Мужская работа

Мужская работа
Михаил Нестеров

Их восемь человек – спецназовцев ГРУ, выполняющих свою обычную работу. Все специалисты экстра-класса: снайпер, радист, подрывник… При необходимости любой может заменить товарища. А такая необходимость вполне реальна, ведь стоящая перед ними задача невыполнима без смертельного риска. Они должны проникнуть во дворец Саддама Хусейна и взорвать его вместе с секретной химлабораторией. Облаченные в пустынный камуфляж, диверсанты скрытно подбираются к объекту. Снайпер убирает следящих за подступами к дворцу «Хранитель пустыни» наблюдателей. Рывок во дворец. А дальше – неизвестность…

Михаил Нестеров

Мужская раота

Автор выражает особую признательность газете «Независимое военное обозрение», еженедельникам «Совершенно секретно», «Итоги», «Коммерсантъ ВЛАСТЬ»; авторам книги «Подготовка разведчика» Анатолию Тарасу и Федору Заруцкому, а также полковнику Службы внешней разведки РФ и автору романа «Иуда из Ясенева» Борису Кондакову; автору книги «Да, я там работал» полковнику КГБ в отставке Евг. Григу (литературный псевдоним) за использование их материалов в своей книге. Все персонажи этой книги – плод авторского воображения. Всякое сходство с действительным лицом – живущим либо умершим – чисто случайное. Взгляды и высказанные мнения героев романа могут не совпадать с мнением автора.

Если хочешь добыть тигрят, надо идти в логово тигра.

    Корейская пословица

Глава 1

«ЗЕРКАЛО ТРЕСНУЛО»

1

Московская область, 2 декабря 2002 года, понедельник

Капитан Алексей Хайдаров проснулся в холодном поту. Ему снова приснился кошмар. Насыщенный реальными событиями, сон был из давнего прошлого и оставил в душе командира группы спецназа неприятный осадок, даже вызвал дурное предчувствие. Скоро очередная командировка в Ирак; о настроении можно не говорить – какое есть, такое и есть. Настрой? Настрой дело другое, он похож на пружину: хорошо закаленная, выпрямится в мгновение. Насчет закалки у бойцов подразделения спецназа все было в норме.

Старый сон и закалка. Все это явь, казалось бы, оставшаяся в прошлом. Но вот она подобралась змеей, неслышно, во сне… как в последнюю минуту…

Алексей так до конца и не понял, зачем он здесь, в учебном центре спецназа? Комплектует диверсионную группу? Глупость, конечно: этим «комплектующимся», проходящим срочную службу, до диверсантов так же далеко, как до Пекина.

Почти месяц капитан Хайдаров торчит в учебном центре, спит по привычке в казарме, приглядев место рядом с сержантским составом. И вот сейчас, когда он встал с кровати, первым делом покосился на дневального, вытянувшегося у тумбочки при виде проснувшегося командира. Так и хотелось сказать ему: «Чего ты всполошился?.. Стой нормально, пока к тебе не подойдут».

Время – половина шестого, через полчаса подъем. Будущие спецназовцы, увидев старшего инструктора Хайдарова, зашлепают губами: «Чурка!» Рожденный от матери-таджички и отца-хакаса, Алексей, сам начинавший с учебки, буквально читал мысли каждого курсанта. В июне ему стукнуло тридцать, в этом возрасте некоторые уже носят полковничьи погоны. Исключение, конечно, и для Алексея это само по себе не имело принципиального значения. По большому счету его мало трогало, сколько звезд на его погонах и какого они размера. На униформе, в которую он частенько переодевался, не сыщешь и знаков отличия. Вот и на этой простой желто-зеленой полевой куртке, надетой поверх майки, не было даже погон.

Бросив на плечо полотенце, капитан прошел в умывальник. Как и все офицеры в полку, он ложился позже солдат, а вставал раньше. Не всегда высыпался, паршивое настроение умело прятал за внешней суровостью. Заправив постель и одевшись, он вышел на морозный воздух и закурил сигарету. Дежурный свет в казарме давал Хайдарову возможность видеть, как дневальный будит командиров взводов и отделений. Когда в снег полетел окурок, из казармы донесся громкий голос дежурного: «Рота, подъем!»

Ровно через две минуты рота – форма одежды голый торс – выстроилась перед казармой. Напряженные от холода тела – вот этого больше всего не переносил Хайдаров; когда холодно, нужно расслабиться. Сколько раз он говорил об этом курсантам, и все без толку. Так, сощурился он, процедуру стояния на морозе придется продлить.

Алексей нарочито медленно прошелся вдоль первой шеренги, слушая мерный стук зубов замерзших солдат, покрытых гусиной кожей. Он был для них не старшим инструктором, а просто чуркой, пришлой сукой. На сегодня он запланировал одно мероприятие и сейчас выбирал отделение; большой толпой, хотя бы взводом, на такие акции не ходят. Собственно, чего гадать? Капитан остановился напротив второго отделения второго взвода и скомандовал: «Отделение, шаг вперед!» Когда двенадцать человек выполнили команду, Хайдаров смягчил им утреннюю нагрузку: вместо десяти кругов по стадиону – пять. Остальные – то ли от зависти, то ли от злости, а скорее всего, от холода взяли такой темп, что Алексей не удержался от улыбки. Он пошел в штаб, чтобы узнать у дежурного, заказал ли тот автобус. Ровно в восемь двенадцать курсантов под командованием капитана Хайдарова выехали из расположения части в окружной военный госпиталь.

…Хайдаров стоял напротив цинкового стола и равнодушно смотрел на то, что происходит на нем. Прозектор, одетый в клеенчатый халат цвета нарыва, производил вскрытие военнослужащего, скончавшегося в госпитале. Что-то вроде сукровицы брызгало из-под хромированных ножниц, похожих на секатор, которыми прозектор вскрывал грудную клетку покойника.

Рядовой Николай Евдокимов согнулся пополам, и его дико вывернуло. Зажимая рот рукой, он кинулся к выходу, но Хайдаров, одетый по этому случаю в униформу с летучей мышью на шевроне, одним лишь окриком заставил бедолагу вернуться на место:

– Назад!.. Смотреть! Смотреть, я сказал! – Не брезгуя, инструктор спецназа схватил молодого бойца за облеванную куртку. – Ты будешь смотреть до тех пор, пока меня не стошнит. Завтра ты будешь смотреть и жрать свою пайку. Послезавтра будешь собирать со стола кишки. Еще через два дня…

Прозектор к подобным крикам в морге уже привык. Он даже не взглянул на матерого диверсанта и салагу, который вскоре тоже превратится в подобие бездушной машины. И жрать будет при вскрытии трупа, и внутрь раскроенных черепов заглядывать, и кишки собирать. Порою еще теплые, исходящие паром и пахнущие кипяченой мочой, порою холодные и почти без запаха. Будет резать глотки бродячим собакам, пить кровь забитых кроликов, есть их мясо – не будет огня, нарежет и высушит тонкие ломтики на ветру, в крайнем случае сожрет сырым.

В морге военного госпиталя частенько залеживаются неопознанные трупы; иногда по ошибке гражданских привозят, порой находят кого-то в военной форме и – лишь бы сбагрить. А когда «срок хранения» заканчивается, спецназовцы отрабатывают на них удары ножом и саперной лопаткой. Важно, чтобы рука привыкла к хрусту человеческих ребер и хрящей, а не собачьих, к примеру; важно видеть перед собой пусть мертвого, но все же человека. Вот его шея, вот голова: нужно взять ее двумя руками и сломать шейные позвонки. Закоченевшему трупу сломает, а живому и подавно: ткани-то у него мягкие, хотя и напряженные.

Покойники не кричат, кричит обычно сержант-инструктор: когда во все горло, когда хриплым шепотом умирающего, а когда просто мычит. А курсанты в это время колют трупы ножами, бьют малыми лопатками, ломают шеи голыми руками, бьют в голову тяжелыми ботинками. Эти уже более или менее обкатанные, на запахи распластанного трупа реагируют как на собственное дерьмо.

– Никифоров! – чуть насмешливо выкрикнул Хайдаров, прищурившись на самого стойкого из курсантов. – Молодец! Завтра с родителями придешь.

Несмотря ни на что, обычно смуглое лицо капитана сейчас было бледным, и то не от мерклого света покойницкой, а отчасти от самой процедуры вскрытия и старого кошмара, который дал знать о себе сегодня ночью. Капитан видел себя на месте рванувшего из морга молодого спецназовца. Только Хайдаров много лет назад остался на месте. Его удерживала не рука сержанта-инструктора, а дьявольская длань, лежащая на затылке и вызывающая дрожь во всем теле. Он ноющим нутром понимал, что ему нужно устоять, что в дальнейшем ему это пригодится, точнее, без этого ему не выжить. Вот тот день снился Алексею нынешней ночью.

Ему бы пора успокоиться: кошмар – не что иное, как запланированное мероприятие в морге. Вот если бы он не планировал его, тогда другое дело.

Молодые бойцы вышли из морга и полной грудью вобрали в легкие сладкий морозный воздух. Капитан, размяв сигарету в пальцах, которыми он хватал облеванную куртку спецназовца, угостил курсанта. Но что такое рвота товарища по сравнению с розовой жижей, которая брызжет из-под скальпеля прозектора-мясника и попадает на лицо? Желторотый курсант сунул сигарету в рот и полез за спичками.

– Евдокимов! – не унимался Хайдаров. – Ты воздух испортил? Молодец! Потому что я ничего не слышал. Но унюхал – это плохо. В следующий раз разгоняй воздух руками.

В этом подразделении спецназа ГРУ учили всему, даже как бесшумно спускать газы, раздвигая пальцами ягодицы.

Как по поведению птиц и животных определить находящегося рядом человека. Как предсказать погоду по росе, ветру, луне, по цветам, по углям в костре, по температуре воздуха, по поведению птиц и насекомых. Как по следам, оставленным на земле, определить их давность, начиная с минут и кончая сутками. Как определить направление боевой техники и транспортных средств. Знать расстояния между гусеницами и ширину гусениц американских танков «М60А1», «М1»-»Абрамс», «М-551»-»Шеридан», немецкого «Леопарда», английских «Чифтен», «Челленджер», «Центурион», «Скорпион», французских «АМХ». А также БТРов, БМД, самоходной артиллерии. Знать, на какой базе конструктивно выполнены образцы техники – мостоукладчик это или саперный танк.

Боец РДГ (разведывательно-диверсионная группа) ГРУ должен уметь все: прыгать с парашютом, десантироваться по канату, управлять дельтапланом, парапланом; уметь ориентироваться на любой местности; определять по внешнему виду любое оружие и знать его тактико-технические характеристики; по форме одежды и знакам различия определять принадлежность личного состава противника, по звукам определять местонахождение, численность и характер действий противника, уметь пользоваться его оружием и техникой; владеть всеми способами разведки: наблюдением, подслушиванием, засадами, налетами, разведкой боем; совершать длительные марш-броски, метко стрелять, далеко и точно метать нож и гранату, в совершенстве владеть приемами рукопашного боя; знать военную терминологию на языке противника, иметь навыки перевода документов, допроса пленных; уметь наводить авиацию на стационарные и движущиеся объекты противника, устанавливать радиомаяки; знать характеристики взрывчатых веществ и средств взрывания, уметь готовить заряды из подручных средств. И многое, многое другое. Ведь подавить чих или кашель, находясь в непосредственной близости от противника, тоже надо уметь.

Да, не суждено этим салагам хоть одним глазком взглянуть на диверсионную группу капитана Хайдарова; пожалуй, это равносильно краткосрочному отпуску на родину или медали на грудь. Его спецкоманда прежде всего была именно командой, машиной, не чувствительной к чужой боли, агрегатом, который проедет по трупам и не заметит, командой, способной выполнить любое задание в тылу противника. Однако универсальных бойцов по большому счету не было. Гюрза – снайпер и артист холодного оружия. Брат-1 – художник подрывного дела, Брат-2 – спец по связи, охранным сигнализациям. Плут – «военный альпинист», для него не существует непреодолимых стен и крыш. Моджахед – следопыт, классный стрелок. Али-Баба – виртуоз по вождению колесной и гусеничной техники. Нафтизин – эксперт по рукопашной. Но все они в той или иной степени могли заменить друг друга.

Возвратившись из окружного госпиталя, капитан Хайдаров первым делом отправился к командиру части, моложавому полковнику Стрельникову, чтобы раз и навсегда решить наболевший вопрос. В конце концов, ему надоела работа на подхвате – мало ли кто уволился или не хватает специалистов в полку. У него есть работа; а пырять за того парня у него желание отбило напрочь. Хотя сам дал слабину, не нужно было соглашаться на месячную командировку в учебный центр. Он и его команда из-за этого пропустила свою смену – придется отрабатывать. Но не в этот раз. «Только не в этот раз», – просил, сам не зная у кого, Хайдаров. После месяца холодов он не выдержит месяца жары в иракской полупустыне.

Разругавшись с командиром полка в пух и прах, Алексей хлопнул дверью; однако в этот же вечер ему не разрешили уехать домой: в центре он проторчал еще два дня, вплоть до начала очередной командировки в Ирак.

2

Копенгаген, Дания, 7 декабря, суббота

Приняв душ, Борис Рощин бросил беглый взгляд в зеркало. То было не совсем обычное зеркало, словно подобранное хозяйкой, сдававшей квартиру на Хольмвайене российскому дипломату, для блажи квартиранта. Оно находилось в широкой прихожей, напротив ванной комнаты, и показывало отражение смотрящегося в него человека в полный рост. Возможно, нестарая еще домовладелица придирчиво, в отличие от постояльца, разглядывала свою обнаженную фигуру – с капельками воды на упругом теле, с мокрыми волосами; проводила рукой по животу, касалась трепетной груди и шеи, трогала плечи и бедра.

Однажды Рощин обозвал ее про себя сладострастной сучкой и по сей день бросал отражению слегка возбуждающие слова. Они не звучали откровенно похотливо, но эротично. Он видел в зеркале действующую модель машины времени. Ведь отображение не сразу попадает на сетчатку глаз, а через пусть ничтожные, но все же мгновения. В зеркале всегда прошлое – всегда. Прошлое то в движении, то неподвижное, иногда ленивое, а иногда неутомимо-стремительное; не понравилось выражение лица, можно сменить его, не пришлась по душе одежда – вон ее, заприметил жирок на животе – получил распоряжение встать к тренажеру, отметил мешки под глазами – поймал приказ: «Надо меньше пить».

Сладострастная сучка…

Борис смешливо поморщился: видеть перед собой тело сорокасемилетней хозяйки из прошлого – для Рощина было делом затруднительным.

Краешком полотенца Рощин промокнул мокрый лоб, щеки, шею, высоко приподняв подбородок; потянулся, заводя плечи назад, и обвязал полотенце вокруг бедер. Покидая мимолетное место встречи с прошлым, дипломат бросил взгляд на свои ноги, не уступающие в своей грациозности ногам Рудольфа Нуреева, отметил маленькие изящные щиколотки, тонкие пальцы с тщательно обработанными ногтями, розовые после горячей ванны пятки.

Пройдя в комнату, Борис с неудовольствием отметил следы пребывания своего любовника: небрежно затушенные сигареты в пепельнице, винные пятна на скатерти – что, кстати, является неким признаком шарма; идеально чистая скатерть – это девственница, не способная доставить истинного наслаждения, она должна нести на себе следы прошлого – тех же винных пятен и следов от сигарет. Она должна иметь свой запах; а чем пахнет девственница? Да ничем. Разве что до безобразия стерильным бинтом.

Девственница не может родить истинных эротических мыслей и желаний, больше она настраивает на насилие, на кровь.

Полчаса назад все в этой квартире было по-другому. Но удовлетворение – штука капризная: когда оно приходит, призывает отдать все, буквально снять с себя последнюю рубашку, трусы, а когда поворачивается задом – оставляет в недоумении: «Что это со мной было?» Слабость в двух ее проявлениях: любовь и страсть, квелость и астения.

Набросив на плечи халат, Рощин сложил на поднос рюмки, пустую бутылку, апельсиновые корки, надкусанное яблоко, смахнул со стола бисквитные крошки. По пути на кухню прихватил с кровати выжатый тюбик увлажняющего крема. В связи с этим, непроизвольно краснея, вспомнил свой первый опыт с мужчиной – давно это было, когда Борис учился в МГИМО. В тот раз, за неимением под рукой крема, полупьяный партнер воспользовался корейским бальзамом «Звездочка». Боже, как он орал тогда!..

Вице-консул поставил на огонь турку и у плиты ждал, когда закипит вода. Смотрел на ее движение, на мелкие пузырьки, зарождающиеся на самом дне, как они отрываются и взмывают на поверхность, чтобы стать частью атмосферы. Похоже на человеческие жизни: куда и зачем стремятся они? И вот в турке уже водоворот; апокалипсис? Похоже на то. Народы, нации, отдельные человеческие жизни выкипают на глазах.

Рощин любил вот так рассуждать, казалось бы, ни над чем. Цеплялся, как паук, за край паутинки и плел из нее сложную сеть. Путаясь, а чаще запутываясь, в нее попадали другие мысли и образы. Все зависело от настроения.

Высыпав в кофейник ложку молотого кофе, Борис снял его с плиты и пошел одеваться. Оросив себя дезодорантом с терпким запахом лимона и кориандра, надел майку, белоснежную рубашку, длинные, больше похожие на гольфы, черные носки. Поставив ритмичную вещь «You Are Love» группы «Lovetronic», сделал первый глоток крепкого кофе. Сколько помнил себя, всегда любил электронную музыку и хороший женский вокал, а в последнее время – в меру синтезированный голос. Наверное, и оттого, что не хотел вслушиваться в слова, понимать их смысл не ушами, а телом, которое, как нейтрино, подвергалось размеренной мелодической бомбардировке. «А вы ноктюрн сыграть смогли бы на флейте водосточных труб?»