Илимская Атлантида. Собрание сочинений

Несколько лет назад Саша с другом Гошкой решили пройти путь от истока до устья. Только молодость способна на такие подвиги. Несмотря на уговоры родителей, ребята стояли на своем. Подключили Филиппа Ивановича, старого охотника, человека, который не раз хаживал по диким лесным местам и хорошо знал тайгу. Посадив их перед собой, старик пристально вглядывался в ребячьи лица, а потом сказал:

– Отговаривать я вас не буду. Хочется, идите, только помните: если вы представляете тайгу как место ловли хариуса или ленка на таежной речке, вечерний костерок среди таежного леса, то это не так. Тайга не только делает добро, но может и погубить человека, если он слаб. Рассчитывать вы будете только на свои силы, защитить вас будет некому. Знаете поговорку: «прежде, чем войти в лес, подумай, как из него выйти». По мне, так лучше вам отказаться от этой затеи.

Но даже дедушкины слова не переубедили их. Ребята упрямо молчали. В конце концов родители разрешили поход. Мальчишки достали карту, наметили маршрут, собрали провиант, проверили ружье и – в дорогу.

В тот раз они дошли как раз до этой сопки. Вот на сосне заплывшие смолой засечки от Гошкиного маленького топорика. Сил идти дальше уже не было.

Причин вернуться было много. Первое препятствие – дым. Каждый год в конце мая начинаются лесные пожары и, встречая на своем пути торфяник, переходят в подземные. В сухую безветренную погоду едкий дым затягивает всё плотной пеленой.

Друзья планировали за двое суток выйти в верховье реки, а затем спуститься на резиновой лодке. Первое время, несмотря на едкий дым, шли легко, гнус еще не вылетел, вокруг разливалась благодать. Однако усталость накапливалась, груз за спиной становился непомерно тяжелым, лямки рюкзаков сильнее давили на плечи, вынуждая чаще останавливаться для передышки. В полдень солнце, долгожданное и ласковое утром, стало нестерпимо палить. Пот заливал глаза, а поклажа за плечами с каждым пройденным шагом придавливала к земле.

Вечером тайга предстала перед путешественниками темной, неуютной и пугающе таинственной. Еле заметная тропа петляла среди старых разлапистых елей. Вокруг распластались мощные, разноцветные мхи. Неизвестный, первозданный мир оказался перед их глазами. Тишина в ушах пульсировала с частотою биения сердца. Лесная красота, так манившая юных первооткрывателей, вдруг сделалась тревожной, недружелюбной. Вода закончилась, во флягах не осталось ни капли. Пересохшее горло першило, ноги стали ватными. Путешественники находились на вершине, и до спасительной влаги, которая, возможно, находилась внизу – далеко. Есть всухомятку не хотелось, в рот ничего не лезло. Тропа петляла, то тянулась вниз, то шла с небольшим подъемом, ноги застревали в толстом мху. Через упавшие деревья перелезали с трудом. Особенно непростым оказался участок сильного таежного завала. Путь преграждали нагромождения упавших деревьев с вывернутыми корнями. В полутьме это напоминало гигантский клубок схватившихся в смертельном бою сказочных змей и пауков.

Мальчики, выбившись из сил, остановились передохнуть. Развели костер. Как ни боялись путники темноты, все-таки заснули, сидя. Утро немного освежило, но ненадолго.

Вскоре лес прогрелся, и сушь навалилась на них с новой силой. Без воды было трудно, сбивалось дыхание, сердце громко стучало, словно пытаясь вырваться из груди. Их силы окончательно иссякли.

Оставив рюкзаки в лесу, друзья побрели по тропе, надеясь в низине найти воду. Им повезло, встретился родник. Он бил из-под каменной плиты прямо у тропы. Вода была прозрачная, студеная, пили с наслаждением до ломоты в зубах. В середине дня вернулись за оставленными вещами, измотавшись вконец, с гудящими от натуги ногами. Вышли к истоку реки. В этот день прошли по бездорожью огромное расстояние.

Начало реки выглядело не очень впечатляюще. Простой ручеек, по которому еле заметно струилась вода. Из него даже воды трудно было набрать. Рядом с ручьем стояло старое зимовье. Наскоро перекусив, героические путешественники уснули так быстро, как это бывает только в детстве. Утром огляделись. Реку, которая около их деревни была шириной двести метров, здесь и рекой-то неловко было назвать. Сняли обувь, смочили водой лицо, ноги. Снег на сопках растаял давно, половодье спало, потому вода была чистая и прозрачная, приятная на вкус. Вокруг зубцами громоздились сопки, они двумя грядами расходились влево и вправо, оставляя небольшую ложбинку для ручейка. А небо, как будто тоже уставшее, отдыхало, распластавшись на макушках старых высоченных лиственниц.

Ребята тоже решили отдохнуть. Целый день посвятили отдыху. Прошли вниз по ручью километра три. Он понемногу становился шире, но плыть на резиновой лодке еще было нельзя.

О рыбалке не было и речи. Вечер провели у костра. Огненные языки скачут, принимают различные очертания, успокаивают, навевают воспоминания. У костра хорошо мечтается, возле него чувствуешь себя уютно в любую погоду, и усталость проходит, и надежда укрепляется.

В разговорах время текло незаметно, и вот уже угрюмая ночь приникла к земле, чтобы впитать в себя ее великую силу. Чернее таежной ночи ничего не бывает. На расстоянии вытянутой руки самой руки уже не видно – вот что такое эта чернота. Не помогает даже свет костра, он еще больше усугубляет ощущение бездонной кромешной тьмы. Языки пламени пытаются высветить очертания близких деревьев, но это им не под силу. Виден только костер и пламя, сразу за ними – непроницаемая для света стена леса. Темно и сиротливо.

В черноте стонал и ухал филин, мяукал, как кошка, хохотал, как человек. Размеренно и четко куковала кукушка, обещая своим слушателям долгую и счастливую жизнь.

Новый день поразил путешественников глубокой синевой безветренного неба. Незыблемый покой окружал приятелей. Потом на небе появились легкие облака. На листьях и траве драгоценно поблескивали капельки росы. Солнце по-матерински ласково отогревало остывшую за ночь землю.

Позавтракав хлебом и студеной водой, Саша и Гошка призадумались. Надежды на хорошую рыбалку исчезли в связи с отсутствием воды. Берданку, что взяли с собой, еще ни разу не использовали. Рябчики, что сновали по кустам, были птицей мелкой, а хотелось подстрелить глухаря. Но его редко можно встретить.

– Гоша, – позвал Саша.

– Чего?

– Возвращаться надо, не получится наше путешествие по реке.

– И я хотел сказать. Вода ушла, видно, снега было мало, и дожди пойдут не скоро.

– Давай что-нибудь оставим до следующего года. Спрячем в тайнике, а потом найдем.

– Сашка, давай поклянемся около этой сосны, что мы обязательно сюда вернемся.

В тайник класть было особо нечего. Резиновая камера от большого тракторного колеса и несколько железных скоб, что выпросили у кузнеца дяди Васи.

Собрав рюкзаки, двинулись в обратную дорогу. Солнце и легкий утренний ветерок быстро разогнали дремотную лесную тишь. Озябшая тайга отогрелась, ожила и наполнилась птичьим гомоном. Первый же час ходьбы принес неожиданную встречу. На пологом каменистом откосе клевал мелкую гальку глухарь. Он шумно взлетел совсем близко и, рассекая сильными крыльями упругий утренний воздух, ломанулся в тайгу.

Домой путешественники притопали через два дня. Сашина мать была очень рада, что с сыном ничего не случилось, что друзьям хватило ума с полдороги вернуться назад. Гошка всю неделю ходил хмурый, видно, попало от вернувшегося с лесоповала отца. В следующем году путешествию помешал большой паводок, связанный с ливневыми дождями. Всё было залито водой. В этих местах такое случалось очень редко. А еще через год Саша уехал учиться в большой город.

И вот сейчас, в своем удивительном сне, он вернулся к месту, откуда брала начало река его детства.

Вот и тайник. Большая камера каким-то чудесным образом набрала воздух, стала большой и упругой. Он положил на нее куст ивняка и, оттолкнувшись от берега, поплыл.

Течение подхватило и понесло. Река причудливо петляла, и он петлял вместе с ней. Радостно, покойно, благодатно. Облака отражались в воде, по берегам белыми пятнами мерцали цветущие черемухи, наполняя воздух несравненным ароматом. Лес расступился и пропустил в свои тайники. Могучие двухсотлетние ели кланялись Саше, словно долгожданному гостю. Разнотравье умягчало берега реки. Жарки?, его любимые цветы, как будто резвились в солнечном свете, то провожали гостя, то вновь встречали его за поворотом. Проплывала стайка уток, испугавшись, птицы дружно поднялись в воздух, но тут же опустились в небольшой протоке. Завис в воздухе коршун, выслеживая добычу. Река становилась шире, полноводнее от впадающих ручьев, бегущих с сопок. Легкие наполнялись живительным воздухом.

От нависшего над водой куста ивы оторвался листочек. Вместе с ним в воду свалилось какое-то насекомое, скорее всего паучок. Хариус заметил на водной глади судорожное движение. Рыба вильнула хвостом, и ее мгновенно вынесло на поверхность. Вскипел бурунчик, и паука не стало. Увлеченный охотой хариус не заметил опасности. Щука наблюдала за ним из засады. Она стремительно бросилась на добычу из своего убежища. Еще мгновение, и харюзок оказался бы в зубастой щучьей пасти, но помешал Саша. Он ударил рукой по воде, и щука ушла в черноту воды – дожидаться новой жертвы.

На реке было много завалов. Как правило, это были в два обхвата лиственницы, перегородившие реку. Но какая-то неведомая сила поднимала легкое суденышко Саши и переносила его через непроходимые места.

Вот суденышко остановилось на слиянии двух рек. И одна, и другая намыли длинный пологий мыс. Часть его заросла травой и подлеском. На высоком берегу возвышалась избушка. Ее было видно с реки издалека. Саша причалил на своей резинке на берег, по дорожке пошел наверх. Пройдя сотню метров, попал под теплый дождь. Ветер принес из-за ближайшей сопки синюю тучу, и она пролилась на землю крупными сапфировыми каплями. И снова властно воссияло солнце, через реку, от берега до берега, высокой дугой нарисовалась радуга. За красоту люди назвали ее «райской дорогой». По этой дороге и пошагал Саша, видя, что далеко внизу узкой полоской виднеется река детства, а впереди вечное небо, покоящееся на вечно-золотом звездном каркасе. Далекие миры, что находились за пределами границ времени и пространства, простирали навстречу мученику свои милосердные объятия.

И вдруг послышался мелодичный звон, казалось, звенели маленькие колокольчики. Пахнуло незнакомыми ароматами, в сознание просочились краски: зеленые, голубые, золотые, ослепительно-белые, ярко-красные… Так цвела пустыня на афганской земле. Саша вспомнил, что видел это. И вдруг услышал родной голос:

– Саша, сынок!

И увидел маму.

– Мама, – закричал он и рванулся к ней, но она была недосягаема. И только черного журавля, взмахивающего крылами на взлете, увидел Саша.

– Мама, где ты?

– Я здесь, сынок.

За поворотом показался большой дом с крышей из оцинкованного железа, рядом хозяйственные пристройки. Большие окна выходили на три стороны – на реку, на исток и вниз по течению. Она стояла у ворот! Родная и любимая!

Саша подбежал к ней.

– Мама, сестра написала, что ты умерла, но мы же с тобой разговариваем, как всегда. Значит – ты жива?

– Тело мое умерло, но душа жива… Душа бессмертна.

– И я умер?

– Нет, Сашенька, тебе еще рано умирать.

* * *

Боль появилась в груди неожиданно, словно на сердце поставили горячую сковородку. Он попытался спросить маму о чем-то важном, но ее не увидел. Его щеки нестерпимо пылали, казалось, горели настоящим огнем, Саша попытался остудить их ладонями, но и ладони были словно угли.

– Мама, мне больно, – прошептал он. – Помоги мне.

– Сейчас, сейчас… – Она подошла ближе, и Саша ощутил холод. Ему стало легче.

Она встала рядом с ним, осенила сына крестом. Крестное знаменье накладывала неспешно, губы ее шевелились, она читала про себя молитву. После этого совершила земной поклон.

Саша смотрел на родное лицо, похудевшее и осунувшееся. Голубое в белую горошинку платье подчеркивало ее простую деревенскую красоту. Он закрыл глаза. Перед ним снова возникла пустыня. Исчезли деревья, река, зеленая трава на лугах. Он проснулся и тут же заснул снова.