Тайны гениев

Уже отравленный, Моцарт причисляет Сальери к самому священному кругу «жрецов, пренебрегающих презренной пользой» (курсив всюдумой. – М.К.).

И говорит он это после того, как Сальери в своем обвинительном монологе оправдывает убийство, которое ему предстоит совершить, именно отсутствием «пользы» от того, что Моцарт существует.

«Что пользы, если Моцарт будет жив
И новой высоты еще достигнет?
Подымет ли он тем искусство? Нет;
Оно падет опять, как он исчезнет:
Наследника нам не оставит он».

И вновь:

«Что пользы в нем?»

И поскольку Сальери не пренебрег «презренной пользой»,

наоборот, оправдывал убийство «бесполезностью» Моцарта и «полезностью» своего преступления,

он осужден отныне никогда не причислять себя к немногочисленным «избранным, счастливцам праздным».

И еще одна удивительная пушкинская деталь:

Сальери осуждающе называет Моцарта «гулякой праздным».

Моцарт же радостно причисляет Сальери к своему уровню «счастливцев праздных».

Какая риторика! Но и какой приговор!

А приговор этот произносит простодушный Моцарт.

И тот факт, что Моцарт даже и не подозревает, что это – приговор (ибо он действительно уверен, что Сальери, как и сам Моцарт, относится к «избранным счастливцам»), делает этот приговор куда страшнее, чем если бы Моцарт знал правду.

Итак, пушкинский Сальери теперь не просто убийца, он – плебей, он – ничтожество.

И как человек, и как творец.

Имя Сальери навсегда входит в историю человечества.

«Свершилось» то, о чем он мечтал всю свою жизнь.

Бессмертие! Но какой ценой!

Но все же, сколько бы я ни перечитывал «маленькую трагедию», для меня это непостижимо:

осознать, что пушкинский Сальери – убийца.

Ибо многое в образе пушкинского Сальери свидетельствует о том, что Антонио Сальери – не злодей, а прежде всего выдающийся мастер. Художник, знающий цену мастерству, творчеству, самопожертвованию.

И кто как не он в этом мире до конца, по-настоящему понимает, кто такой Моцарт.

И убил Сальери не кого-нибудь, а именно МОЦАРТА!!!

Ибо все в пушкинской трагедии – правда:

и зависть Сальери по отношению к Моцарту,

и сальериевское несогласие с моцартовским шутовством как формой поведения гения,

и уверенность Сальери в его праве учить Моцарта нормам поведения.

И сальериевская уверенность в том, что он, Сальери, – истина в последней инстанции

(в том числе и в области всего, что касается понимания подлинного величия музыки Моцарта).

И сальериевская вера в то, что, убив Моцарта, он спасает всех остальных.

Но все это не вело ни к какому убийству.

Слишком хорошо знает Сальери, что такое музыка Моцарта.

И этот парадокс делает «маленькую трагедию» Пушкина одной из самых трагедийных трагедий в истории мировой литературы.

И здесь я обязан предложить или, лучше сказать, закрепить один из вариантов моей попытки ответа на мой же собственный вопрос:

КАК ТАКОЕ МОГЛО ПРОИЗОЙТИ?

(Особенно если учесть то, что мы знаем сегодня: реальный Сальери никогда не убивал Моцарта. Но ведь в этом случае вся пьеса Пушкина выглядит сегодня как клевета!?)

Пушкинский Сальери никогда не отравил бы Моцарта,

и никакая зависть не сыграла бы никакой мало-мальской роли.

«Маленькая трагедия» – прежде всего ТРАГЕДИЯ САЛЬЕРИ, ибо, как и в шекспировских трагедиях,

Лаэрт не должен был убить Гамлета,

Ромео должен был подождать всего несколько минут, чтобы обнять живую Джульетту.

А правда о платке должна была раскрыться не через пять минут после того, как Отелло задушил Дездемону, а всего на пять с половиной минут раньше.

Моцарт высказал важнейшую, для того чтобы не быть убитым Антонио Сальери, мысль уже тогда, когда яд был в его теле.

Правда пришла слишком поздно.

Но чтобы не получилось, что это – моя единственная, а точнее, окончательная версия, могу добавить, что я до сих пор не могу отдать предпочтение какой-нибудь из них.

Я просто предлагаю их на ваше рассмотрение.

Читайте и перечитывайте трагедию,