Жесткая посадка

– Вы потратили рабочее время Наоми на разгадку дурацкой американской шутки? – грозно нахмурился Кидо, хотя в глубине души был уверен – Кобаяма был абсолютно прав: американцы хотят купить у русских самолёт, но так, чтобы русские не догадались, что они продают? Но так не бывает, когда русские начнут демонтировать самолёт, они неизбежно поймут, с чем имеют дело. Тогда, значит… американцы вовсе не хотят его покупать! Они просто хотят узнать его местоположение!

– Успокойтесь, Кобаяма-сан, – Коичи несказанно поднял Кобаяму в его собственных глазах, – вы всё сделали правильно. Вы уверены, что хозяева сайта действительно американцы?

– Сайт зарегистрирован в американском секторе интернета. Но, как я уже имел честь вам доложить, все попытки проникнуть в него не увенчались успехом.

«А Наоми Суроки считается одним из лучших взломщиков сайтов, – напомнил себе Кидо. – И мощь программного обеспечения и компьютеры ей предоставляет самое высокотехнологичное агентство современной Японии».

– Благодарю вас за интересный рассказ, Кобаяма-сан, – милостиво отпустил молодого сотрудника Кидо. – Составьте, пожалуйста, письменный доклад. Возможно, мы позабавимся с коллегами в баре.

Когда Кобаяма ушёл, Кидо прислушался к его удалявшимся шагам. Затем плотно закрыл дверь и набрал телефонный номер.

Кира

Кира не была набожным человеком, но раз в две недели обязательно посещала службу в Калитниковской церкви. Правда, её подруга Алина утверждала, что в храме давно уже нет подлинной благодати, но Кире казалось, что если она, эта благодать, где-то и осталась, то это в таких маленьких старых церквах. «Когда я захожу в совершенно новый, сверкающий только что нарезанным гранитом храм, – признавалась Кира, – меня не оставляет ощущение, что я стою внутри краденой вещи. Потому что как иначе назвать что-то, построенное на деньги главы администрации, директора рынка и сотрудников ГИБДД?»

– А ты думаешь, эти маленькие храмы не были выстроены кровопийцами или мироедами?

– Ты знаешь, Витя, конечно, да. Но понимаешь, столетиями в них молились люди. И далеко не все были они неверующими или равнодушными. Среди них были отчаявшиеся или истово религиозные. А ещё были настоящие подвижники. Их голос достигает Господа отовсюду. И их стараниями храмы очищались от присущей им изначально скверны.

Сегодня я послушно ожидал окончания службы в машине. Мимо шли граждане, тащившие в мешках и клетках самых разнообразных животных: щенков, котят, поросят декоративной и не очень породы, попугаев, канареек, уток, гусей и кур. Шествовали собачьи барышники со своими откормленными до центнера сенбернарами и московскими сторожевыми, догами и чау-чау. Московский Птичий рынок заканчивал свою работу.

Кира скользнула в машину из сгущавшихся сумерек, как всегда, будто материализовавшись из городского Ничто.

– Господи, как жалко мне этих всех несчастных зверей, – проговорила, а точнее – пропела она. – Я никогда не бываю на этом рынке – мне кажется, что я бы могла забрать оттуда домой всех этих котят и щеночков. А потом разорилась бы на их пропитании и умерла. И они тоже погибли бы без меня с голоду.

– Кира, – взмолился я, – и почему твои истории всегда с плохими концами?

– Они не с плохими, они с реальными концами. А реальный конец в России – он всегда безрадостный. Вот посмотри, сколько скверных детективов продаётся по всем углам. А ведь они неплохо и гладко написаны, но ведь читаешь их, и дурацкое ощущение в финале остаётся.

– ?

– Понимаешь, они все хорошо заканчиваются. А у нас в России детектив не должен заканчиваться хорошо. Просто не может. По определению. Если ты – честный милиционер и раскрыл преступную шайку (Кира из принципа не произносила слова «мент»), то тебя или администрация какая-нибудь, города или района, сживёт со свету, или бандиты убьют, или собственные коллеги, которые этих бандитов покрывали, жить не дадут. А если ты – честный детектив или гражданин с такими наклонностями – за правду бороться… – Она махнула платиновыми, коротко стриженными волосами и убеждённо закончила: – Тогда лучше просто удавиться. Или бежать куда глаза глядят. За границу какую-нибудь. Да ладно, что-то я расфилософствовалась, дура. Поедем в кино, глупость посмотрим какую-нибудь…

– Да, Кира… Довели тебя сказания друидов до парадоксального мышления. На свете всё хорошо. И всё плохо кончится.

– Да, Витя, ты абсолютно прав. Именно так. Всё – хорошо. И всё – плохо кончится. Вопрос только в одном – рано или поздно.

– Ты хочешь куда-нибудь пойти? В клуб?

– Кто же идёт в клуб после храма? – Кира смотрела вперёд, сквозь стекло, и глаза её, казалось, ничего не видели. – Давай, Витенька, останови машину. Хочу пройтись немного пешком, поглядеть на людей… Что-то я уже давно на людей вблизи не глядела…

Мы встали на Николоямской. Вокруг нас громоздились обломки Замоскворечья, перемешанные с современными стеклянными кубиками контор и комодами сталинской Москвы. Я знал, что она любила эти тихие московские переулки. «Мы оба – люди мёртвого мира. Ты работаешь с бездушными машинами, я – с мёртвыми языками. Иногда мне просто хочется посмотреть на живых людей – просто для того, чтобы понимать, что мы оба сделали правильный выбор».

Жёлтые, в мотыльках снежинок фонари, росчерки автомобильных огней, люди с сосредоточенными, напряжёнными лицами, идущие навстречу или обгоняющие нас, слякоть под ногами, несущиеся отовсюду трели мобильных телефонов… Неожиданно Кира остановилась и, закинув голову, произнесла:

– Посмотри! Ночью над Москвой нет неба.

На самом деле, висящее над городом одеяло облаков, автомобильных выхлопов, дыма электростанций, пара бесчисленных бойлерных, испарений со свалок и дыхания миллионов людей было подсвечено снизу светом огромного города, и из-за этого создавалось впечатление, что Москва накрыта огромным полупрозрачным куполом, сияющим рассеянным оранжевым заревом.

– Города под куполами. Была раньше такая фантастика.

– А мне кажется, что я – в желудке огромного зверя.

И в этот момент зазвонил мобильный телефон. Я с раздражением взял трубку. Номер на табло был мне незнаком.

– Алло, Виктор? Я Игорь Ухонин, для своих – Ух. Ты можешь говорить?

– Ну да. Могу, – немного растерянно произнёс я.

– До Сергея дозвониться не могу. У меня есть для вас новости. И не все они плохие.

Финикс, Колледж-роуд, 1600, офис Aircombat International Society

Саймон Слаутер уже полтора часа находился в офисе организации, которая, судя по многочисленным фотографиям и девизам, занималась историей авиации времён Второй мировой войны. Найти офис было очень легко – он располагался в бывшем самолётном ангаре, так, как любят располагаться военно-исторические авиационные клубы по всему миру. Вначале ему надо было лишь задать некоторые вопросы, касавшиеся американского самолёта-разведчика, невесть откуда появившегося в сибирской тайге. Саймон многократно работал с рисковыми парнями из России – это был хороший бизнес, даже когда он становился не совсем политкорректным – как поставка самолётов «Ан-2» на имя подставных фирм в Панаме и Гондурасе. Положа руку на сердце, Саймон был практически уверен в том, что сегодня эти тихоходные и грузоподъёмные бипланы возят кокаин и марихуану на уединённые ранчо в Нью-Мексико и Калифорнии. Ну что же, по крайней мере, при заключении сделок он не нарушал никаких законов, верно?

Коллекционеры исторической авиации, в понимании Саймона, относились к категории dudes – простаков с изрядной долей сумасшедшинки. К сожалению, простаки это тоже понимали и отгораживались от дельцов, подобных Саймону, с помощью опытных трейдеров и юридических консультантов. Но здесь, в Aircombat International пока не пахло ничем подобным. Это было точь-в-точь как приоткрытая дверца в курятник для лисицы.

– Мы – довольно молодая организация, – вещала Саймону моложавая блондинка типичного для американок возраста, определяемого интервалом между двадцатью пятью и пятьюдесятью пятью годами, – но все мы – старые патриоты аэронавтики. Кого-то из нас не устроили Chicago Falcons или Immortal Eagles . Так что мы решили создать новую негосударственную организацию, посвящённую военной авиации, совершенно свободную от бюрократии и участия в тех грязных играх, которые сопровождают каждое аэрошоу в нашей стране.

– Кроме того, – бубнил в другое ухо здоровенный пузатый неопрятный волосатый тип, с серьгой в левом ухе, – мы считаем, что надо изменить правила игры для аэроклубов, когда все сливки снимаются несколькими структурами, имеющими негласную правительственную поддержку.

Саймону была хорошо знакома подобная риторика. Время от времени недовольные dudes из различных организаций пытались выйти из-под контроля большого бизнеса и поменять правила игры. Чаще всего эта новая структура становилась в ряд со всеми теми организациями, с которыми собиралась бороться. В противном случае, она пополняла ряды маргинальных микроорганизаций, которых в Соединённых Штатах всегда было пруд пруди – от Союза в защиту желтобрюхих жерлянок в террариумах Южной Каролины до Общества по утилизации сбитых ежей на шоссе Монтаны.

Но у Aircombat International , судя по переписке с Игорем Ухониным (и как только эти люди могут носить такие имена!), была одна черта, мимо которой Саймон никак не мог пройти. Они были готовы платить авансом за товар, которого не видели! Более того, который никто даже не щупал руками!

– Вы знаете, кроме того образца «Invader FA-26 C Strato Scout», который лежит в России, я могу предложить вам и «Фокке-Вульф-190» из болот Белоруссии. Самолёт замечательно сохранился в торфянике и с транспортировкой его на территорию Польши также не возникнет никаких проблем.

Блондинка гримасой показала ему, что не желает иметь ничего общего с финансовыми вопросами организации.

– Вы знаете, я и Грэгг, мы определяем стратегию. А Макс – он отвечает за финансы и обеспечение экономической дееспособности нашего движения. Так что вам лучше обратиться прямо к нему.

Саймон весь подобрался. Ага, стало быть, dudes не так просты и на этот раз! Сейчас он, скорее всего, встретится с таким же юридически-финансовым койотом, каким был и сам Слаутер.

Но Макс оказался совершенно не таков. Да, он настоящий патриот истории американских военно-воздушных сил. Да, ему горько осознавать, что образец самолёта, изготовленного всего в пяти экземплярах, разрушается от ветра и снега на тихоокеанском побережье России. Да, его организация имеет спонсоров, готовых заплатить восемь миллионов полновесных долларов США за этот самолёт – даже в разобранном состоянии, пусть он только покинет пределы Евразии.

В этот момент Саймону показалось, что Макс говорит по-английски с каким-то акцентом – немецким или русским. Но в США две трети людей говорят с каким бы то ни было акцентом, а десять процентов населения не говорят по-английски вообще. Поэтому Саймон пропустил это обстоятельство мимо ушей.

Пропустил он его главным образом потому, что Макс Гретцки сказал:

– Наша организация готова авансировать поиски и транспортировку самолёта к месту его идентификации. Мы навели справки о компании мистера Ухонина (Слаутеру снова показалось, что Макс почти безупречно произнёс это непроизносимое для стопроцентного американца имя), которую в США представляете вы, мистер Слаутер, и можем перевести первый платёж в сто тысяч долларов на её счёт в течение десяти дней.

Сто грандов в качестве первого платежа! И восемь миллионов в перспективе! В этот момент Слаутер был готов зажмуриться, если бы у Макса отросли рога и хвост, а сам он покрылся б зелёной шерстью.

– О’кей, Макс, – Саймон поднялся со стула, – стало быть, встречаемся завтра в одиннадцать? А до этого времени я проведу переговоры со своим русским партнёром. Вы, конечно, понимаете, всё это – формальность, я имею пакет доверенностей для того, чтобы действовать от его имени, но…

Выходя из дверей ангара, он едва не столкнулся с невысоким человеком в чёрном костюме, неопределённого возраста и восточной национальности.

Супермены и бизнесмены