Антоша, вставай

Сегодня мать не смотрела телевизор на всю громкость и почему-то не сплетничала с подругами на ночь глядя. Старуха лежала у себя на диване тише мыши. В этой непривычной обстановке я хорошо различал тяжелый стук своего сердца. Кто-то внутри под грудью бил резиновой кувалдой. Сон задерживался. Он где-то шлялся и совсем не торопился меня навещать.

Я ворочался по всей кровати, то и дело перекатываясь из угла в угол. Заворачиваться в одеяла как гусеница или накрывать голову подушкой не имело смысла. Меня захватили дурные мысли и не давали возможности подумать о чем-то хорошем, не позволяли настроиться на сон. Я пробовал представить Катю, мотоцикл и райский остров с высокими пальмами, но ничего не выходило.

3асыпай на руках у меня, засыпай,

Засыпай под пенье дождя,

Далеко, там где неба кончается край,

Ты найдёшь потерянный рай.

Так пел я себе под нос.

Память подкидывала образы: то я обблеваным лежал в засраном туалете, то обосанным на детской кроватке. Надо мной склонилась Старая Карга. Ее объятия душили, и я не был способен нормально пошевелиться. Я не имел никакой возможности вырваться из ее цепких лап.

"При чем тут одиннадцать?” – подумал я.

– Ты хочешь узнать, почему на торте из червей были свечи в форме цифры одиннадцать? – поинтересовалась Катя.

– Катя, ты здесь. Я так ждал этой встречи, – сказал я.

Мы стояли в обнимку в холле двухэтажного дома моей девушки. Она ластилась и прижималась щекой к моей крепкой груди.

– Твоя мать не хочет, чтобы мы виделись! – сказала Катя. – Вчера мы так и не встретились, потому что она заперла меня в кладовке моего собственного дома.

Из окна было видно, как солнце падало за горизонт. Золотые лучи освещали все вокруг. С океана дул приятный бриз, и не было слышно ничего, кроме шума волн.

– Она ревнует тебя. Твоя матушка хочет, чтобы ты принадлежал только ей! – Катя подняла на меня взгляд и прижалась еще сильней. – Я оставила тебе знак, украсив ее жуткий торт. Одиннадцать – это ключ, моя подсказка.

– Но я не понимаю, – ответил я. – Что значит эта подсказка?

– Дорогой, ты же у меня умный! Ты все поймешь. Ты сможешь сделать так, что мы будем вместе. Всегда. Мы будем там, откуда ты. А здесь я больше не появлюсь, – она расслабила руки. – Твоя мать не дает покоя, мне нужно уходить. Она ревнует тебя так сильно, что, когда ты уходишь, причиняет мне боль. Это немыслимые страдания. Она мучает меня, терзает душу.... – на моей шее стало мокро от слез Катиных слез.

– Что ты такое говоришь? – я не отпускал Катю из объятий. – Как у старухи получается проникнуть к нам? Это же только наш с тобой остров! Это место только для нас двоих.

– Ты забыл, что вчера днем здесь был Молодой, охранник на желтом "Шевроле”? Ты забыл, что он хотел сделать? Тут небезопасно. Все, кто попадают к тебе в сердце, – Катя ударила по моей груди, – оказываются и здесь. И кто сильней всех трогает тебя – тот чаще находится тут. Этому нужно положить конец. Я так больше не могу. Мне тяжело быть пленницей твоей любви. Я ухожу, уезжаю с острова. Больше не приходи сюда, найди меня в своем мире и сохрани нашу любовь.

– Это все так сложно и запутано, я ничего не понимаю.

– Ты очень умный, дорогой, у тебя все получится.

Она отпустила руки и попятилась в сторону открытой двери, которая пряталась за прозрачной занавеской. Катя не отводила взгляда от меня. Ее просторное платье и черные волосы развевалось на ветру. Я стоял как вкопанный и не знал, что делать. Ее слова еще звучали где-то далеко, как эхо в пустой пещере. Она покидала меня, а я чувствовал онемение и холод, будто мне вкололи слоновую дозу транквилизатора. Катин силуэт уходил в закат. На нее смотрел не только я, но и бордовое небо. Только после того, как я остался в огромном доме абсолютно один, я ощутил послевкусие ее слов. В самом центре солнечного сплетения разрасталась бездонная пропасть пустоты. Пустота заполнила все вокруг. Дом тотчас сжался до точки размером с пылинку, а потом резко увеличился до масштабов самой высокой горы в Гималаях.

Стены испарились, превратившись в дым, и вслед за ними исчезли мебель, пол и завораживающий пейзаж за окном. Я оказался в темноте. Мое тело болталось в невесомости, и я не замечал даже своих конечностей. Мои мысли спотыкались друг о друга и захлебывались в шипении неработающего телевизора. Давление матери, песни "Арии” вперемешку с "ДДТ” и вздохами Кати вызывали дрожь в моем теле. Мозг превратился в жвачку и угодил на грязный пол, собирая волосы и крошки еды. Моя голова стала мусорным баком, из которого вываливались вонючие отходы. Пульс участился, и я почувствовал, как стал мокрым, то ли от пота, то ли оттого, что снова сходил по-маленькому. Меня скручивало. Мир превратился в спираль, повторяющийся цикл страданий.

– Послушай, брат, – прозвучал мужской голос.

В кромешной тьме я не видел того, кто говорит, но понимал, что обращаются ко мне.

– Твоя девчонка никуда не денется. Если вам предначертано пройти свой путь вместе, так и будет. Не сдавайся и не опускай руки. Все, что происходит с тобой, это учение, это уроки Всевышнего, – голос менялся. Слова говорил то Сергей, мой сменщик из "Дикси”, то Сергей Валерьевич, то мой отец, то Кипелов, солист "Арии”.

– Ты свободен как птица. Ты независим как облака, и единственный твой помощник – ветер, – сказал незнакомый голос. – У тебя есть ключ, – добавила Катя. – И этот ключ тебе никогда не пригодится, – засмеялась старуха. – Ты мой! Антон, ты проживешь со мной вечность! Весь свой век сложишь к моим ногам. Ведь ты испортил мне жизнь. Забыл? Если бы не ты, мне бы не пришлось терять молодость у твоей люльки. Ты отнял у меня свободу, и теперь я отниму у тебя твою. Забудь все ту ересь, которую наговорила твоя потаскуха. Ты никому не нужен, ты ничтожество. Ты неудачник и вызываешь у всех вокруг лишь смех. Ты умрешь девствнником. Секс с раковиной – это последнее, что ты узнаешь из телесных утех, – смеясь, прокричала старуха.

Ее смех перебил звук работающего двигателя, и я вернулся в дом на берегу океана. Занавески все так же качались на ветру, в зале пахло Катей. Кто-то приехал на "Харлей Дэвидсоне” – я узнал этот мотоцикл по агрессивному выхлопу. Ноги отказывались двигаться. В дверь позвонили, а я не мог открыть. Меня точно прибили к полу. Я хотел крикнуть: "Иду!”, но рот склеился, и я только смог промычать что-то невнятное. Мои руки будто связали. Я упал на пол и увидел себя в своей кровати. В комнате стояла тишина, только редкие вдохи старухи нарушали ее. Я вроде не спал, но не мог пошевелиться. Кроме меня и матери в квартире был кто-то еще, и, пока он был в квартире, у меня не получалось сделать и малейшего движения телом. Я дергался, но со стороны казалось, что я лежу абсолютно неподвижно. Рот не выдавал никаких звуков, хотя я кричал во все горло. Меня глючило так, будто я оказался в аквариуме. За внешней неподвижностью прятались дикий страх и беспрерывная схватка за возврат контроля над своим телом. Я чувствовал себя тараканом, угодившим в горячую смолу. Сопения старухи издевались надо мной. Они давали мне понять, что я бодрствую, а тело застряло где-то между сном и реальностью. Кто-то смотрел на меня, изучал. Он не касался меня, а просто сканировал, как сканируют банан в супермаркете. Когда он исчез, я тут же взял себя в руки. Все закончилось. Я лежал в постели, в своей вонючей комнате вонючей квартиры. Старая Карга все так же сопела за стеной, только я больше не был связан невидимым гостем.

12.

Стоя на носочках, я помочился в раковину, а потом спустил воду на случай, если старуха подслушивает, чем я занимался. В кровать я вернулся с наковальней вместо головы. Голая спина неприятно прилипала к простыне. Я попробовал забыть, что мне только что приснилось, но события сна ясной картинкой стояли перед глазами. Ночью было особенно сложно удержать равновесие. Если я просыпался, то засыпал не сразу. Немногочисленные доспехи падали, обнажая раны, и те зудели, не давая покоя. Мысли по очереди залетали в мыслительный барабан, и я крутил его, пока на смену обсосанной идее не заявлялась следующая. В эти мгновении я чувствовал себя неважно.

Дурные мысли как укус крокодила. В программе "В мире животных” по ОРТ показывали: если здоровенный аллигатор схватил за лапу антилопу, то пиши пропало, он точно утащит ее на дно. Так и паршивые мысли тянули на дно, словно они крокодил, а я антилопа.

До утра я промучился в агонии. Мозг съедал сам себя, переваривая поток мыслей в разъедающей кислоте. Я провел ночь в атомном реакторе и чудом выжил. Когда мать проснулась и подала признаки жизни у себя в зале, часы "Монтана” показывали полседьмого. Я убрал их в сторону, и у меня получилось покемарить. Погрузившись в зыбучие пески бесформенной темноты, я смог урвать полтора часа сна. И это время пролетело как одна секунда.

– Антоша! – Старая Карга аккуратно гладила меня по ноге. – Вставай.

Я так не хотел открывать глаза, что резко схватился за одеяло и, накрывшись им с головой, прижался к стене.

– Ну хватит, вставай давай! Завтрак готов. – Мать отпустила мою ногу и ушла из спальни, оставив меня наедине с собственной беспомощностью перед ленью.

Я еще сильней зажмурился и стал представлять себя на черном мотоцикле. Темнота рассеивалась, и я вернулся на остров. Он выглядел так, как будто тут прошла Вьетнамская война. Обугленные стволы пальм тянулись к небу, трава превратилась в пепел, а мой дом в руины. Тут произошло что-то чудовищное, и сердце глухо забилось в груди, отдавая в голову. Кто-то испепелил последнее, что меня грело – мой райский уголок. Я стиснул зубы и сжал кулаки. У меня не оставалось никаких сомнений – это Старуха нашла какой-то способ прийти сюда и нагадить. Она знала, что остров Пхи-Пхи – единственное место, докуда не способна дотянуться. Мое личное пространство, неподвластное ее воле. Но она как-то смогла найти его. Найти и уничтожить.

– Антон! – меня оглушил голос матери, и я очнулся в квартире.

Надо мной нависла Карга. Ее лицо представлялось мне еще ужасней обычного. Глубокие морщины, кривая ухмылка и черные глаза, наполненные ненавистью и злобой.

– С тобой все в порядке?

– Отвали от меня, старая кошелка, – я толкнул мать ногой, и она улетела из комнаты. Упала на задницу и заорала так громко, что стекла ее любимых сервантов завибрировали. Кто-то из соседей тотчас затрезвонил в дверь. Я в панике вскочил с кровати в мокрых трусах, не зная, что делать: успокоить Старуху или открыть дверь? Внутри все сжалось, я, схватившись за голову, стал бегать вокруг Старой Карги, будто она новогодняя елка, а я нарядный зайчик с картонными ушами.

– Что там у вас случилось? – прозвучал глухой голос Тамары Тимофеевны.

– Томочка, – крикнула мать, – этот идиот задумал меня убить.

Звонок во входную дверь сменился ударами. Я застыл на месте, пытаясь сообразить, что делать дальше. Я был зажат между воем матери и глухими ударами, доносившимися из коридора. Карга жмурилась от боли и держась за бедро, пыталась приподняться.

На балконе висели постиранные джинсы и шерстяной свитер. Под дикие вопли я стянул одежду с сушилки и надел ее поверх мокрых трусов. Мне не хотелось и секундой дольше оставаться в этом сумасшедшем доме. Я желал выбежать на улицу и стряхнуть с себя все то дерьмо, которым был испачкан. Ненависть покусывала мои внутренности, и, чтобы избавиться от этого гнойного чувства, я должен был разнести весь дом. Руки чесались, но вместо того, чтобы дать им волю, я нашел в шкафу коричневую плащевку. В последний раз глянув на съежившуюся Старуху, которая покрывала меня матерными словами, я открыл дверь

Эксперт по запахам Тамара Тимофеевна чуть не ударила меня по лбу. Она вцепилась в меня взглядом и стала поносить похлеще матери. Ее крики сопровождались брызгами слюны изо рта. Говорила она не обо мне, и не о покалеченной Карге, а о том, что ей пришлось долго стучать в дверь. Пока я спускался по лестнице, проклятия соседки неслись мне вслед до первого этажа. Оставляя за спиной пролет за пролетом, я выслушал краткое содержание своей жизни и упоминание ужасного запаха в моей комнате.

Улицу накрыл плотный туман. Железная дверь закрылась за спиной, отгородив меня от того кошмара, что творился в подъезде.

***

– Все в порядке? – спросил Сергей Валерьевич. – Вид у тебя какой-то помятый, а?

Я смотрел на него, не зная, что ответить. Шеф вызывал у меня симпатию, и в какой-то момент к горлу даже подступил комок откровения. Мне захотелось рассказать про сны, Катю и последние события с матерью, но вместо этого я лишь ответил, что все хорошо.

– А выглядишь так, будто тебя отпинала футбольная команда.