Сбежавший из вермахта

7. Голый русский

В России ужасный климат. Зимой снега по колено, и мороз пробирает до костей. Никакие поддевки под шинелью не спасают. По примеру русских, ботинки и сапоги утепляли изнутри газетами. Так пытались спасти от леденящего холода ступни ног. Печки грели плохо. Чтобы они не дымили, в них забрасывали древесный уголь, от этого у них понижался жар. Правда, когда пригревало солнце, то можно было расслабиться и вздохнуть спокойно, казалось, что тепло не за горами и скоро весна, начинается таяние снегов, потекут ручьи. Но это означало, что вся техника скоро снова утонет в грязи, Donnerwetter!

Как не вспомнить дядьку Отто, пожелавшего Эриху идти в пехоту? Попал бы он в артиллерию, то пришлось бы ему вытаскивать пушки то из снега, то из грязи. Он видел, как артиллеристы по колено в жиже волокли свои орудия. Однако больше всего угнетало другое – при этом безжалостном климате невозможно было удовлетворить свои, сложившиеся на родине, естественные потребности. Нет нигде ни пива, ни вина, нет ни ливерной, ни кровяной колбасы, никаких девушек, никакого застолья и немецкого «Prosit». Каменный век. И весна в этой стране очень странная и апрель непонятный. «April, April, er weiss nicht, was er will»[3 - Апрель, апрель, сам не знает, чего он хочет (нем.).].

…Шинель осталась в блиндаже. Снег уже сошел, и сапоги скользят по размокшей глине. Над головой голубое небо, сияющее яркое солнце. Погода совершенно не типичная для второй половины апреля, на небе ни облачка. На губах чувствуется солоноватый привкус пота. Сверху давит каска. Все-таки три фунта чистого железа. Хоть и привык к ней, но шея от долгого ношения начинает болеть, тесемки трут. Ах, как хочется пить! О пиве все давно забыли, хочется просто холодной воды. Надо умыться и набрать с собой.

Впереди озеро, оттуда доносится плеск. Там точно гуляет рыба. По узкой тропке Эрих и его напарник баварец Вилли Бауэр крадутся к берегу. Надо подойти незаметно. Иваны расположились дальше, за озером. Задача у Эриха и Вилли простая – наполнить канистры чистой питьевой водой. Затем, если удастся, рыбки наловить – у них с собой пара сачков – в камышиной заводи водятся жирные караси.

Впереди появилось открытое водное пространство – озеро. Справа крутой песчаный берег, на взгорке разбитая кирха, русская церквушка, слева берег гладкий и камыши. Кругом мелкий кустарник, редкие кривые ивы, почки на ветках уже набухли. Дядька Отто говорил, что древесина у ивы мягкая, годится на мелкие поделки, а кору можно использовать на дубление кожи. Но у русских ивы особые, крепкие, Эрих попробовал вырезать себе ложку, только затупил нож. Слава богу, в этих местах стреляют редко, так, больше для устрашения, земля ничейная. Ранее эту ничейную полоску земли возле церкви русские использовали для своих особых нужд – снег растаял, и ветерок доносил оттуда ядовитые запахи помойки.

Командир взвода, в котором оказался Эрих, старший фельдфебель Штефан Браун, выражался более определенно – эти Иваны специально у нас под носом это устроили. Надеются нас таким образом выжить. Не выйдет. Тем не менее не советовал совать нос в эти «заповедные места». Русские могли заминировать свое «добро». Они горазды на всякие мерзопакостные кунстштюки.

В качестве показательной меры фельдфебель приказал соорудить образцовый немецкий полевой клозет. Оборудовали его в ельничке, подальше от блиндажей и траншей. Он соответствовал всем правилам расположения армии в полевых условиях. Откопал фельдфебель где-то инструкцию кайзеровских времен, в которой давалась схема простого солдатского нужника, и установил два длинных тесаных бревна на козлах. Нижнее, очищенное топором, а верхнее отшлифованное рубанком. На верхнее следовало взгромоздиться голой задницей, сапоги на нижнем. Рядом песчаная горка и лопата. Сделал свое дело, закопай. И никаких запахов. Никаких инфекций. Почему же русские так не поступают? Почему для отхожих дел им нужно необозримо большое пространство?

Три дня назад старший ефрейтор Хассо Вендт вместе с рядовым Руммелем ходили к озеру за водой и наловили там карасей. Во взводе их встретили как героев: жажду утолили, соседей свежей рыбой угостили. И хвастались, вот мы какие шустрые, под носом у Иванов воды набрали и рыбы наловили. Саксонец Вендт, по профессии пивовар, вообще отличался особым чутьем на чужое продовольствие, особенно на шнапс. Стоило его послать в какую-нибудь деревушку с пустяковым заданием, так он без продуктов не возвращался. Его сухарная сумка всегда была набита съестным. Как правило, приносил с собой еще бутылку местного спиртного. Зачастую это был простой самогон или по-немецки фузель. Любил Вендт это зелье.

Теперь настала очередь Эриха. Задание не бог весть какое сложное, но через три дня 20 апреля, день рождения Гитлера, ему исполняется 54 года, в честь этой даты мог нагрянуть генерал пехотных войск с поздравлениями. Кто его знает, глядишь, подарки привезет. По такому случаю требовалось привести себя в порядок, побриться, почиститься. Без воды никак не обойтись. А снег уже слежался, стал грязным. Ридель пока еще рядовой, но есть перспектива, что сделают ефрейтором. Звание ефрейтора означало прибавку к боевым выплатам. В помощники ему дали не Макса Руммеля, который ловко орудовал сачком, а Вилли Бауэра.

Этот увалень утруждать себя особенно не любил. Вон сзади топает, недовольно бурчит, не нравится ему, что помимо канистр приходится тащить два больших сачка, стонет, куда набивать карасей – в сухарные сумки? Как потом с тяжелой ношей возвращаться?

В вышине над деревьями торчит обожженный остов колоколенки с погнутым крестом и черной дырой от снаряда. Самая высокая точка на местности. Можно пройти по узкой тропке вниз, но стоп… Эрих поднес к глазам бинокль. Что это? В церквушке, похоже, появились прихожане. На блестевшей от солнца пробитой кровле лежал голый человек. Убитый? Эрих навел резкость. Нет. Человек безмятежно раскинул руки, ноги, ворочался, отгонял мух и радовался теплым апрельским лучам. Человек загорал. На передовой?! Рядом с ним лежит автомат, тут же небрежно скинутые гимнастерка, брюки, сапоги с портянками. Русский? И ничего не боится? Это же безумие! Не офицер ли? Нет, у офицеров другие сапоги. И ремень другой.

Белое, совсем незагорелое тело. Удобная мишень. Пальнуть по нему? Разорвать этот чистый весенний воздух грохотом прицельных выстрелов, наполнить его едким дымным порохом, нарушить мирную идиллию, убить спокойно отдыхающего человека? Ему вспомнились слова дядьки Отто Краузе, участника Первой мировой войны, бывшего фэйнриха, который сказал, что в перерыве между боями в спину русскому не стрелял.

Эрих поднял указательный палец – тсс, тихо, внимание! Он прислушался – со стороны озера доносился громкий плеск. И голоса?! Купаются они там, что ли? Еще пара осторожных шагов вперед. Так и есть, на берег выскочили два совершенно обнаженных человека, прыгают, вытираются, смеются. Вода-то ледяная! Теперь спрятались в камышах.

Бинокль опущен, автомат МП-38 за спину, локтем Эрих вытер пот со лба. Что делать? Путь к воде отрезан – там враг. М-да, жаль, ни водички, ни рыбки, в руках пустые канистры. Он оборачивается, делает страшное лицо и машет своему напарнику – назад, Вилли, сматываемся, там Иваны… Надо возвращаться к своим, доложить, что церквушку уже заняли русские. Он видел их в бинокль. Может быть, они готовят наступление? Что на это возразишь? Фельдфебель расчертыхается, конечно. Он человек крикливый, но понимающий. Ничего страшного не случилось, главное живыми возвратились. Взвод потерпит, дождется, когда воду из полка в батальон привезут в цистернах.

Они повернули обратно. Молча двигались вдоль кустарников. До своих передовых постов им предстояло пройти еще метров двести. Но это уже неопасная зона, низинка, она скрыта от противника мелколесьем, недалеко первые траншеи, периодически вдоль проходит патруль, ребята своих в обиду не дадут. Жаль, что не достали питьевую воду. А где ее взять? Все боятся инфекций. В лесу одни фекалии. Санитары предупреждают: цветы не рвать, грибы не собирать, воду из прудов не пить, все может быть отравлено – и сыпят вокруг блиндажей свой антисептик…

Эрих освободил тесемки каски. Голове стало легче. Боже праведный, неужели, когда-нибудь эта затяжная война прекратится, наступит мирное время, он скинет темно-серую пропотевшую солдатскую робу, сбросит сапоги, помоется под настоящим горячим душем, проведет новеньким лезвием по щетинистым щекам, наденет цивильное платье? Эта сцена с голыми купающимися не выходила у него из головы. Ведь они отдыхают, им тоже надоела война.

Эх, дали бы ему хоть три-четыре денечка отпуска, смотался бы он в родной Франкфурт, поговорил бы с отцом, с матерью. Встретился бы с Луизой Блюм. Она писала ему, что собирается перебраться в столицу, будет петь в Берлине в офицерских казино. А не заехать ли ему в Дюссельдорф, где он выступал в городском театре в комедийной пьесе местного драматурга Фолькера Вагенхауза «Муж, жена и сосед»? Ее превратили в водевиль с музыкой, пением и танцами. Эриху выпала роль соседа-соблазнителя. Его напарницей по спектаклю оказалась местная красавица, жена драматурга Альмут. С ней он танцевал, кружился, амурничал… А после спектакля? А после спектакля они гуляли по набережной вдоль Рейна и целовались по-настоящему. В последнее время Эрих не получил ни одного письма ни от Блюмхен, ни от Альмут. Обе молчат. Что с ними?

Раздавшиеся сзади выстрелы заставили его броситься на землю. Он подполз под раскидистую елку. Вилли спрятался за дерево, но не выдержал, обернулся и пустил в ответ очередь, за ней вторую. Кто его просил, зачем обнаружил себя? Что теперь ждать? Прошло минуты три-четыре. Тишина. Эрих поднял голову. Вилли таращился на него, знаками показывая, не пальнуть ли еще? Эрих отрицательно покачал головой. И пополз к нему. Но тут левой ногой зацепил за какой-то провод. От ужаса застыл. Все тело пронзило словно электрическим разрядом. Мина?

Несколько мгновений лежал не шелохнувшись. Потом стал подтягивать левую ногу. Ему мешало что-то тяжелое. Он обернулся назад и под елкой заметил темный мешок. Что это? На мину никак не похоже. Вещевой мешок? Такие он видел у русских солдат. А если в нем мина? Он перевел дух. Так мины не ставят. Нога не освобождалась. Он потянул сильней и все понял: зацепил за телефонный провод, привязанный к мешку. Странно, кому взбрела в голову идея – привязать вещмешок к кабелю? А, будь что будет, развернувшись, левой рукой он вытянул блеклый вещмешок из-под елки. Тяжелый, как будто в него наложили железа. За ним тянулся телефонный кабель. Провод чужой, черной окраски, это не немецкий.

Эрих развязал тесемки мешка, сунул руку и вытащил из него кожаную сумку, за ней планшет. Вот это да! Полевая сумка офицера? Посмотреть? Этот вещмешок не бросили, а специально положили под елку. Спрятали, оставили для каких-то своих дальних целей. И телефонный кабель привязали, чтобы отыскать было проще. В любом случае это неплохая добыча. Эрих еще раз запустил в вещмешок руку и вытащил меховую шапку, теплые овчинные рукавицы. Что там есть еще? Он достал компас, увеличительное стекло – немецкое, производство завода Карл Цейс, затем карту, бинокль, фотоаппарат «лейка», естественно, немецкий, все того же завода Карла Цейса, несколько неиспользованных фотопленок «Агфа» и бутылку с русской наклейкой «водка». В кожаном футляре прекрасный русский нож с вырезанной на ручке надписью. Есть чем похвастаться перед фельдфебелем.

Эрих еще раз засунул руку в вещмешок и вытащил пистолет. Это был полностью заряженный немецкий «вальтер». Он считался офицерским, калибр девять миллиметров. Ура, у них появился свой трофей, куда побогаче, чем жирные караси! Были в мешке и консервы – рыбные, мясные. Значит, на столе у ребят появится хорошая закуска. Вот только нож Эрих решил оставить себе. Это нужная вещь. С такими трофеями не стыдно будет смотреть в глаза фельдфебелю. А он, наверняка, потянет Эриха на доклад к лейтенанту. Может, за эту находку ему дадут отпуск?

8. Выстрелы в спину

Они возвращались с пустыми канистрами, но не с пустыми руками. Вилли сразу оживился, когда увидел, какой военный трофей захватил Эрих. Забыл про натертые ноги, про выстрелы, предложил на полянке все разобрать и поделить по справедливости. Ишь, какой умный выискался!

– Ничего трогать не будем, – сказал, как отрезал, Эрих. – Все принесем в роту. Пусть фельдфебель доложит лейтенанту. Главное, чтобы нас никто не упрекнул в трусости.

Теперь никто не скажет, что они бесплодно провели время. Они напоролись на разведывательный отряд русских, стали отстреливаться. Слава богу, благополучно ушли от погони. Вот так надо будет доложить. И результат их боевой операции – русская офицерская полевая сумка.

Но что это? Сзади снова кто-то выпустил автоматную очередь. Одну, вторую. Пустые канистры улетели в стороны, они бросились на землю, уползли в кусты. Трещал не русский автомат, нет, у него не такая частота выстрелов, это был немецкий, машиненпистоле МП-38. Бьют свои? Но выстрелы звучали с разных сторон. Короткий перерыв, и снова стрекот автоматов. В ответ пулеметная очередь. Целый бой.

Опять Вилли выставил свой автомат. Но теперь он смотрел на Эриха, просил разрешения. Тот отрицательно покачал головой. Кто же это стреляет? Те парни, что были у озера? Они уже далеко. И вокруг все снова смолкло, ни звука. Только легкий ветерок зашевелил ветви деревьев. Но кто-то прячется за деревьями, кто-то прислушивается к чужим шагам и ждет появления на тропе немецких солдат.

Они лежали в тишине, наверное, минут двадцать. Не двигались, выжидали. Эрих поднял голову, посмотрел по сторонам. Все вроде тихо. Он подполз к ели, задышал смолистым воздухом. Этот запах снова напомнил о родине. Как там, все ли в порядке? Родители писали коротко, они всем довольны, ему не о чем беспокоиться. Дядька Отто передавал ему милитаристские приветы и пожелания побыстрее стать фэйнрихом. Зато Блюмхен в последнем письме сообщила, что молодые незамужние женщины в Германии только и говорят о новом законе, согласно которому каждая нордическая женщина до 35 лет обязана нарожать нордическому мужчине как минимум четверых детей. И потом поменять суженого! И снова рожать четырех? А ей скоро тридцать. Она старше Эриха на три года. Значит, следует срочно подбирать достойного мужчину. Эрих не собирается сделать ей предложение? Ведь если она выйдет замуж за солдата, воюющего на Восточном фронте, государство будет платить ей двести рейхсмарок. Приезжай поскорее, любимый, я соскучилась…

Поехать домой? Чтобы потом Блюмхен рожала? Проблемы деторождения его не волновали. Он не ответил. И она перестала ему писать. Обиделась?

Боже, о чем он только думает. Куда он поедет, в какой Берлин? Эрих не заметил, как к нему приполз Вилли.

– Чего ждем? Пора возвращаться. В лесу все спокойно.

Эрих приподнялся, взвалил на плечо рюкзак. Прислушался. Они, пригнувшись, побежали в сторону густого ельничка. Теперь деревья служили надежным заслоном. Выпрямились и осторожно двинулись дальше.

– Давай, Вилли, побыстрее, – негромко произнес Эрих, когда заметил, что напарник стал задыхаться и отстал. Вилли, этот нордический тип, рыжий, голубоглазый житель Мюнхена, вотчины нацизма и фюрера, оказался тяжеловат на подъем, ленив и трусоват.

Эрих остановился, перевел дыхание, обернулся. И в этот момент где-то сбоку застрекотал автомат. Вилли вскрикнул, схватился за левое плечо, повалился на землю. Теперь Эрих не выдержал, пустил очередь, за ней вторую и бросился на помощь напарнику, успел его подхватить.

– Что с тобой?

– Кажется, в меня попали, – одними губами прошептал тот, убрал руку с левого плеча, она была в крови.

– Потерпи, Вилли. Сейчас перевяжу, – ответил Эрих. Они привалились к дереву, он наскоро перебинтовал Вилли. – Дойдешь сам?

– Нет. Дай отдышаться, я, кажется, потерял много крови. – Вилли пнул ногой в дерево. – Это все из-за твоего вещмешка, – зло произнес он. – Русские тут под каждым кустом устроили засаду! Дернули их провод, вот они и прибежали.

– Ладно, Вилли, оставь сачок здесь, потом я его заберу вместе с канистрами. Обопрись на меня.

Эрих взвалил на себя автомат напарника и подставил свое плечо. Они поднялись. Вилли еле стоял, колени у него дрожали.

– Нет, я не могу. – Он снова опустился на землю.

– Послушай, – Эрих вытер выступивший на лбу пот. – Нам нельзя оставаться здесь. Возможно, русские лазутчики у наших траншей. Надо уходить. Соберись с силами. Уже недалеко. – Эрих подхватил его за талию, и так, ковыляя, они прошли еще метров пятьдесят. – Давай побыстрее, Вилли, – старался подбодрить он товарища, – пока нам не всадили еще в задницу!

Эрих посмотрел на часы – они отсутствовали два часа. За это время в роте наверняка подняли тревогу. Там слышали перестрелку. Надо торопиться. Иначе неприятностей не оберешься.

Всю оставшуюся дорогу Вилли продолжал стонать и ныть.

– Не волнуйся, теперь тебя отведут в санчасть, – успокаивал его Эрих, когда они остановились у первого поста. – Там полечишься. Может быть, отпуск дадут. Все-таки был на передовой, выполнял ответственное задание, пострадал от русской пули.

– Какая русская пуля, – сквозь зубы процедил Вилли. – Чего мелешь! Это же был наш автомат, машиненпистоле МП-38, ты не узнал его, что ли?

– Откуда он у русских? – недоуменно произнес Эрих.

– Откуда? Оттуда! Мы наткнулись на русских разведчиков, а наш патруль выпустил по ним очередь, за ней вторую. И мне досталось. Ладно, меня это уже мало волнует. Хоть бы после лечения не отправили на передовую.

В блиндаже, куда они ввалились, встретили их встревоженно. Кто в кого стрелял? Русские появились? Ранение Вилли, его стоны взвинтили обстановку. Слава богу, рана оказалась неглубокой. Прибежавший санитар поменял повязку, забрал его с собой.