В понедельник дела не делаются

Щёлкнув несколько раз фотоаппаратом, он без разрешения ушёл от трупа и теперь сидел рядом с водителем в кабине, слушал магнитофон, из которого певица Натали сладкоголосо пела про облака, которые плывут как лебеди.

– А вы чего так быстро свернулись? – строго спросил у него Миха.

Со всеми присутствовавшими Маштаков был подчеркнуто на «вы». Выставляя, таким образом, щит против возможного необоснованного панибратства. От которого он здорово комплексовал. В былое время, после своего исхода из прокуратуры, Миха на каждом шагу сталкивался с этим. Когда двадцатилетний сержант ППС, месяц назад трепетавший при мысли о вызове к зампрокурора, теперь на просьбу нового следователя подкинуть до дома после дежурства отвечал, пыхая сигареткой: «Ну во-от ещё, на Эстакаду переться! Такси вызывай!»

Николаев не сразу уразумел, что обращаются к нему. Наверное, переживал, что мало успел отхлебнуть сметаны из стаканчика Ковальчука. Или наоборот – вспоминал, какая она была вкусная.

– Идите и сфотографируйте труп. Узловой снимок. Композиционный. Привяжите труп к местности. Ещё, это самое, панораму сделайте. Дело здесь серьезное, – внушал Маштаков.

Николаев слушал его, широко открыв светлые глаза. Изумлялся, как будто его заставляли прямо сейчас под дождем сплясать экзотический танец. Тарантеллу, например.

Кстати, ему предстояло ещё дактилоскопировать труп. Предварительно вымочив отсеченные кисти рук в солёной воде. Из-за гнилостных изменений откатать пальцы в обычном порядке, скорее всего, не удастся.

Ковальчук и участковый Корбут разошлись по деревне допросить пару человек. Опер – бабку, которая якобы вчера видела Вику, Олькину подружку. Участковый – продавщицу. Допросы носили дежурный характер. Следователь потом передопросит обеих свидетельниц как следует. В кабинете, на пишущей машинке, обстоятельно, практически без орфографических ошибок.

С этим сельским участковым Корбутом на прошлой неделе вышла поучительная история. В местной газетке «Уездное обозрение» про него напечатали статью на целый лист. С фотографией, на которой он сидел красиво, вполоборота, положив на спинку стула локоть. В заметке было подробно расписано какой он хороший участковый. Практически современный Анискин. В числе разного рассказал корреспонденту Корбут, что случилась на участке у него кража сельхозпродуктов, а он её раскрыл. Похитителями местные мужики оказались. И мужики-то кругом положительные – не судимые, работающие. Захмелиться им просто надо было обязательно. Короче, заставил их Корбут возместить ущерб, попрофилактировал, а дела, как говорят в народе и на центральном телевидении, «заводить» не стал. Чтобы анкету людям судимостью не марать.

Прочитал эту статейку и заместитель прокурора Коваленко. Вызвал он участкового на цугундер, – каким образом это вы, товарищ капитан, укрыли тяжкое преступление, не относящееся к делам частного обвинения? Да еще в средствах массовой информации тиражом десять тысяч экземпляров о вопиющем нарушении законодательства похваляетесь! Написал Корбут по этому факту объяснение. Продолжение в виде дисциплинарного взыскания ожидалось вскорости.

И поделом, разве можно менту напрямую с прессой общаться? К тому же с «жёлтой»? Для этих дел пресс-служба в УВД имеется, люди специально обученные, некоторые – с академическим образованием, некоторые – с ногами длинными, говорливые, на телеведущих похожие.

Оба эксперта с похожими фамилиями куда-то запропастились. Ковальчук и участковый допрашивали свидетелей. Совершенно выпал вопрос с доставкой трупа в город, в морг.

Маштаков с водителем попробовали связаться с дежурной частью. Радиосигнал не возвращался, автомобиль находился в яме. Не хватало мощности передатчика. Пришлось вернуться по шоссе километра на полтора, подняться на горку. Отозвался помощник дежурного Лапин. Миха ввёл его в курс дела, сказал, что нужен транспорт и рабочая сила для погрузки трупа в Соломино.

– Будем стараться, – без малейшего энтузиазма ответил помдеж.

Его можно было понять – нарисовалась очередная проблема из разряда трудноразрешимых. Спецтранспорта для этих целей не водилось никогда. Лет пять назад трупы перевозили в металлической тележке, похожей на армейскую походную кухню. Пока ее эксплуатацию из-за отсутствия тормозов и рессор не запретил начальник ГАИ Божков. Доставку трупов организовывали несколькими доморощенными способами. Если были родственники, органы сразу пытались возложить эту обязанность на них. Коли умерший работал, родственникам подсказывали, что, мол, на предприятии есть дежурная машина. Заводское начальство почти всегда шло навстречу. Гораздо хуже было, когда покойный был неработающим или не имел родни. Или имел, но безденежную. Или труп обнаруживался в безлюдном месте – в лесу, в поле, в водоеме… глубокой ночью, в выходные или в праздники…

По государственным соображениям Маштакова такие вопросы должна решать коммунальная служба городской администрации. Имеющая обычный «Рафик», прочные носилки из брезента, пластиковые черные мешки для упаковки трупов, какие показывают уже не только в американских фильмах, но и в столичных криминальных телерепортажах. И чтобы люди, занимающейся этой работой, получали за это более-менее нормальные деньги. Наши неизбалованные соотечественники в провинции многого не запросят. За две-две с половиной тысячи будут вваливать, только пыль столбом. Но всё это, впрочем, из области фантастики. Джеймс Камерон. Неснятый «Терминатор-3».

Сейчас после Михиного сообщения помдеж озадачит все посты ГАИ, ныне ГИБДД, вводной: найти машину. Вопрос может решиться в течение получаса. Может затянуться на сутки. Все стали умными, в том числе водилы. Заставить бесплатно, в ущерб личному времени перевозить труп, возможно уже загнивший – задача не из простых. В марте этого года был случай, когда в микрорайоне «Рассвет» труп пролежал посреди жилого массива трое суток. На войне с поле боя убирают быстрее. Возмущённые жители звонили по всем инстанциям. Умершего забрали только после нагоняя из администрации.

Вернулись на исходную, то есть к дому Фадеевых. Поразмышляв, где могут находиться эксперты, Маштаков направился в сельмаг, в дверях столкнулся с Никульским. Судмедэксперт нёс стопу бутербродов с салом и открытую бутылку пива.

– Хотите бутерброд, Михаил Николаевич? – спросил Никульский. Он выглядел приятно пораженным. – Шесть бутербродов всего на пять рублей! Со свойским салом!

Маштаков быстрее, чем следовало, взял бутерброд, сразу впился зубами. Сало было упругое и сильно перчёное. Умный человек обязательно пообедал бы перед дальней дорогой.

Криминалист Николаев мешкал у прилавка.

– Да давай, чего ты! – ободрял его Никульский.

Маштаков вышел на улицу, догадался, что криминалист тоже хочет взять пива, но опасается Миху из-за сегодняшнего наезда и тёмного прокурорского прошлого.

«Как будто я для него зам по личному составу. Как будто я не понимаю, что бутылка пива не может вывести из строя взрослого мужика», – вроде бы оправдывался перед собой Маштаков.

Сам он две полных недели пребывал в завязке.

Перекусив, приступили ко второй стадии осмотра. Предстояло проникнуть в дом. Сосед принёс кривой ломик-гвоздодер. Участковый на пару с Ковальчуком долго пытались взломать дверь, ведущую во двор, но так и не сумели. Решили поступить радикальнее – выставить окно и залезть через него. Благо стекла крепились только гвоздиками, вбитыми снаружи. Через пять минут были в жилище.

Когда по одному входили во двор, Ковальчук сказал громко, откровенно прикалываясь:

– Эй, с пистолетом, иди вперёд!

Это было камушком в Михин огород. Ещё до отъезда, усаживаясь во дворе УВД в «УАЗик», тот поинтересовался, вооружился ли Ковальчук.

– Да мы и без оружия, товарищ капитан, справимся, – хохотнул опер. – Так накатим.

Маштаков скривился, не одобряя легкомысленных настроений молодёжи. Начальник РУБОПа области, бывший начальник городской криминальной милиции полковник Запевалов всегда, когда собирались на происшествие в сельскую местность, настаивал, чтобы сотрудники опергруппы вооружались. И чтобы непременно один был в форме. А уж Запевалова, кавалера ордена Мужества, никто в малодушии упрекнуть не сможет.

Сам Миха из-за нахождения в группе риска, из-за неполного своего служебного соответствия мог получить оружие только с личного, причем письменного разрешения начальника УВД.

Дом был пуст. Виталькиного трупа внутри не обнаружили.

Угрызения совести по загубленной чужой жизни не сподвигли его на самоубийство. По крайней мере в данном конкретном месте.

Может, это от природной невоспитанности происходило, но Маштакову всегда интересно было заходить в чужое жилье. По обстановке, утвари, личным вещам он старался восстанавливать картины чужих жизней. Моделировать куски посторонних судеб.

Обстановка была скромной, но для дачи вполне сносной. И совсем не притон. Вся пустая посуда – водочная и пивная – батареей выставлена в сени. Кругом вполне допустимый беспорядок.

«Почти как у меня дома», – подумалось Михе.

Помещения поделены дощатыми перегородками.

Печь – небольших габаритов, не «русская» и не «голландка». Других модификаций Маштаков не знал. С закопчённым хайлом, в которое чугунки суют на ухвате. В котором братец Иванушка с сестрицей Аленушкой от гусей-лебедей прятались.

Миха выбрал стул покрепче. Не пожалел двух чистых стандартных листов, постелил на сиденье. Писанина предстояла долгая. Несмотря на то, что протокол осмотра места происшествия в суде или не читается вовсе или читается по диагонали, Маштаков был приучен всегда писать обстоятельно. Из уважения к себе и к потенциальным читателям со слушателями.

Давненько уже, лет шесть назад он поддерживал обвинение в суде, тоже по бытовому убийству. Председательствовала в процессе Малинина Евдокия Степановна – авторитетная жёсткая судья с тридцатилетним стажем. А дело расследовал тогдашний следователь Ромуальд Юрченко. Которого после увольнения из прокуратуры посадили за мошенничество. Сейчас он уже давно на свободе. Юридической фирмой заворачивает, преуспевает, по крутой тачке судя…

Так вот, читает Евдокия Степановна протокол осмотра и сбивается через слово. То падеж совершенно неподходящий, то подлежащее со сказуемым не вяжется, то вообще абракадабра.

После очередного ляпа судья не выдержала.

– Что он, пьяный, что ли, писал? – спросила она сурово и очень громко. Обращаясь персонально к заместителю прокурора Маштакову как к представителю гособвинения.

Тот только развел руками, не найдя что ответить. Адвокатесса ехидно ухмыльнулась. Подсудимый, хоть наверняка ничего и не понял, тоже осклабился. Догадался – это на прокуратуру, которая его посадила, наезд.

Этот случай утвердил для Маштакова тезис, что все документы надо писать толково. Что надо сначала думать. Что вся эта писанина читается на людях вслух.

В общем, Миха писал, а милиционеры, в том числе и водитель, которому, чувствуется, скучно стало сидеть одному в кабине, осматривали дом. Активно помогал сосед-понятой. Быстро нашли альбом с фотографиями. Альбом был дембельский, но фотки в нем оказались староватые. Бойцы в мундирах с воротниками-стойками, как в кино про солдата Ивана Бровкина. Отстегивающиеся погоны, старшинский галун буквой «Т». Середина пятидесятых, начало шестидесятых…

– Вот он, Виталя! – сосед нашел фотографию хозяина дома, подозреваемого сейчас в смертоубийстве.

Все сгрудились вокруг альбома, Маштаков тоже втиснулся.

Любительская фотка. Судя по одежде и прическам – не из свежих, десятилетней давности. Чьи-то похороны. Вокруг установленного на табуретках открытого гроба стояли родственники.