Гражданин Доктор

В больнице скорой помощи было очень мало врачей, и особенно – оперирующих хирургов. Благодаря хирургу Борису Александровичу Вицину я получил первый практический опыт в диагностике и лечении травм и острых заболеваний органов брюшной полости.

Осенью 1942 года Вицин разрешил мне сделать под его контролем первую большую операцию – ушивание прободной язвы желудка. Затем меня оформили врачом-травматологом станции скорой помощи.

Другая справка со станции скорой помощи от 26 июня 1943 года была оправдательным документом в случаях частого пропуска лекций и практических занятий, так как для получения зимней одежды, рабочей продовольственной карточки и заработка денег я одновременно устроился грузчиком на военный завод имени В. П. Чкалова.

В числе студентов Новосибирского медицинского института и моих друзей были Иосиф Фейгенберг и Борис Табачник. Первый из них стал физиологом, неврологом и специалистом по педагогике с мировым именем. Его книги изданы в России, США, Китае. В конце 1960-х годов мне довелось его два раза оперировать по поводу паховых грыж с хорошим результатом, прослеженным более 30 лет. В настоящее время Иосиф живет в Иерусалиме, где нам удалось повидаться. Недавно я получил от него письмо с выражением добрых чувств:

Вчера друзья собрались к нам,
И было их немало,
И пили водку «ПЕРЕЛЬМАНЪ»
Из гербовых бокалов.
Лишь я не пил (какой дебил!),
Но Мишу помнил и любил.

Борис Табачник стал популярным гинекологом-онкологом, жил в Риге и успешно руководил соответствующей службой в Латвии. Недавно мне сообщили, что он скончался.

В 1943 году в Новосибирский медицинский институт был откомандирован мой отец. Он работал на кафедре хирургии у Бориса Федоровича Дивногорского, которая базировалась в крупном госпитале на главной улице города – Красном проспекте (теперь в этом здании областная больница). Некоторое время я как студент-практикант помогал в этом госпитале на операциях ассистенту кафедры Раисе Николаевне Вьюковой и врачу Марине Александровне Карпековой, ответственной за переливание крови. Позже Р. Н. Вьюкова стала фтизиохирургом, в 1967 году защитила на базе Новосибирского городского противотуберкулезного диспансера докторскую диссертацию, затем работала в Казахстане.

Больница в Белово

Весной 1943 года студентов распределяли на производственную практику. Я искал и нашел «самостоятельную работу» в больнице, где не было хирурга. Это была городская больница в промышленном городе Белово Кемеровской области.

Приняли меня хорошо, поселили в небольшой палате и зачислили как больного на питание. Естественно, что отсутствие врачебного диплома и мой молодой возраст были серьезным препятствием к желательному доверию. Не способствовал ему и внешний вид приехавшего «доктора», на котором были темная рубашка с расстегнутым воротником, изрядно мятые старые брюки и поношенные ботинки. Однако деловой и симпатичный главный врач внимательно прочитал привезенную из Новосибирска характеристику, положил ее в ящик своего стола и зачислил меня по приказу и.о. ординатора хирургического отделения. Затем он сказал о необходимости установить хорошие отношения с сестрами и санитарками и хотя бы первое время быть максимально осторожным в хирургии. Ситуация резко улучшилась уже через 1–2 часа. В приемный покой (так почему-то часто называют это самое неспокойное отделение) доставили женщину с четкой клинической картиной внутрибрюшного кровотечения при внематочной беременности. Показания к срочной операции были очевидны. Масочный эфирный наркоз провела пожилая акушерка, ассистировала врач-стоматолог. Типичное удаление разорванной маточной трубы прошло достаточно быстро и благополучно. Позже мне рассказывали, с каким любопытством вся больница следила за происходящим в операционной.

Самый тесный контакт удалось установить с опытной старшей (и единственной) операционной сестрой Марией Даниловной Кокотовой. Отношения с ней наладились по типу «мать и сын». Ранее Мария Даниловна работала в Томске с известным хирургом Андреем Григорьевичем Савиных. Она многое знала, умела и учила меня. В качестве ассистентов удалось привлечь врача-стоматолога Галину Санухину, врача Остер и двух студенток-медичек, одна из которых была дочерью главного врача. Первое время мы делали только срочные операции, но затем перешли и к плановой хирургии.

Сохранились многие протоколы операций, записанные на листках блокнота. Бумага за 62 года пожелтела, чернила частично выцвели.

Среди произведенных операций апофеозом была резекция желудка по поводу рака у больного, фамилия которого четко запомнилась – Тошманаков. У него была клиническая картина стеноза привратника. Рентгеновский аппарат в больнице не работал. Мы предположили очень частую в то время рубцовую причину стеноза и планировали сделать наиболее простую операцию – наложить передний желудочно-кишечный анастомоз с дополнительным межкишечным анастомозом.

Однако после вскрытия под местным обезболиванием брюшной полости был выявлен рак пилорического отдела желудка.

Послеоперационный период у этого больного прошел без осложнений, и он был выписан из больницы.

Работа в беловской больнице позволила получить клинические навыки и ощутить роль организационного начала в хирургии. Для последующей учебы и работы особенно важным было осознание роли медицинских сестер и санитарок для лечения больных. Стало ясно, что врачи не только всегда должны учить медицинских сестер, но и сами могут у них многому учиться.

В последние дни августа 1943 года необходимо было возвращаться из Белово в Новосибирск – начинались занятия в институте.

Отъезд пришлось несколько раз откладывать из-за неотложных операций и тяжелых больных. В итоге я уехал лишь в середине сентября. На вокзале долго обнимались и целовались. К сожалению, фотографий на память не осталось. Фотоаппаратов ни у кого не было. Да и вообще в 1943 году никому в голову не могло прийти фотографировать на железнодорожной станции военно-промышленного города.

Переезд в Ярославль

Осенью стало известно, что в Ярославле на основе разбросанного по всей стране профессорско-преподавательского состава Минского и Витебского медицинских институтов будет создан Белорусский медицинский институт. Мой отец принял приглашение заведовать кафедрой хирургии и в августе уехал в Ярославль. Во время ноябрьских праздников в этот незнакомый город последовал и я. Перед отъездом простился с Савелием Мироновичем Рубашовым, который по своей инициативе написал мне характеристику. «Может, когда-нибудь пригодится», – сказал он.

В больницу скорой помощи заехать или позвонить не успел – телефонная связь была крайне плохая.

Ярославль

Juvenes dum sumus.

Пока мы молоды.

    Вторая строка старинной студенческой песни «Gaudeamus igitur»

Студент Кафедра нормальной анатомии • Врач • Кафедра топографической анатомии • Кологрив • Наука • Операции на боталловом протоке • Кафедра госпитальной хирургии • Нейрохирург • На пути к докторской диссертации • Идеологический буран • Новый шеф • Уход из клиники • Современность

Студент

При зачислении абитуриентов в открывающийся институт учитывали их генетическую связь с Белоруссией и близость проживания к Ярославлю. Меня в порядке перевода из Новосибирска приняли на четвертый курс.

Директором Белорусского медицинского института был работавший до войны в Минске видный гигиенист профессор Захар Кузьмич Могилевчик.

Профессоров и преподавателей, ранее работавших в Минске и Витебске, собирали со всей страны. Удивительно, что некоторых профессоров специальным постановлением демобилизовали из действующей армии. Вот как относились к медицинскому образованию и подготовке врачей! Занятия начались на всех курсах. Теоретические кафедры создавали буквально на пустом месте в условиях крайней бедности и фантастического энтузиазма. Клиническими базами стали городские больницы. К преподаванию широко привлекали наиболее опытных и авторитетных ярославских врачей.

Через год, после освобождения территории республики, Белорусский институт вернулся на родину, а мы продолжили учебу в новом институте – Ярославском. Официальная дата его организации – 15 августа 1944 года. Соответствующее распоряжение Совнаркома СССР подписал заместитель председателя К. Е. Ворошилов. Директором института был назначен энергичный организатор и великолепный педагог, ленинградский интеллигент профессор Владимир Георгиевич Ермолаев. Одновременно он заведовал кафедрой болезней уха, горла и носа. Владимир Георгиевич запомнился отеческим отношением к студентам, интересными лекциями и непременным условием для допуска к зачету – удалением волоса из муляжа гортани под контролем гортанного зеркала. Ярким преподавателем был приезжавший из Москвы патофизиолог А. Ю. Брановицкий, который читал лекции для студентов трех старших курсов. Брановицкий проповедовал идеи А. Д. Сперанского и сделал нас убежденными сторонниками теории нервизма.

Из наших студентов хочу вспомнить учившегося на год моложе меня Азария Кабанова. Он активно участвовал в художественной самодеятельности, блестяще играл Платона Кречета в широко известной пьесе Корнейчука и некоторое время подумывал о театральной карьере. В последующем Азарий Николаевич Кабанов работал в руководимом мною отделении Института экспериментальной биологии и медицины Сибирского отделения Академии наук СССР в Новосибирске. Затем он стал профессором хирургии в Омске и был широко известным общим и торакальным хирургом. После его кончины имя А. Н. Кабанова присвоено крупной клинической больнице Омска.

Курс факультетской хирургии мы проходили под руководством белорусского хирурга профессора Николая Титовича Петрова и доцента Владимира Павловича Матешука.

Владимир Павлович готовил к защите докторскую работу по применению в желудочно-кишечной хирургии однорядного серозно-мышечного шва с узлами внутрь. Несмотря на многих противников, результаты широкого применения этого шва в хирургии желудка, тонкой и толстой кишок были хорошими. А ведь до современного шовного материала было еще очень далеко!

В клинике был острый недостаток врачей. Я получил статус ординатора и одновременно как-то успевал работать в одном эвакогоспитале, о чем свидетельствует прошедшая огни и воды справка с оригинальной формулировкой: «Дана врачу Перельман М. И. в том, что он, будучи студентом V курса, работал бесплатно в госпитале 5365, участвовал в операциях, самостоятельно оперировал, проводил занятия с сестрами в период с октября 1943 г. по октябрь 1944 г.».

В клинике Н. Т. Петрова я написал свою первую научную статью – наблюдение разрыва травматической аневризмы общих подвздошных сосудов. Работа была направлена в журнал «Хирургия», затерялась в редакции и вышла в свет только через несколько лет.

На пятом курсе лекции по госпитальной хирургии читал мой отец. Практические занятия в нашей группе вела опытнейший ассистент Аврелия Яновна Нейдорф, которая после армии работала в госпитале для раненых в грудь, хорошо знала вопросы лечения военной торакальной травмы и одновременно была сотрудницей кафедры. Много лет спустя мы стали коллегами, друзьями и даже вместе оперировали с дочерью Аврелии Яновны – Татьяной Федоровной Петренко. Она профессор и заведует кафедрой в Ярославской медицинской академии. Ее по праву считают одним из лучших ярославских хирургов.

Кафедра нормальной анатомии

В октябре 1944 года в связи с недостатком преподавателей меня, студента пятого курса, зачислили на должность и.о. ассистента кафедры нормальной анатомии.

Заведовал кафедрой доцент И. М. Турецкий, под контролем которого я начал вести занятия со студентами. Примерно через месяц вечерние занятия с первокурсниками я вел самостоятельно, стараясь в меру возможностей подражать моим северо-осетинским учителям.

Методика практических занятий по нормальной анатомии человека на нашей вновь созданной кафедре была совсем не той, которую пришлось видеть через много лет. В те годы совсем не было наглядных пособий – учебных препаратов, таблиц, атласов, рисунков, диапозитивов. При изучении мышц, сосудов, органов грудной и брюшной полости все заменял очень доступный в то время трупный материал. Фактически мы часто сочетали наглядное преподавание нормальной анатомии с анатомией топографической. Было интересно и нередко даже увлекательно. Еще важнее и полезнее было сравнивать пройденное со студентами с тем, что приходилось видеть в клинических условиях. Оправдывалась известная пословица о том, что «нет худа без добра».

Одновременно с кафедрой нормальной анатомии я дежурил, исполняя обязанности хирурга в городской больнице им. Н. В. Соловьева и в областной больнице. Узнал и увидел работу самых известных и уважаемых ярославских хирургов. Главным хирургом областного отдела здравоохранения был высокоинтеллигентный и очень скромный Алексей Александрович Голосов, имевший большой авторитет в городе и области. Одновременно он исполнял обязанности доцента на кафедре госпитальной хирургии в областной больнице. У Алексея Александровича не было ученой степени кандидата наук, и попытки утвердить его доцентом не увенчались успехом. Несколько позже я познакомился с дочерью Голосова – Таней, которая была студенткой 3-го Медицинского института в Москве. Позже Татьяна Алексеевна Голосова (Корзина) стала моим многолетним добрым другом. Главным врачом областной больницы был Евгений Аполлонович Кацюцевич. Он носил большие и колоритные «буденновские» усы, много курил, умел удалить аппендикс из маленького разреза и благосклонно относился к моему студенческому рвению в хирургии.

Врач

В конце 1944 года у нас, студентов пятого курса, учеба была прервана. В качестве зауряд-врачей (врачей без дипломов) мы были направлены на месяц в район действий 1-го Белорусского фронта на производственную практику для борьбы с эпидемией сыпного тифа. Я попал в группу из 10 человек, которую возглавил Николай Титович Петров. Из Ярославля мы приехали на один день в Москву. В большой и холодной аудитории Центрального института усовершенствования врачей на Баррикадной улице нас вакцинировали против сыпного тифа. Собралось около сотни человек. Раздевшись до пояса и дрожа от холода, все один за другим подходили к медицинской сестре, которая после двух мазков спиртом вводила под лопатку вакцину Кронтовской. Я решил, что одной инъекции мало – прошел второй, а затем и третий раз. Поздно вечером с Белорусского вокзала направились на запад, в сторону Смоленска. Уже ночью, лежа на третьей полке переполненного вагона, я почувствовал головную боль, разбитость, подъем температуры. Возникла легкая форма тифа, от которой вскоре я оправился. Холодной зимой, без бани и дезинфекционной камеры нам пришлось перевозить в кузовах грузовых автомашин десятки сыпнотифозных больных. Но, в отличие от многих других, тифом я не заболел. Этот факт крепко врезался в память. Он обусловил уважительное отношение к великой науке, которую удалось узнать позже, – к иммунологии. По возвращении в Ярославль первыми пунктами после вокзала были городская баня и дезинфекционная камера для одежды. Название этой камеры четко запомнилось – «Гелиос». В ней я навсегда расстался с педикулезом – бичом военных лет. А в «Медицинской газете» за 2 августа 2006 года прочитал, что ученые из Бристольского университета в Великобритании покупают вшей у населения для научных исследований – по 20 фунтов стерлингов за штуку. Трудно представить, какое богатство погибло в дезинфекционной камере!

Сохранилась одна страница характеристики, которую Николай Титович Петров написал мне по своей инициативе. Вскоре он уехал в Минск. В последний раз я случайно видел его летом 1949 года на Рижском взморье, в Булдури.

Разговору, казалось, не будет конца. Николай Титович без труда называл по именам и фамилиям студентов нашей белорусской «сыпнотифозной» группы, отмечал более смелых, подсмеивался над трусливыми. Вспоминал деревню Езерище, в которой мы должны были обеспечить безопасную с точки зрения санитарно-эпидемиологического режима ночевку наших солдат и офицеров.

Далее последовало его предложение переехать в Минск и перейти к нему на работу в качестве доцента.

– Ведь ты родился в Минске и даже здорово знаешь белорусский язык. Минск – столица республики, твой родной город. В нашем институте тебя многие знают. А в хирургии будешь подальше от отца – это тоже хорошо. Иначе в Ярославле нормальной жизни у тебя не будет. Мой адрес у тебя есть?