенские дали!
Мы, кажется, взлетели туда, откуда Земля не больше, чем шарик для игры в пинг-понг, и мне явно пора поменять стиль.
И даже получен сигнал – шепнуло что-то снизу, и почуялся запах свежевспаханой земли:
«А как же крестьяне? У которых – ни фирм, ни смокингов, ни замков?»
О нынешних русских крестьянах не берусь говорить, не задумываясь, – давно с ними не общался, а вот
о крестьянах, живших в Германии XVII–XVIII веков, попробую.
Мы, которые не крестьяне, любим порассуждать о Бахе – о его величии, о его сверхгениальности, о его глубине, о его философичности. И все правда:
и глубина, и философичность, сколько ни рассуждай – никогда не нарассуждаешься вдосталь.
Он, Бах, всегда будет глубже всех рассуждений.
Вот только вопрос один, непрошеный, мешает осознать всю баховскую глубину:
он, Иоганн Себастьян, для кого писал свою музыку?
Для философов?
Для астрофизиков?
Для теологов?
Для искусствоведов?
Увы!!! Нет, нет и нет!!!
Бах писал эту Надмирно-Вселенскую музыку
для своих прихожан.
Для жителей маленьких затхлых провинций.
То есть для тех же бюргеров, над которыми издевались все кому не лень.
Начиная от вымышленного (Иоганном Вольфгангом Гете) Мефистофеля и кончая вполне реальным Робертом Шуманом и столь же реальным Эрнстом Теодором Амадеем Гофманом.
И филистерами этих несчастных бюргеров дразнили, и даже золотыми горшочками с постоянно готовой пищей (как вершиной их жизненных устремлений) одаривали, и котами Муррами обзывали, и мещанами, и обывателями.
Так неужели же для них Иоганн Себастьян Бах писал свою музыку? Глубочайшую, философскую?
Да, конечно же, для них, родимых!
Для них,