Большая волна в гавани

– Знаю, – хмыкнул Тони и добавил: – это было наше первое совместное селфи и, судя по тому, какой ты любитель сниматься, чувствую, что последнее.

Когда Тони произнес эти слова, никто из друзей даже не мог подумать, что они окажутся пророческими. Точно также парни не могли предположить, что они не попадут на вечеринку, на которую решили сходить. Впрочем, как и кофе, оставшийся на столе в общежитии, американец так и не допьет.

– Да ладно, – улыбнулся Михаил и шутя толкнул товарища плечом в плечо, – обещаю, мы еще непременно сфотографируемся вместе, – и добавил: – когда у меня будет настроение.

– Да ну тебя, – Тони махнул рукой и уткнулся в телефон, – я так и напишу в социальных сетях, что мой друг, русский «коза ностра», не в духе.

– Пиши, что хочешь, – усмехнулся художник и раскрыл блокнот на незаконченном рисунке.

Он снял колпачок с карандаша, благодаря чему грифель по прежнему остался острым и мысленно «сказал спасибо» производителям за это ноу-хау. Еще на перроне Михаил заметил среди японцев молодую пару европейской внешности. Теперь они ехали в соседнем ряду кресел, чуть впереди и наискосок от них. Пока художник рисовал, до него то и дело доносился веселый смех девушки и низкий хрипловатый голос парня. Между собой они общались на английском языке, из их непринужденного разговора Михаил понял, что молодые люди недавно познакомились. Они рассказывали друг другу, кто, где живет и работает в Сендае. Оказалось что и он, и она преподаватели английского языка. Парень обучает детей в школе, а девушка в детском саду.

«И здесь лингвисты»

Потирая небритый подбородок, Михаил в задумчивости рассматривал законченный эскиз. Как всегда, ему казалось, чего то не хватает. Он, как и многие творческие люди, всегда самокритично относился к своему детищу и очень часто оставался недоволен результатом, а известная фраза: «Главное, чтобы автору нравилось» была не про него. Он часто вспоминал друга их семьи – известного художника. Тот знал об увлечении парня, но никогда не видел его рисунков. А потом, однажды приехал к ним в гост, попросил Михаила показать свои шедевры.

«Лев Григорьевич, да там нечего смотреть, – смутился парень и стал всячески отпираться, – я не знаю, понравятся они вам или нет».

Молодой художник почему-то стеснялся своих работ, хотя в душе и понимал, что это неправильно. Разве можно стесняться того, что сделано своими руками.

– Ты знаешь, я когда пишу свои картины, меньше всего думаю о том, понравятся они моему зрителю или нет. Скажу больше, я плевать хотел на их мнение. Главное, что мне нравится то, что я делаю, а значит я делаю это от души, – ответил знаменитый художник.

Тогда, после просмотра рисунков, Лев Григорьевич не стал рассыпаться в комплиментах, он лишь удовлетворенно покачал головой, поджав губы и сказал: – Продолжай в том же духе. У тебя неплохо получается.

Хорошо, что тот разговор состоялся без участия родителей. Если бы они услышали слова друга, они бы съели его живьем. Старики спали и видели, чтобы сын бросил свое увлечение, которое, как выражался отец, никуда его не приведет и только отнимает время.

– Круто нарисовал, – Тони заглянул в блокнот.

– Ты так считаешь? – бросив на него взгляд, спросил Михаил.

– Конечно, – тот вздернул плечами, – Юми клево получилась. У меня сразу перед глазами всплыл тот момент, когда я первый раз увидел ее в бильярдном клубе.

Поезд внезапно так резко дернулся, что засвистел металл. Состав начал экстренно тормозить. От неожиданности Михаил уронил карандаш на пол. Представив, что грифель может сломаться, он чуть не взвыл от досады. Нож то канцелярский он с собой не взял. Мобильный телефон Тони, что лежал рядом с ним на сиденье, улетел под впереди стоящее кресло.

– Черт, – выругался он, – неужели какой-то идиот сорвал стоп-кран.

Толчок оказался такой силы, что только благодаря столу парни удержались на своих местах, а вот упаковки из-под бутербродов и бутылки с недопитым соком грохнулись на пол. Хорошо, что крышки были закрыты. Тони встал со своего места, собираясь поднять мобильник, но сила торможения состава оказалась настолько велика, что фотограф рухнул назад. То же самое хотели сделать пассажиры, чьи сумки попадали с верхних полок в проход. Михаил наклонился, придерживаясь одной рукой за стол и с трудом отыскал карандаш.

– Блин, я так и знал, – разочарованно воскликнул он и с тоской посмотрел на тупой конец грифеля, – чем же я теперь буду рисовать.

Художник закрыл его колпачком, который по счастливой случайности остался на столе только лишь потому, что докатился до края и уперся в бортик, спасший его отпадения, и сунул карандаш во внутренний карман куртки.

– Русский, не расстраивайся, – успокоил его друг, – ты же не на необитаемый остров едешь.

Фотоаппарат одного из лингвистов, что сидели наискосок от них, тоже оказался на полу. От удара крышка, закрывающая объектив, слетела и, пританцовывая, покатилась под кресло. Парень, как и американец, предпринял попытку встать с места, но был вынужден оставить эту затею.

Вскоре состав полностью остановился. В вагон забежал проводник в синей униформе и белых перчатках. С виноватой улыбкой на лице, будто это он виновник случившегося, бормоча под нос извинения, стал помогать пассажирам поднимать вещи.

– Сэр, что-то случилось? – поинтересовался Михаил, обращаясь к нему на английском.

– No, no, – замотал он головой, – не переживайте, все хорошо. Это вынужденная остановка, пять минут, и поезд снова поедет.

– Ничего себе остановочка, – пробормотал Тони. Стоя на коленях, он доставал из-под сиденья телефон, – я чуть сам здесь не оказался.

В этот момент механический голос сначала на японском, затем на английском языке подтвердил слова проводника и принес извинения за причиненные неудобства…

Глава 2

Три месяца назад.

– Итак, господа студенты, мы уяснили, что слова, которые звучат одинаково, называются омофонами. Как вы поняли, кроме похожего звучания, иногда они имеют и схожее значение, – словно с далекой планеты донесся голос преподавателя японского языка госпожи Кисимото Кей. Михаил оторвал взгляд от блокнота, посмотрел на нее и в который раз поймал себя на мысли: «Если бы не знал, что ей сорок лет, подумал бы, что перед аудиторией стоит молодая девчонка», – в вашем русском языке тоже есть подобные слова, – продолжала она, – например, «лук», как овощ, и «лук» для стрельбы, «эффект» и «аффект» или «компания» и «кампания». В разговорной речи омофоны не вызовут у вас трудностей, но при чтении и написании текста создадут проблемы, если вы не будете знать, как они пишутся. Для того, чтобы вам было более понятно, приведу несколько примеров, – она подошла к доске и взяла фломастер, – давайте разберем слово «ака», – преподаватель изобразила иероглиф и, обернувшись, обвела взглядом аудиторию, – что он означает?

На русском она говорила с забавным японским акцентом тонким голоском, что еще больше делало ее похожей на девчонку.

– Красный, – прозвучало с разных сторон.

– Совершенно верно, – кивнула Кей и нарисовала немного видоизмененный символ этого слова, – этот кандзи означает глубокий красный цвет, такой, как малиновый или гранатовый. А вот этот, – на доске появился еще один иероглиф, – описывает красно-оранжевые оттенки, – сообщила она и изобразила следующий значок, – а этот используется для описания ярко-красного цвета, алого или огненно-красного. Всем понятно? – госпожа Кисимото снова обвела глазами студентов.

– Да, – дружно закивали они.

– Раз все понятно, тогда вам осталось выучить, какой из них как пишется и будет вам счастье, – улыбнулась она, чуть склонив голову, – перейдем к следующему примеру, – она опять отвернулась к доске и принялась рисовать следующие иероглифы.

«Бред какой-то», – мысленно произнёс Михаил.

Он проклинал тот день, когда согласился с мнением отца и поступил в университет на факультет иностранных языков. Хотя как «согласился», родитель просто поставил его перед выбором, и сыну ничего не оставалось делать, как принять один из вариантов. По окончании девятого класса парень заявил, что хочет окончить школу экстерном, обосновав это тем, что, мол, нет желания еще два года протирать штаны за школьной партой. На самом деле, ему не терпелось быстрей избавиться от ненавистного ярлыка «школота» и окунуться во взрослую жизнь.

Отец сначала принял его желание в штыки.

– Положено учиться одиннадцать лет, вот и учись, – отрезал он.

Мать, в отличие от отца, наоборот, услышав категоричный отказ мужа, в своей привычной манере, активно жестикулируя руками, возмутилась:

– Mamma Miа, Алекс, ну чего ты упираешься. Ну не хочет ребёнок больше учиться в школе, что здесь плохого. В таком возрасте это нормальное явление иметь желание скорее стать взрослым.

Почувствовав ее поддержку, сын уперся и продолжал настаивать на своем. Позже он понял, что надо было прислушаться к совету отцу и продолжить учебу в школе, но тогда Михаилу казалось, что он принимает верное решение. «Лучше бы еще школотой походил, чем год мучиться на факультете японоведения», – не раз думал он. В конечном итоге, вдвоем с матерью им удалось уговорить отца.

– Хорошо, – кивнул тот, – я даю свое согласие на экстернат, но при одном условии: после его окончания ты поступаешь на японистику. Если оно для тебя не приемлемо, тогда иди дальше учись в школу.

– Па, я хотел поступать в художественный институт, – возразил сын.

– Выкинь эту мысль из головы, – отчеканил Алексей Михайлович, – Майкл, чтобы стать художником для этого не надо тратить годы жизни на обучение. Этому не научишься. Для этого нужно иметь талант. Если он у тебя есть, ты непременно станешь Рембрандтом и без специального образования, ну а если нет, хоть заучись, но художника из тебя не получится. Ты прекрасно знаешь моего друга – Льва Григорьевича, так вот я тебе скажу, чтобы добиться признания, он потратил пятнадцать лет жизни и все эти годы перебивался случайными заработками. Его семья жила впроголодь, пока он ждал своего звездного часа. Он его дождался, вот только к тому времени остался один, как перст. Жена не выдержала нищей жизни, собрала монатки и сбежала от него вместе с ребенком, а теперь разрешает ему видеться с дочерью исключительно по большим праздникам. Ты себе такой участи хочешь? – насупив брови, отец вперил в него пристальный взгляд.

– Прости папа, но ты мыслишь, как «совок», – возмутился сын, – в современном мире можно быть художником и необязательно писать картины. Я могу выучиться на дизайнера, оформителя, иллюстратора, мультипликатора, да на кого угодно, – всплеснул он руками, – сейчас это востребованные специальности.

И самое страшное, что произошло в той ситуации – мать встала на сторону отца. Она считала профессию художника легкомысленной, а всех художников причисляла к немного чокнутым, к людям не от мира сего.

– Микели, сынок, я не против, чтобы ты окончил школу экстерном, но я категорически против, чтобы ты связывал свою жизнь с рисованием, – поморщившись, заявила она, – мы с твоим отцом лингвисты и я считаю, что ты должен продолжить эту традицию.

– Но почему японский? – в отчаянии воскликнул сын, – это же язык инопланетян.