Экспериментатор, или Доктор Такерман – 2

Экспериментатор, или Доктор Такерман – 2
Михаил Монастырский

– Непросто избежать того, что рано или поздно может повлечь за собой раскаяние. Однако мы далеко не всегда боимся последствий, затеянного нами действия, надеясь, что никакой расплаты не будет. Да, и вообще, многие ли верят в сказки, что за всё придётся ответить?Это продолжение "Экспериментатор, или Доктор Такерман". На мой взгляд, всё так и произошло в этой загадочной истории, которая, конечно же, ещё не окончена.

Я продолжил жить сначала.

Зачем и, почему должны быть возмущения и недовольства с моей стороны, как человеку пожилого возраста, каким-то чудесным, даже волшебным образом, словно победителю лотереи, получившему молодое собственное же тело, новую жизнь и массу возможностей построить свою судьбу так, что очень-очень многие позавидуют? Я же вернулся из 2015 года, а они все шестидесятники! Как много они не знают. Это же новая серия "Назад в будущее", только не киношная, а самая-самая реальная! Моя!

А Такерман? Неужели Джон Такерман – мой преподаватель с кафедры психиатрии – ничего не помнит? Всё же я больше склонялся к тому, что он притворяется, дабы его не рассекретили. Я был для него угрозой. Он тоже получил массу плюсов от нашего перевоплощения.

Я решил всё-таки это выяснить, чтобы знать правду, а потом… Остаться в этом времени или, если это возможно, вернуться назад, чтобы вскоре сдохнуть, как все?

Первым делом – Такерман.

Я несколько дней сочинял разные хитрости, чтобы спровоцировать профессора на откровенный разговор, но он всё время при встрече со мной вёл себя совершенно обычно. Я стал подумывать, что он, действительно, ничего не помнит.

Всё выглядело настолько натурально, что я чуть было не прекратил придумывать свои уловки. Ни малейшего намёка, ни единого повода, профессор мне не давал. В любом разговоре, с кем бы он ни говорил, он ни разу не намекнул о мировых событиях, которые произойдут в будущем. Но, это же невозможно удержать в себе! Узнав невообразимую массу научных открытий человечества за полвека, безусловно, все бы разом сошли с ума или же Такермана окончательно сочли бы чокнутым, отстранив пожизненно от преподавания в университете или любой школе. Хотя и так, многие преподаватели нашего университета, зная его экстремальные эксперименты, считали его придурковатым чудаком.

Он жил точно такой же жизнью, какую когда-то прожил в шестидесятых годах двадцатого столетия. Та же одежда, прическа, мысли и набор слов в произносимых им предложениях. Абсолютно ничего из двадцать первого века! Он продолжал настойчиво травить себя с помощью, на тот момент известных человечеству, фармакологических препаратов и лупить себя током, собрав вокруг себя группу своих сподвижников-психов. Они даже пытались предугадывать на местности возможные места ударов молний во время грозы, чтобы те угодили им в темя. Глядя на Джона Такермана, мне было ясно, что он ещё не додумался до последнего и самого простого. Того, как он и закончил, свою прошлую жизнь, повесившись на полуметровой верёвке с целью временного выхода из собственного тела. Всё было впереди, на его эксперименты у него ещё было около сорока лет.

Но ведь всё-таки его эксперименты в конце концов, получается, имели результат, если мы с ним вместе вернулись в двадцатый век! Да, но всё равно, что-то не давало мне целиком поверить и, довериться этому чёртову экспериментатору.

Параллельно, я очень осторожно, как можно аккуратнее, чтобы не выдать себя и не привлечь к себе излишнего внимания, прощупывал всех его единомышленников, задавая вопросы о существовании временных коридоров, упомянутых мне вскользь Такерманом вовремя нашего с ним перехода в прошлое. Но, к сожалению, бесполезно! Каждый городил какую-то свою чепуху и, не понимал, что я хочу узнать.

Спустя месяц я окончательно сдался и, решился любой ценой добиться от профессора правды. В худшем случае, пусть это будет попыткой что-то разбудить в его памяти. Может, он будет мне только благодарен за это. Тысячи открытий сулили бы ему счастливейшую, беззаботную, популярнейшую жизнь! Да, он бы перевернул саму Землю вверх дном, если бы она, действительно, была бы плоской. Это же настоящая революция в науке, даже не прогресс! И, совсем, немаловажно, но он бы не закончил свою жизнь так нелепо в будущем. Ведь о его суициде все забыли на следующий день, только лишь посмеялись над неудачником в кулуарах во время перекуров. Не более того.

Так вот. Я прямо напросился к нему в гости, зная, что он холост и живёт в двухкомнатной квартире со своей полу глухой старухой-матерью. Повод был простой – я тоже хочу заниматься в его кружке на кафедре, но для полной уверенности в своём выборе, мне нужно переговорить с профессором с глазу на глаз, задать несколько вопросов, чтобы узнать его мнение о перспективах психологии в развивающемся современном мире. И он, как на зло, взял и, с присущей ему легкостью в принятии решений, согласился, тут же спросив меня:

– Так тебе завтра во сколько удобно?

Я совсем не думал про завтра, но деваться было некуда.

– В восемнадцать тридцать смогу прийти…

– Отлично! Пока!

Он, точно, как и в тот раз, хлопнул перед моим носом дверью своего автомобиля и, умчался, оставив меня одного размышлять дальше.

Никакого определённого плана у меня так и не созрело, и я решился на экспромт.

В назначенное время, а я никогда никуда не опаздываю, хотя в моих венах нет ни капли немецкой крови, я постучал кулаком в дверь квартиры Такермана с номером семнадцать. Звонка у него никогда не было.

Я когда-то бывал у него дома пару раз поздними вечерами с компанией пьяных, как и я, сокурсников, в дни разных праздников и гуляний. Такерман нам всегда открывал дверь нараспашку – он был рад любому гостю. Видимо, мамаша его доставала каждый божий вечер.

Он тоже выпивал с нами на его стильно отремонтированной, но захламлённой разными безделушками кухне, много говорил и очень внимательно слушал каждого из нас. Даже находящегося в невесёлом настроении студента он с лёгкостью разбалтывал и тот уже ни о чём не грустил. Ну, что тут сказать – психолог. Может, поэтому мы и шли к нему… С ним всем было легко, интересно и весело. Хотя, между собой, мы, как все, считали его придурковатым.

Но сейчас был другой случай. Совсем другой.

Профессор с улыбкой открыл мне дверь.

– Проходи! – пригласил он, указывая мне направление движения, выставленной вперёд ладонью.

– Спасибо, – ответил я и, как только пошёл на кухню, услышал, донёсшийся из дальней комнаты, женский голос.

– Сынок, это ко мне уже пришла София?

– Нет, мамочка, это ко мне студент из кружка, – немного раздражённо от внезапного вопроса матери ответил Такерман, но взяв себя в руки, продолжил говорить с ней. – София обещала зайти к тебе завтра. Ты, видимо, позабыла?

Не дождавшись её ответа, мы с профессором вошли на кухню и уселись на старинные, с резными ножками, деревянные стулья, спинки и сиденья, которых, на мой взгляд, были обиты очень редкой тканью.

Да, раньше, находясь здесь в нетрезвом виде, я не замечал ценности развешенных, уставленных и наваленных здесь антикварных вещей. Я подумал, что, однозначно, вся квартира была засыпана до потолка старинными драгоценными предметами или их копиями. Профессура и по тем временам шиковала.

Мы с Джоном Такерманом расположились за столом напротив друг друга, я сел спиной к выходу, и мы посмотрели друг другу в глаза.

– Вы сейчас сказали своей маме, что я уже член Вашего кафедрального кружка. Спасибо большое, но я всё же ещё хотел у Вас уточнить перспективы психологии в ближайшем и далёком будущем. Если, можно, конечно?

– Да, ладно, тебе, – опустив перед собой взгляд на стол, ответил он. Это тебе будет лимитом.

– Джон, – абсолютно неожиданно раздался женский голос за моей спиной, – не надо разбрасываться лимитами, прощениями и всякой подобной чушью.

В этот же миг мне на плечо нежно легла ладонь матери профессора. – Люди этого не ценят, не надейся, дурачок, не совершай другими, сделанные ошибки.

Такерман, не вставая со стула, чуть приподнял голову, выпучил глаза и молча смотрел на свою мать.

Я же, не оглядываясь на неё, пытался определить возраст её прекрасного женского голоса.

– Может, ты всё-таки, уступишь мне место, – обратилась мать, сделав несколько шагов вперёд навстречу сыну, и выйдя почти на центр кухни.

Я был шокирован, глядя, и не отрывая глаз с её необыкновенно нежной, покрытой молодой ухоженной кожею ладонью, плавно соскользнувшей с моего плеча. Я опасливо перевёл взгляд на женщину. Она была изумительна. Обтягивающее её стройное тело платье из чёрной материи, подчёркивало тонкую талию, роскошную молодую грудь и длинные утончённые книзу ноги. Она стояла в чёрного цвета дорогих туфлях на высоком каблуке. Её светлые ровные длинные волосы подчёркивали белую кожу лица, на котором, как на картинке глянцевого журнала, светились ярко-голубые глаза и ярко-красный рот.

Я влюбился в эту женщину раз и навсегда. Вмиг всё остальное мне стало неважно. Ни такермановская кухня, ни он сам, тут же вскочивший перед ней, ни фантастическим образом, удавшийся в 2015 году эксперимент, ни само по себе путешествие во времени.

Ей было около тридцати лет. Моё сердце бешено било меня в грудь изнутри будто срочно что-то хотело мне сообщить. Я чувствовал всем своим нутром, что мы с ней созданы в этом неестественном, странном и в тоже время сказочном мире только друг для друга. Я никогда, никогда, никогда не был счастлив так, как в эту минуту, глядя на неё!

Я совсем не заметил, как испарился, куда-то проскользнул из кухни профессор. Я только услышал, как он выбежал из квартиры, хлопнув дверью, в тот момент, когда я лишь смотрел на неё и, не отрывал взгляд от её бездонных, как океан, глаз.

Аккуратно присев, на покинутый Такерманом стул, моя королева представилась мне.

– Меня зовут Хелен. Я знаю, что Вас зовут Том. Будем считать этот миг нашим новым знакомством. Вы согласны? – протяжно спросила она, чуть сжав себе нижнюю губу белоснежными ровными зубами.

– Несомненно, я согласен. А почему новым? Я Вас вижу впервые.

– Прекрасно, молодой человек. Я объясню Вам через минут тридцать, почему это наше с Вами знакомство не первое. Хорошо, Вы согласны со мной?

– Да, конечно, согласен.

– На всё?

– Да.