Война нервов

Что он снова набирает в шприц?

Неважно.

Важно другое – ни Мартину, к которому подходил Юсупов, ни другим уже не поможешь. Потому что Юсупов расстегнул пиджак, и Дечин увидел оперативную кобуру и коричневатую рукоятку пистолета. Полковник вооружен. Разумеется, он вооружен. И капитан «Беглого огня» представил беглый огонь из пистолета. Сорвись он сейчас с места, полковник откроет огонь раньше, чем он достанет его в любом прыжке – длинном, супердлинном, тройном…

Дечин считал смерти. Сомов, Мартинов, радист уже мертвы. Через две смерти наступит его очередь. И он приготовился достать полковника в самом коротком прыжке, когда у того не хватит времени отреагировать на неожиданный выпад. А там кто кого.

Шкипер думал о смерти, но не вникал в саму суть акции Юсупова. Не мог понять, что его товарищи мертвы. Может, потому, что акция носила иной смысл? Ритуальный? Тайный? Сволочи! Сектанты. Дечин сжал кулаки. Но тут же расслабил мышцы – полковник направлялся к нему.

«Когда двинуть его? – прикидывал окончательно оклемавшийся шкипер. – Сейчас? В голень, чтобы он выронил все и забыл обо всем от боли. Нет, не сейчас». Дечин автоматически выбрал подходящий момент – когда убийца присел подле него и чуть подался вперед.

Дечин на подсознательном уровне отмел действия резкими движениями. Он в умеренном темпе согнул ноги в коленях, не отрывая трезвого, осмысленного взгляда с округлившихся глаз полковника. Затем, опершись руками о шершавый пол, сильно выпрямил ноги.

Юсупов отлетел на середину главной крипты и ударился головой об пол.

Одна секунда, две… пять… восемь…

Полковник тряс головой, пытаясь хоть что-то сообразить. Пытаясь освободиться от назойливого голоса, отсчитывающего ему последнюю цифру: девять. Аут!

Этого времени Дечину хватило для того, чтобы добежать до крайнего прохода, выводящего его из катакомб.

Хозяин кафе смотрел на него с оторопью. Он ничуть не ошибся, предположив, что парень вырвался из рук нечистой силы.

Дечин лишь на мгновение задержался у стойки. Он рванул клапан на кармане рубашки, достал лист бумаги и хрипло бросил хозяину, протягивая ему исписанный листок:

– Передай это викарию. Юсупов вас предал, не доверяйте ему.

Глава 5

Восхождение лжеца

1

Сейчас, как никогда раньше, Габриель Морето понял всю глубину святых текстов канонизированного прелата о покаянии. Но не мог пошевелить рукой, поднять голову. Встать с постели в этот ранний час для него означало изощренную пытку. И вот сквозь свинец его неподвижного тела проникло это слово – покаяние.

«Покаяние – это подъем в назначенный час, даже если тело твое сопротивляется, а ум стремится к погружению в химерические сны».

Как же верно это сказано, с ленивым восторгом отметил Габриель, все еще лежа в постели. Если бы не эти строки, проникшие в его разум вместе с первым осознанным в это утро глотком воздуха, он бы отчаянно призывал тот всегда ускользающий, но всегда желанный утренний сон как продолжение тягучего и зачастую неприятного ночного сна.

Утренний сон. Это жизнь после смерти. Райское наслаждение призывать и получать то, чего ты желаешь больше всего на свете. «Но не означает ли это то, что рай и есть химера?» – спросил он себя.

Интересная мысль, требующая тщательного анализа.

Габриель поторопил себя – нужно вставать. Впереди много работы.

«Покаяние – это решение не откладывать на потом без серьезного повода ту работу, которая тебе кажется самой трудной и ответственной».

Для него новый день снова начинался с этого слова. Покаяние знало его умение находить время для выполнения всех его обязанностей – хотя бы перед самим собой. «А перед другими?» – спросил он себя. Может быть; но эта часть требований не была такой сильной, как первая. В конце дня он назовет себя кающимся, если, конечно, он всецело соблюдал свое молитвенное правило – несмотря на усталость, болезнь.

А пока нужно сделать все, чтобы не потерять доброго расположения духа, явившегося к нему во время этих размышлений, походивших на молитву. Наверняка его впереди ждут мелкие огорчения будничной жизни, что зачастую является продолжением работы после того, как пропало воодушевление, с которым ты ее начал.

Габриель встал с кровати и бодрым шагом направился в кухню. День для него начинался с завтрака. Обычно он съедал два яйца всмятку и бутерброд с сыром, выпивал чашку кофе. Он не понимал, кому шлет благодарность за пищу, им принимаемую. Наверное, Всевышнему. Принимал ли он ее без капризов и прихотей? Вряд ли. Порой он злился по пустякам – остывший кофе, подсохший сыр, переваренные яйца.

Габриель позавтракал. Смахнув со стола в широкую ладонь хлебные крошки и яичную скорлупу, он выбросил их в ведро. Поймав чей-то взгляд, поднял голову. В доме напротив на третьем этаже он заметил, как дрогнула занавеска. И усмехнулся. Его мать с раннего детства привила ему привычку спать голым. Он надевал белье лишь после завтрака и душа. Вот и сейчас он стоял перед чьим-то, скорее всего женским, взглядом абсолютно голый.

Мероприятие, неожиданно выпавшее на сегодняшний день, наместник прелата ордена в Кадисе назвал в коротком телефонном разговоре «Тревогой». Пусть будет так, сказал себе Габриель с таким выражением лица, точно он и был прелатом, нехотя одобрившим название. Но все дело в содержании, продолжал размышлять он. Название ордена «Опус Деи» – «Дело Бога», на его взгляд, звучало умиротворенно, чуточку напористо и напыщенно, с легким налетом скепсиса. Габриель Морето, возглавляющий в этой организации службу безопасности, с точки зрения профессионала мог отбросить все нюансы и назвать «Опус Деи» добывающей структурой Ватикана. По сути, Габриель стоял во главе службы безопасности мощной разведывательной структуры, чье влияние распространялось на шестьдесят стран и сотни городов всего мира.

В этом году Габриелю исполнилось сорок два. Из них двенадцать лет он проработал в израильской разведке МОССАД и вот уже восемь лет возглавляет «сикрет сервис» ватиканского ордена.

Сегодня ему предстояло иметь дело с таким же, как он, вольнонаемником, но превратившимся в отступника.

Габриель надел темно-серый костюм и таких же тонов рубашку без галстука. Присев на складной стул в прихожей, он надел ботинки и аккуратно завязал тонкие шнурки. Став напротив зеркала, приоткрыл губы, придирчиво осматривая зубы. Они не были идеальной формы, однако блестели так же, как и его кожа на голове.

Сегодня был как раз тот день, когда Габриель брил то, что еще оставалось за ушами и на затылке, затем тщательно выскабливал подбородок и щеки. Парик надевал так, будто примерял его впервые; энергично морщил лоб, поднимал брови, отчего его глаза принимали сонное выражение; именно в такие моменты он был похож на голливудского актера Майкла Мэдсена.

Он взял со столика в прихожей записку, сунул ее в карман пиджака. Припомнил в деталях устное донесение от молодого розовощекого монаха, прибывшего в качестве нарочного. В очередной раз неодобрительно покачал головой.

В этой квартире на юге Кадиса Габриель останавливался всякий раз, бывая в этом приморском городе. Он вышел на площадку, закрыл дверь и сбежал по ступенькам. Отдавая предпочтение японским машинам, он и в этот раз попросил викария предоставить ему «Тойоту Камри» с черным салоном и кожаными сиденьями.

Кадис – небольшой город, чуть больше ста пятидесяти тысяч жителей. Легенда гласит, что город был основан Гераклом. Так или иначе, он датируется 1100 годом до нашей эры. Здесь в то время была финикийская колония, затем обосновались римляне, а много лет спустя – мусульмане. Отсюда в свой последний путь ушла испано-французская флотилия, потопленная в битве при Трафальгаре.

Серебристая «Тойота» с Габриелем за рулем ехала в сторону церкви Сан-Фелипе, известной тем, что во время осады города французскими войсками в 1812 году здесь заседал местный парламент. Миновав церковь, водитель остановился напротив низкого строения, крытого самодельной черепицей, блестевшей под полуденным солнцем.

Габриель вышел из машины, узнавая в белом джипе «Дискавери» машину викария. Открыв низкую калитку, прошел в просторный двор и, миновав его по галечной дорожке, открыл дверь кафе.

В этом заведении, принадлежащем ордену, всегда было тихо и спокойно. Габриель был здесь пять или шесть раз. Ему нравились темная высокая стойка бара, пожилой бармен за ней; узкие столики, где тесновато даже для пары кружек пива и пачки сигарет. Здесь сосновый потолок был испещрен рисунками, созданными природой, а дальняя часть кафе просилась называться нефом. Здесь манила к себе секретная дверь, умело скрытая в конце прохода в служебные помещения и туалет. За ней скрывалось излюбленное место испанского викариата «Опус Деи» для «посвящения в рыцари».

Габриель удобно устроился за стойкой, подозвал хозяина по имени Орент и заказал красного вина с лучших виноградников Коста-Бравы. Орент налил вина в узкий фужер и вполголоса обратился к Габриелю:

– Сеньор Морето, викарий и ординатор ждут вас внизу. Я провожу, – с готовностью добавил он, с неподдельным почтением глядя на главу службы безопасности ордена.

– Не сейчас, – ответил Габриель, пододвинув к себе официальный журнал прелатуры «Романа» и разглядывая на глянцевой обложке жизнерадостное лицо епископа Мельядо.

– Господин викарий попросил вас поторопиться, – стоял на своем Орент.

Габриель снова проигнорировал настойчивую просьбу хозяина кафе, члена ордена, видимо, с большим стажем. Он наверняка видел самого Хосемарию Эскриву, пусть даже в 1975 году, который стал для основателя и первого прелата ордена годом его смерти. И вдруг спросил об этом.

Бармен покачал своей седой головой:

– Нет, я не видел его. Но я был на его канонизации в Ватикане.

«5 октября 2002», – покивал Габриель. В этот день он тоже был на площади Святого Петра, где собрались паломники со всего мира. Хосемария Эскрива был причислен к лику святых под восторженные крики и гром аплодисментов многих десятков тысяч мирян…

Он допил вино, отверг попытку Орента вручить ему салфетку. Достав из кармана белоснежный платок, приложил его к влажным губам, оставляя на ткани следы своих губ. Молча кивнул бармену: «Я готов, ты можешь проводить меня».

Габриель шагнул в низкий проем, освещенный изнутри красно-желтоватым светом. Ступив на небольшую каменную площадку, он, прежде чем спуститься по лестнице, ответил кивком на приветствие своих подчиненных – лет тридцати, крепкого телосложения мужчин. Один стоял справа от прохода, другой слева.

Габриелю показалось, он перенесся на полгода назад, во всяком случае, он уже пережил нечто очень похожее шестью месяцами ранее. В тот раз он также опоздал, и прелат, которому по рации сообщили о приходе последнего припозднившегося участника мероприятия, не видя Габриеля, приступил к обряду.