Прощай, страна чудес

В просторном этом помещении по обе стороны вдоль стен были устроены деревянные нары. Солдаты застелили их своими матрацами и одеялами. Это было надёжнее, чем на голой земле в палатках. Места для ста человек было достаточно. Несмотря на отсутствие отопления, в доме было тепло.

Окна фасада смотрели на молодой сосновый бор. Задняя стена выходила на дорогу и поле. Там, за полем, в одном километре, темнели леса. Среди лесов возвышались сопки из оскольчатого гранита. В сопках ещё сохранились одиночные трёхсотлетние сосны. Их высоко вознесённые вершины цеплялись за низко летящие белёсые облака.

Напряжение уборочных работ возрастало. Сколько ни увозили с тока зерна, его завалы не убывали, а возмещались подъезжающими из степи машинами. Солдаты надвигали пшеницу под лопасти зернопогрузчиков – эти не знающие усталость механические загребущие руки. Толстая струя зерна заливалась в кузов, и машина оседала на рессорах. За нагруженной подъезжала следующая. Работать в бушлате становилось жарко, и отдыхать было некогда.

Кроме рабочих совхоза и солдат на току трудился отряд студентов.

По утрам бывали лёгкие заморозки. Дороги были сухи и накатаны до блеска. Шофёры, опьянённые простором, гоняли на бешеных скоростях. Зерно из кузовов выдувало ветром, и оно дождём сыпалось на дорогу. Дороги были покрыты слоем пшеницы толщиной в два пальца. И так на десятки и на сотни километров.

В помощь совхозу прибыли моряки Северного флота. Они приехали на студебекерах, полученных ещё в войну от союзников. Целая колонна отличных мощных вездеходов! Но все послевоенные годы эта техника не использовалась, а хранилась на консервации. И вот теперь, во имя спасения огромного урожая, эти машины сняли с консервации и пригнали на целину.

Морякам поручили отвозить зерно на элеватор.

Дни заметно убавились, и солдатам для экономии времени стали привозить обед прямо на ток. Одна из студенток не постеснялась подойти и заглянуть в солдатский термос. Она увидела там слежавшуюся пластом и посиневшую гречневую кашу.

– Да, – сказала эта любознательная девушка, – неважная у вас кормёжка. У нас, студентов, она всё же получше.

С некоторых пор моряки стали возвращаться из рейсов с побитыми лицами. Один из них, с синяком под глазом и с разбитой губой, рассказывал:

– Проезжал я через селение, в котором живут чеченцы. Там меня остановили какие-то люди и потребовали, чтобы я осыпал у них зерно. Я, конечно, послал их куда подальше. Они попытались силой вытолкнуть меня из кабины и завладеть рулём. Пришлось с ними подраться. А всё же я не отдал им груз, доставил его по назначению.

Услышанное возмутило солдат. Казюков бросил клич:

– Мы сейчас же поедем и проучим этих безобразников. Я беру с собой добровольцев. Кто пойдёт со мной? Раз и навсегда отобьём у чеченцев охоту грабить проезжающие машины. Поддержим североморцев!

– Отставить! – строго сказал капитан. – Не наше это дело. Там без нас уже навели порядок. Зачинщиков безобразий забрали и увезли. – Кстати, – добавил он, – у чеченцев сегодня великая радость. Вышло постановление, разрешающее им и их соседям ингушам после двенадцати лет ссылки вернуться в родные места, на Кавказ. На радостях они не станут больше безобразничать. И запасаться зерном им теперь ни к чему. Зимовать в Казахстане они не останутся.

В жизни капитана Гришаева в эти дни произошло значительное событие. Ему присвоили звание майора. Он знал об этом заранее и только ждал приказа. И вот приказ пришёл. Капитан сразу надел майорские погоны, которые были давно припасены в его личных вещах.

В эти дни разнесся слух о тревожных и драматических событиях, произошедших в Венгрии. Там недобитые фашисты организовали вооруженный мятеж, чтобы свергнуть существующий государственный строй.

Эти новости озабоченно обсуждали рабочие совхозы, которые имели возможность дома слушать радио. От них обо всём узнавали и солдаты. Они рассуждали:

– Не зашевелились ли там какие-то недобитки? Не пошлют ли нас туда?

– Не пошлют, – успокоил Гришаев, теперь уже майор. – Отсюда вы поедете в Ленкорань.

Наконец-то начальник колонны открыл солдатам страшную военную тайну! Он-то знал всё с самого начала. Все документы хранились у него в чемодане.

У кого-то нашлась карта. Стали искать – где она находится, эта самая Ленкорань? Вот она где: далеко в Закавказье, за Каспийским морем, у самой иранской границы.

Чтобы не простаивали трактора и комбайны, начальство распорядилось вести работы в три смены, круглосуточно. Потребовались дополнительные рабочие руки, специалисты, знакомые с этой техникой. Таких в колонне нашлось человек пять или шесть. Те, у кого были шофёрские права, уже работали водителями.

Казюков вызвался работать на комбайне, утверждая, что знает эту технику.

Я спросил:

– Фёдор, где же это ты, городской человек, успел изучить зерноуборочный комбайн?

Он ответил:

– Я тебе как-то рассказывал, что я работал помощником машиниста мотовоза на шлаковом карьере. Я там специальные курсы прошёл. Так что в дизельных моторах разбираюсь. И с комбайном управлюсь.

– Ну, в час добрый! – напутствовал я его. – Смелость, как говорится, города берёт!

Наши комбайнёры и помощники комбайнёров работали ночами, возвращались под утро и ложились спать. Едва позавтракав, они опять уезжали в поле. Тут и поговорить было некогда, а не то что петь песни. Нам, большинству «безлошадных», было полегче. Днём мы работали, а ночью спокойно спали.

А механизаторы, наши соседи, жили напряжённой трудовой жизнью. Они работали день и ночь и отсыпались в своём помещении, даже не снимая комбинезонов.

Долгим трудом и терпением люди наконец-то победили сказочного богатыря, имя которому – Урожай.

Постепенно исчезли, истаяли горы зерна на обширной площади тока. Смолк гул моторов, и уже не звучали голоса работниц, говорящих почему-то по-украински. Только солдаты по привычке ещё приходили на ток, хотя работы уже не было. Они сидели в вагончике и от скуки жарили пшеницу на горячей железной печке. Зерна вздувались от жара и приобретали коричневый цвет. Крепкими молодыми зубами солдаты перемалывали эти зёрна, которые напоминали вкус печёного хлеба.

Гонимые ветром, по степи катились, прихрамывая, шары перекати-поля. Ветер прибивал их к стенке вагончика – эти неправильной формы шары, как бы сплетённые из тонкого хвороста.

Сержанты удалились от дел и уже не водили своих подчинённых строем на работу и с работы. В последние дни солдаты уходили на ток самостоятельно, лишь бы только не сидеть в надоевшем доме.

Их путь пролегал вдоль соснового бора. Василий Красулин обратился к своему другу Виктору Бабушкину:

– Если там без нас сгорит наш дом, чего тебе будет жалко? Бабушкин ответил без запинки:

– Жалко будет вещмешка!

Но никакого пожара в их доме не случилось. Должно быть, казахские боги оберегали скромные солдатские пожитки. Но без разрушительного огня дело все-таки не обошлось.

Майор Гришаев, ещё будучи капитаном, приказал установить перед домом палатку, до поры хранившуюся в запасниках Смолякова. Это была большая армейская палатка – выцветшая добела от старости, с двускатной крышей и слюдяными оконцами, прямо как деревенский домик среднего размера. В одном углу топилась для обогрева железная печурка. Внутри был установлен ряд умывальников.

Умывались и брились в палатке и солдаты, и их соседи – механизаторы. Один из них, желая нагнать тепло, щедрой рукой плеснул в печурку солярки. Пламя полыхнуло, и всё остальное произошло само собой. В одну минуту палатка превратилась в пепел.

Совхоз подводил итоги уборочных работ. Передовики производства получили премии и награды. Майор Гришаев получил в дар от дирекции швейную машинку и тут же отослал её домой.

Те из солдат, которые работали на технике, удостоились почётного значка за освоение целинных и залежных земель. Казюков тоже получил такой значок.

Тогда-то и появилась в солдатском обиходе неизвестно кем сочинённая песенка, исполняемая на мотив индийского «Бродяги».

Людей не бил, не лез в карман…
За что ж попал я в Казахстан?
Салага я! Салага я!

Не ел, не пил, не спал с тоски,
А получил одни носки
В награду я!

Это было преувеличением. Не полагалось солдату иметь носки!

Вечером 7 ноября в клубе совхоза был устроен праздничный концерт и танцы под радиолу. Народ веселился от души. Солдат туда не отпустили. А к утру клуб сгорел.

Вот так погуляли герои-целинники! Так погуляли, что за полночь клуб у них запылал, и тушить его оказалось некому. Совсем новое деревянное здание сгорело дотла.