– Не знаю.
– Хоть белый свет увидишь.
– Смотря куда попаду.
Друзья шли по деревенской улице. Вернее, по ее центральной части, которая была очищена от снега. Слева и справа занесенные палисадники, только вершинки забора торчат из-под снега. Крыши домов тоже завалило толстым искрящимся слоем. При ярком свете солнца его белизна резала глаза. Во всех домах топились печи, пахло дымом, запах был томительно родным и необыкновенно вкусным. Дошли до Сашиного дома.
– Ну что, будем расставаться?
– Увидишь наших, передавай привет.
– Увижу, передам.
– Может, придешь проводить?
– Не могу, Саня, завтра уезжаю на делянку. Так что пока, друг, может, когда и увидимся…
– У меня к тебе просьба, Вовка. Если нужно будет помочь моим при переезде, не откажи.
– Мог бы и не говорить. Куда же я денусь?
Пожав друг другу руки, приятели расстались.
Кончился отпуск. В последний день мать расстаралась – состряпала шаньги, пирожки, расстегаи и прочие вкусные сибирские лакомства. К обеду накрыли стол, пригласили соседей. Было много разговоров, напутствий, пожеланий. Только к вечеру они остались одни. Сестры, убрав со стола, убежали в клуб, туда привезли новую кинокартину. Мать смотрела на Сашу полными слез глазами.
– Ну чего ты, мама? – спрашивал Саша. – Отслужу в армии, приеду к тебе, и уже больше никогда не расстанемся.
– Спасибо тебе за эти слова. Вот, возьми от меня подарок. Он не совсем обычный, береги его, не потеряй.
– Ну что ты, мама.
Она подошла к шкатулке, открыла ее и достала железный крестик на цепочке.
– Жаль, что тебя не крестили, пусть он спасает и хранит тебя.
– Мама, как же мне его носить? Особенно в армии.
– Пусть он всегда будет с тобой, я умоляю тебя, Сашенька.
– Хорошо.
Она подошла, аккуратно застегнула крошечный карабинчик на шее сына, расправила цепочку, опустив крестик под майку.
– Ну вот, ничего и не видно.
Саша молчал. За окном быстро сгустились сумерки, и только белый снег отражал свет луны, холодной, как все вокруг. Молодой человек отошел от окна, сел за деревянный стол, накрытый белой скатертью с вышивкой. Сколько помнил себя, по всем праздничным и торжественным дням накрывалась на стол эта скатерть.
Он смотрел на любимое, в морщинках лицо, аккуратно обрамленное седыми волосами, и с чуть прищуренными, все понимающими глазами.
Цвет материнских глаз совпадал с цветом ее темно-синего платья в белый горошек. Это было самое любимое мамино платье. Оно ловко сидело на ней, совсем не по-деревенски.
– Береги себя, сынок.
– Хорошо, мама, постараюсь. Только и ты себя береги. Желудок у тебя болит, надо врачу показаться…
– Иногда так внутри горит, будто там костер развели. У врача нашего я была, но надо ехать в районную больницу или в областную. Может, там что-нибудь скажут?
– Мама, дай мне слово, что съездишь.
– Обязательно, сынок. Даю тебе слово.
Они еще долго смотрели друг на друга, ведя разговор об обычных делах. Затем мать постелила постель и, как в детстве, погладила и поцеловала голову сына, пожелав ему доброй ночи.
Глава четвертая
На призывной пункт Саша пришел рано. Около дверей никого не было. Он уже было подумал, что перепутал адрес. Подошел ближе к вывеске, прочитал. Нет, не ошибся. В это время подошел еще один паренек.
– Тут забирают в армию?
– Вроде тут.
– Тебя как звать?
– Саша.
– Меня Рома. Ты тоже в двадцатой команде?
– Не знаю.
– А что на повестке написано?
– Повестку забрали в военкомате.
– Ну, а я в двадцатой. Значит, поеду в Афган. Я это потому знаю, что мой двоюродный брат служил в Джелалабаде, в пехоте. Он мне много чего порассказал…
– Но в Афган же берут добровольцев!
– Что, отказаться хочешь? Не получится, братан.
– Почему?
– По кочану. Выполнять интернациональный долг – обязанность каждого советского человека.
Саша с невольным уважением посмотрел на парня, который легко выговаривал трудные слова и выпаливал длинные предложения. Видимо, произносил он их не в первый раз, но вряд ли понимал их точный смысл. Отвернувшись, Саша тихо сказал, словно бы невзначай:
– Я никому ничего не должен.
– Что ты сказал? – переспросил Роман.