Агент ливийского полковника

Время, отведенное на процесс идентификации, вышло. Первый импульс телохранителя, рванувшего ремешок на спецкобуре, совпал с импульсом Рахманова, нажавшего на спусковой крючок «кольта». Он повторил выстрел, положив пулю рядом с первой – под верхнюю правую скулу. Телохранитель не успел уронить голову на грудь, а Рахманов уже выстрелил в первого охранника. Второй, мысли которого были свободны от образа ливийского террориста, выхватил пистолет и попытался выстрелить не целясь, от бедра. И оба спустили курки одновременного. Охранник промахнулся и получил пулю в плечо. Здоровой рукой он в падении попытался включить тревогу, но перепутал переключатели и выключил в музее свет.

* * *

И Феликс Сахаров, и Трой Смит резко повернули головы в сторону выстрелов. Они даже не успели переглянуться, как свет в музее погас. Сахаров был уверен, что это сработала первая система безопасности в музее и сигнал ушел непосредственно на пульт «Воксхолла». Но он ошибался...

Паттерсон метнулся к директору и, нащупав в темноте его руку, потащил за собой, к служебной лестнице. Им вслед неслось проклятие брошенного на произвол судьбы Феликса Сахарова:

– Во что вы меня впутали, идиоты?!

Прежде чем ступить на площадку служебной лестницы, Натан Паттерсон дал оценку действиям старого разведчика: «Он демаскирует нас». И выстрелил, ориентируясь на голос. И – едва не повторил его, но уже в директора, словно перенявшего эстафету:

– Натан, вы болван!

– Вниз, вниз! – торопил его Паттерсон. Чувствуя, что Трой может споткнуться и сломать на бетонном марше шею, пошел впереди. И уже в качестве фаворита подстегнул начальника: – Не отставайте, Трой! Иначе он достанет вас.

* * *

Нил Стоун переглянулся с напарником: «Что это было?» Звуки, донесшиеся из музея, походили на звуки выстрелов.

– Чего они там не поделили?

Джекоб не поддержал шутку товарища:

– Надо бы посмотреть, что там случилось.

Стоун покачал головой. Он был старшим и взял ответственность на себя. Да, полисмен слышал какие-то хлопки в музее, но не мог точно сказать, похожи они на пистолетные выстрелы или нет. Он не хотел вклиниваться в дела военной разведки. Может, они там хоровод водят...

* * *

Руби с тоской смотрела на камеру, что располагалась напротив ее места содержания. Она была бы рада любой соседке или соседу, даже Натану Паттерсону. Ведь есть же за что упрятать его за решетку, рассуждала Руби, представляя себя возле плексигласовой стены с отдушинами, этакой докторшей Лектер – со всеми вытекающими из этого деталями.

Совсем недавно (три или четыре недели тому назад) она попробовала компьютерную игру The Suffering («Страдание»), правда, поиграла в это старье недолго: вроде бы несложно, но действительно мучительно. Чего стоил один только интродакшн к игре: «Тюрьма – это ад! Испытай настоящий ужас, выбираясь из исправительного заведения максимально строгого режима!.. Ваша отчаянная попытка сбежать из тюрьмы будет лишь началом долгого пути к пониманию того, кто вы такой, почему попали в это жуткое место и справедлив ли приговор». Руби беспрестанно думала об этом.

Отчаявшись на вынесение справедливого приговора, она надеялась, что бог, в которого она то верила, то нет, заключит с ней сделку. Одно дело – размышлять над такими вещами на свободе, пусть даже в статусе беглянки и пусть даже без поддержки Андрея, другое – будучи схваченной и посаженной за решетку. Это все равно что стоять на дне своей могилы и переодеваться к последнему в своей жизни ритуалу.

Тюрьма – это ад!

Тюрьма без единого тюремщика. Только холодное око видеокамеры, смотрящей точно в середину прозрачной стены, точно в глаза узницы, как если бы было нарисовано.

Unreal. Ничего реального. Это определение влезло ей в голову ровно в тот момент, когда она услышала шипение открываемой двери и была готова переключиться на тему секретных правительственных тюрем.

* * *

Он. Только теперь спина Троя Смита похолодела. Его противник подобрался так близко, что чувствовалось его дыхание. Рахманов оставил за своей спиной все преграды, его не остановят жалкие остатки – Паттерсон и два его агента; они были смешны перед тигром, выпущенным из клетки.

Два пролета, и Паттерсон подошел к двери, оснащенной сканерным замком. Она представляла собой точную копию пропускного комплекса в прежнем здании МИ-6 – «Сенчури-хаус». Он вставил пропуск в щель сканера, нажал поочередно четыре сенсорные кнопки и получил доступ в «нижнюю цитадель». Эта короткая операция родила в его душе кучу сомнений. Ему казалось, сканер отзовется красным светом и Паттерсону придется требовать пропуск директора, в который «вшито» множество допусков, и бросит, когда сканер отвергнет и его карту. «Идиотское положение! Застрять на нижнем этаже. Как в лифте». Но все его сомнения оказались ложными. Дверь открылась, приглашая этих двух человек в помещение, внутри которого можно было переждать артиллерийский налет.

* * *

Андрей Рахманов множество раз репетировал это действие, представляя в качестве противников двух телохранителей Троя Смита, и каждый раз приходил к выводу: он успевает положить их, ему помогает фактор внезапности.

Дверь в музей блокирована, ее можно открыть только с пульта управления. Через окна, расположенные выше человеческого роста и забранные решетками, тоже не выбраться. Рахманов добился ситуации, хозяином которой он оказался.

Он неплохо ориентировался в музее. Десять шагов вперед, отсчитал Андрей, справа стеллаж, который интересовал его внутренней стороной. Он обошел его и на ощупь за несколько секунд справился с замком. На покатой полке с упором экспонировался прибор ночного видения. Его кожаный наголовник потрескался от времени, а резиновые ремни вытянулись. Но главное, в целости и сохранности находились объективы, шарнирные соединения, регулировочная рейка. Открутив крышку с блока питания, Рахманов вставил одну, потом другую батарейку стандарта «АА», завинтил крышку, и она прижала батарейки так, что они не смогли сдвинуться с места даже при ударе прибора о землю.

Андрей надел прибор, отрегулировал ремни двух пряжек, одна из которых составляла единое целое со страховочной пластиной наголовника, привинченной к оправе маски. Нащупав переключатель, расположенный на блоке питания, он включил прибор. Несколько секунд ушло на «разогрев», наконец мрак перед глазами Рахманова рассеялся. Он отрегулировал расстояние между окулярами и почувствовал себя комфортно. «Как на Луне...»

Шон Свитинг затаился за стендом, на котором экспонировались шпионские принадлежности – обувные стельки с тайниками; в одной стельке золотая монета, в другой – нож с плоской рукояткой. Рахманов подошел к агенту так близко, что услышал его дыхание. Он узнал этого человека, снимавшего на камеру толпу на Бидон-роуд... Выстрел. Свитинг, падая, мог наделать шума. Андрей придержал его за руки, и смертельно раненный агент бесшумно сполз по стене на пол.

Гордон Рейн шел навстречу Рахманову, касаясь, как слепой, стены. Рахманов дал ему прикоснуться к себе и выстрелил в него в упор.

* * *

Он загнал их в тупик. Сердце Руби радостно забилось. Пусть Андрей пришел не за ней, переступила она через самолюбие, но Паттерсон доигрался... Он загнал их не только в этот каменный острог, он пропихнул их в самый его конец, на самое дно. И Руби, не сдержавшись, громко рассмеялась. Она была так рада, как будто к ее ногам прикатилась голова Паттерсона.

– Заткнись! – рявкнул он на нее. И – ни слова не говоря директору (пусть думает, что хочет: что Паттерсон выдвигается на передний план для защиты или бежит, как крыса с тонущего корабля) – Паттерсон оставил Троя Смита в «цитадели», а сам поднялся наверх. На него снизошло озарение, и он понял, на что рассчитывал Рахманов здесь, на этом объекте. Он не мог вникнуть в его план, пока сам не привел его сюда, в настоящий арсенал военной разведки... который вполне устроил бы Джеймса Бонда образца 50-х годов. Но даже в безопасном музее истории безоружный посетитель мог воспользоваться арбалетом, мечом, копьем – оружие оно и есть оружие. В этом музее оно более мощное; это всего лишь вчерашняя страница военной истории.

Паттерсон отчетливо представил себе самое мощное оружие в этом хранилище, нервно порадовавшись, что на вооружении диверсантов прошлого не было водородной бомбы. Но и большой диверсионной мины за глаза хватало для того, чтобы сдетонировали средние и малые и похоронили под обломками музея всех, кто находился в нем.

«Уходить лучше одному, – думал Паттерсон, выбираясь из служебного помещения. – Трой Смит, эта неповоротливая черепаха, может нашуметь и привлечь внимание ливийского террориста, и тогда конец обоим».

* * *

Рахманов склонился над человеком, лежавшим на полу в позе зародыша. Он был ранен в живот. Андрей мог избавить Феликса Сахарова от мучительной смерти, но его палец на спусковом крючке ослаб.

Одна из неразрешенных задач ГРУ за границей решена...

* * *

«Лампет». Голова Натана Паттерсона работала на износ, и он вспомнил название английской мины времен Второй мировой и одну интересную особенность этого мощного взрывного устройства: благодаря своей несложной конструкции, дешевизне изготовления и надежности мины подобного типа сохраняются на вооружении до сих пор[7 - По материалам А. Тараса и В. Бешанова «Люди-лягушки. История подводных диверсантов».]. Однажды кто-то из его сопровождающих показал ему на резьбовые гнезда, в которые вставляются капсюльные взрыватели замедленного действия. Однотипные ли они? Ведь на другом стенде демонстрировались именно капсюльные, содержащие ампулу с кислотой взрыватели.

Расшатать. Ему на ум пришло это зубное определение. Промежуточным детонатором основного заряда могла (вместо родной тетриловой шашки) послужить взорванная рядом мина; так взлетают на воздух арсеналы и склады с артиллерийским вооружением. Паттерсон ощутил себя в лесу, объятом пожаром. И он действительно не мог точно сказать, чего он хочет: спасти шефа или же спастись самому. Он хотел предотвратить трагедию.

Где этот чертов оперуполномоченный? Темнота – хоть глаз выколи. И она вдруг рассеялась, как будто Паттерсон воскликнул с высоты: «Да будет свет!» Он послал взгляд, переполненный желанием жить, и благодарность окнам. На соседнем историческом здании в этот миг вспыхнули разноцветные и яркие огни, пучки света по меньшей мере восьми прожекторов осветили здание и небо над ним. И этот свет, проникший сквозь стекло, рассеялся в каждом уголке музея.

«Слава тебе...»

Паттерсон взглянул под ноги. Там лежало тело старого изменника. Он был мертвее мертвого, подумал Паттерсон и понадеялся, что это его слепой выстрел оборвал жизнь тезки первого российского чекиста.

Натан увидел чьи-то ноги в стильных ботинках; именно они, стоимостью пятьсот фунтов за каждый, прояснили ситуацию: это лежит модник Шон Свитинг. Убит. Выстрелом в голову. На полу лужа крови. Это в отличие от Феликса Сахарова, кровь которого осталась у него внутри. Поразительная скупость.

Держа пистолет на изготовку, Паттерсон продвигался к выходу, прислушиваясь и отфильтровывая звуки, проникающие сюда с улицы. И сам он, как и его противник, не издавал шума. Он был уверен в том, что первым тишину нарушит Рахманов, и знал, в каком месте, – возле самого опасного стенда с диверсионными подрывными зарядами. Паттерсон усмехнулся: «Взрыв платежом красен?» Он не подразумевал массовые бомбардировки ливийских городов – только инициированные МИ-6 взрывы в поезде и на вокзале Паддингтон.

Паттерсон каждую секунду ожидал увидеть труп Гордона Рейна. А он мертв – в этом Натан не сомневался, иначе он услышал бы его.

Услышал. Вот сейчас Натан усомнился – задействован ли блокиратор сотовой связи. Он не собирался звонить, но любой входящий выдаст его с головой. И он отключил телефон.

Паттерсон отвлекся и не заметил Рахманова. Его спасла только отменная реакция. В нем сработал код, заложенный учителями госоку рю, и он дернулся в сторону, а не назад – прямолинейно. И в ответ придавил спусковой крючок своего автоматического пистолета.