Путь сквозь тьму

Виктор в детстве начинал с простой качалки, в которой не было всех этих блестящих тренажёров. И до сих пор оставался последователем базовой тройки упражнений. Его ждал помост. Он и штанга.

– Даже не думай, – Виктор отогнал неопытного Павла, идущего по пятам. – Ты в Смита.

Двадцать минут разминки, сорок минут интенсивной нагрузки наполнили тело теплом и приятной истомой. И покрыли потом. А вот душа в «Режиме» нет. Печально. К хорошему быстро привыкаешь. Придётся терпеть до дома. Виктор лишь снял тренировочную одежду. Бросил её в сумку.

В своё время Виктор поставил себе стойку тропического душа. И сейчас наслаждался потоком падающих капель. Закрыв глаза, можно было представить себе, что зима, так ранившая его сердце, уже закончилась. Закончилась и слякотная серая весна. Наступило лето. Все печали и тоска остались позади. А он, как в детстве, попал под тёплый летний дождь. И нет ни забот, ни тревог взрослой жизни. И если ты остался один – это радость. И свобода. А зачем ему сейчас свобода? От кого?

Виктор стёр с зеркала осевшую влагу и мрачно осмотрел своё лицо. Щетина. Запавшие карие глаза. Похудевшее лицо. Завтра пятница и выходные. Пойдёт. Бриться желания не было. Восемь минут отсутствия мыслей не стоили затраченных на ритуал усилий.

Виктор выключил свет и лёг в кровать. Темнота. Перед сном Виктор достал из ящика проекционные часы. И сейчас нажал кнопку. Они чуть разогнали гнетущую тьму спальни. Виктор лежал и смотрел на тусклые красные цифры на потолке. Интересно, есть ли у неё такие часы? Смотрит ли она на них?

На телефоне зазвенел Cesium. Последний день рабочей недели начался. Шесть утра. На потолке едва видны цифры в полумраке утра. Сели батарейки?

Короткая суета утреннего ритуала. Огонь под чайником. Чашка. Ложка кофе и сахара. Кипяток. Накрыть блюдцем. Лента новостей в разделе «главное». В мире что-то взрывается, в Тунисе упал самолёт, какой-то скандал в московской тусовке. Фоторепортаж Виктор открыл и тут же свернул приложение. Чужие краски не принесли облегчения. Напротив. Счастье чужой жизни ударило в сердце. Как нож. Тоска счастливо зарычала. И добавила удар от себя. А ты отказался от своего счастья! И сгустила свои тени. Тьма.

Кофе всё из той же пачки: Виктору её хватало надолго. Но без прежнего аромата. Крепкий. Чёрный как смола. А тьму тоски ничуть не рассеял. И кофе горчил. Губ коснулся противный осадок. Виктор раздражённо поставил чашку в мойку. Подхватил телефон со стола.

– Давайте, давайте! Восточная линия 220 легла. Нас кидают на помощь городским линейщикам.

– Опять на принеси-подай попали, – скривился Серёга. – В такую грязь в поле лезть. Сейчас по уши будем!

Из зеркала смотрел изрядно заросший мрачный мужик. Не только Пётр волновался и выспрашивал, что случилось. Уже даже Николаич косился. Да и самому неприятно. Красивая бородка у Виктора не росла. Сейчас он ничуть не походил на плакатного Эмина. Провалившиеся больные глаза. Ввалившиеся щёки. Виктор оказался похож на старого, измученного жизнью, азербайджанца с рынка. К чёрту это бритьё. Завтра последний день. Пусть терпят. В понедельник начальник увидит чистые щёки.

Батарейки в часах теперь стояли новые. Алкалиновые. Но темноту спальни и они не разгоняли. Цифры на потолке почти не видны. Наверное, сломались. Китай. Теперь Виктор оставлял включённым свет на кухне. Так оказалось легче засыпать. Можно было смотреть не только на проекцию часов, но и на освещённый отдалённым светом проем двери. Смотрит ли она на часы по-прежнему? Тоска злорадно, его голосом прошипела. «Лучше бы ты спросил, есть ли у неё силы после мужа смотреть в кровати на время?» Теперь рычал Виктор. От ярости.

На телефоне зазвенел Cesium. Пора вставать. Завтра выходные. Снова один в квартире. Виктор задумался. Может попросить сверхурочной работы? На работе легче, чем одному. Нужно улыбаться и держать марку. Одному слишком тяжело. Тоска по упущенному шансу всё сильнее погружала его во тьму.

Ленту новостей Виктор даже не открыл. Телефон лежал на столе. Лишь время горело на его экране. Кофе отдавал кислятиной. На язык то и дело попадались крупинки. Виктор в раздражении выплеснул его в мойку. Схватил телефон. Сорвал лёгкую куртку с вешалки. И выскочил из дома.

– В московском, подстанция на «Гиаде» выгорела, – убрав телефон от уха, огласил Николаич.

– Полностью? – бригада не успела погрузиться, когда зазвучал звонок. И сейчас толпилась перед дверями в ожидании.

– Вот мы и едем «на посмотреть», – Николаич пожал плечами. – Глянем, что там у хозяина уцелело.

– Вроде и дожди уже закончились, – удивился Павел. – Чего там у них случилось?

Виктор промолчал. Желания общаться не было.

Только две недели удалось отработать сверхурочно. Виктор и в обычные дни с жаром кидался в работу. А уж теперь. Выматывался настолько, что ни о каком спортзале речи и быть не могло. Он добирался до дома. Готовил ужин и завтрашний обед. Ел. И проваливался в беспокойный сон, моментов которого не помнил. Сердце по-прежнему болело. Но вот тоска перестала жалить фразами. Или же он слишком уставал, чтобы позволить своим мыслям мучить его. Виктор был счастлив. Каторжник вряд ли может быть счастлив, так уставая. А он был.

Но в следующие выходные Николаич отказал в выходе.

– Ты себя давно в зеркало видел? – мастер бригады прикрыл дверь, отсекая обеспокоенную физиономию Павла. – Когда брился тогда и видел? Неделю назад? Счастливый зомби! Ходячий мертвец с улыбкой. Я не знаю что с тобой. Но на работу в понедельник. Болеешь? – Николаич прищурил глаза.

– Нет, – Виктор убрал с лица улыбку и спокойно смотрел в лицо собеседнику.

– Сходи в «Медком». Сдай анализы. Краше в гроб кладут. Может, сам не знаешь про болячку, – недоверчиво покачал головой. – Может, баба бросила?

– Нет, – сердце Виктора рвануло болью и зачастило в обвиняющем ритме. – Никто меня не бросал.

– Как скажешь, – Николаич хмыкнул, но продолжать тему не стал. – Я бы посоветовал тебе напиться в выходные – лучшее лекарство от половины болезней. Но чтобы в понедельник явился со справкой. Иначе осмотр и инструктаж не пройдёшь. Мне не хватало, чтобы ты влез куда-нибудь.

Виктор закрыл за собой дверь. Сбросил кроссовки. Упал на диван и уставился в потолок. Никто его не бросал. Разве можно бросить человека, о существовании которого и не подозреваешь? Виктор усмехнулся своим мыслям. Посмотрел на стоящую перед ним бутылку. Нет. Он уже решил, что к этому средству не прибегнет.

Взгляд Виктора упал на телефон. Он принял и другое решение. Не влезать в её жизнь. Но на дворе уже лето, а тьма в его душе не становится меньше. И с каждой неделей даже просто жить становится всё тяжелее. Неужели он не может позволить себе хоть малой поблажки? Как там Пашка говорил? Сейчас в соцсетях – все? Он позволит себе лишь малость. Найдёт её там. Узнает всё ли у неё хорошо в жизни. А, главное, узнает какого цвета у неё глаза. И перестанет разговаривать по ночам сам с собой. И ему станет легче. Ведь станет?

Полусвет

Виктор схватил телефон. Маркет. Инстаграм. Лихорадочные ковыряния в настройках. Пашка издевается. Это Виктор осознал только через час. Какие к чёрту галочки? Здесь даже пол нельзя указать! Как, вообще, можно найти в соцсети человека? Если ничего о нём не знаешь?

Поиск по тегу города выдал сплошной поток рекламы. Мелькали на экране девушки. Сменяли на себе наряды. Но совсем не те. И наряды, и девушки. Как-то уточнить и сузить круг поиска не выходило. Как тут можно, вообще, что-то найти? Мусор. Горы мусора.

Виктор закопался в поиске решения в интернет. Геотеги. Мысль. Но для этого нужно иметь отправную точку. Виктор задумался. Пашка точно делал фото на корпоративе.

Но даже его Виктор найти не смог. Он знал его имя, фамилию. Но ничего не находил. Не было в инстаграме его друга!

– Паш, кинь в меня ссылкой на свой инстаграм, – набрал в вацапе Виктор.

– Неужели надумал? Что-то сдохло в лесу.

Виктор вопрос проигнорировал. Нажал на ссылку. И с недоумением глядел на экран телефона. Фото Павла. Но вот цифробуквенное имя аккаунта вводило в ступор. Что в нём от Пашки? Год рождения? Найти здесь незнакомого человека с таким подходом? Каждый сходит с ума по-своему. Виктор покачал головой.

Фото с Нового года у Пашки оказались выложены. Где эти чёртовы геотеги? Чего только под снимками не было накручено. Друг отрывался с хэштегами, как мог, отпуская фантазию в полёт. Но ни на одном фото не было указано место. Виктор швырнул телефон на столик. Проклятье!

Спокойно. Решение должно быть. Самое простое – попросить помощи у Павла. Опытный пользователь сети должен суметь найти её. Или в разы упростить ему поиск своим опытом. Но это означает открыть душу. Рассказать о ней. Пусть и другу. Нет. К такому Виктор не готов. Сам. Он задумался.

Попробуем ручной поиск места. Телефон. Инстаграм. Уголёк. Виктор нажал на поиск. Ему нужен тег. Да… Больше четырнадцати тысяч фото, которые пользователи подписали этим словом. Много. Добавим город. Ноль результатов. Чудесно! Виктор едва не запустил телефон в стену. Сдержался в последний момент.

Осторожно положил его на столик. Разжал пальцы. Что с ним? Виктор не узнавал сам себя. Он всегда был очень спокойным. Привык не показывать своих настоящих эмоций. Да и чаще всего ему приходилось скрывать тоску и печаль. Досаду. Обиду. Злость, наконец. Но чтобы столь яркую ярость? Это стало для него новым чувством. И оно ему не нравилось. Тени тоски отступали. Но лекарство горчило ядом.

Виктор аккуратно поднял телефон. Снял включившуюся блокировку. Коснулся строки поиска. Уголёк. Кафе.

Пятнадцать фото. Из них шесть – самого кафе. Питерского. Совсем не того, что нужно. Виктор выдохнул, стиснув зубы. И вместе с телефоном перешёл на кухню. Аккуратно положил его на стол. Сделал себе горячего чая. Крохотными глотками отпивал из чашки. Смотрел на опускающийся вечер за окном. Успокаивался. Думал.

Телефон. Поиск. Теги. Новыйгод. Праздник. Корпоратив. Зима. Брюнетка. Танцпол. Виктор упорно вводил всё новые и новые слова. Пытался сузить круг поиска. И больше не позволял себе вспышек ярости.

Бесполезные усилия. Дурацкая система. Или он не понимает чего-то главного. Пусть. Зато он упрямый. И у него есть все выходные.

Поиск. Уголёк. Публикации с тегом. Палец замер на миг, но нажал на строку. И Виктор снова оказался среди моря фотографий. Тысячи людей, сотни шашлыков, десятки торжеств, праздников, ужинов на улице. Собак. Кошек. Костров, игрушек, рисунков и прочего разного. Иногда вовсе не понятного и странного. Лента послушно поползла вверх, открывая всё новые и новые снимки.

Глаза болели адски. Не привыкли они к такому марафону. Просмотренные фото мельтешили перед глазами. Виктор устал. И не был уверен, что мог бы сейчас узнать её лицо в череде сотен других. Может он и вовсе уже пропустил её? Она ведь женщина. Другое платье. Другой макияж. И в объектив смотрит совсем другой человек. В конце концов она могла просто покрасить волосы.

Виктор снова подошёл к окну. Глубокая ночь. Тёмная, мрачная. Как его тоска. Но за окном темноту разгоняют фонари. Освещают путь идущим. А вот что делать ему? Хотя… Пока он впивался взглядом в очередное женское лицо, тоска незаметно забилась в какой-то уголок души. И не тревожила. Сердце болело. Да. Стискивало грудь разочарование. Но не тоска. Краски стали ярче. И чужая радость на фото не причиняла боль.

Почему он так упёрся в это кафе? Может нужно просматривать публикации города? В этом виделось больше смысла, после фото с тропических пляжей. Виктор пробежался пальцами по клавиатуре. Вернулся к своему первому поиску. Нереально. Больше полумиллиона публикаций. Отличный способ провести все летние вечера. Хорошая замена сверхурочным и работе в выходные. Отвлекает. Выматывает не меньше. Разгоняет тени. Продолжать давать своей тоске подачку? Изображать бурную, но бессмысленную деятельность? Лишь бы вернуть краски? Можно. Вот только сердце хочет большего.

Виктор опустил телефон возле пустой чашки. Болели не только глаза. Но и голова. Боль сжимала её обручем. Мешала, путала мысли.