Как Трисон стал полицейским, или Правила добрых дел

«Спасибо, Андрей Максимович. Пожалуй, воспользуюсь я последним советом».

Да, была тут ещё одна обитательница, хотя её и сложно так назвать, поскольку она навещала нас часто (за редким исключением, ежедневно), но никогда не оставалась ночевать. Видимо, отсыпаться она предпочитала в другом месте. Сорока-воровка. Не я придумал ей такую кличку, а домочадцы. Я сначала недоумевал: почему её называют таким обидным именем? Всё думал-гадал, что же она украла. Но потом однажды я услышал, как Андрей Максимович рассказывал об этом мальчишке лет шести, пришедшему с родителями в гости к Елисеевым. Он тоже очень удивлялся, почему сороку назвали воровкой.

– Нет-нет. – Андрей Максимович погладил мальчика по голове. – Она ни в чём не провинилась. Наоборот, очень полезная птица. Она уже лет десять, если не больше, живёт у нас во дворе. Спасает нашу яблоню от гусениц и различных жучков. Иногда даже нашему Сименсу помогает…

– Как? – Мальчик от удивления раскрыл рот и предположил: – Мышей, что ли, ловит?

– Так точно! – улыбнулся Андрей Максимович. – Я сам видел, как она однажды мышь со двора уволокла. А воровкой называют её в шутку. Есть такая сказка, о сороке-воровке. Вот люди и стали так называть всех сорок…

Казалось, мальчик внимательно слушал, но спустя несколько минут я понял, что объяснение он пропустил мимо ушей. Вдруг, прикрыв ладонью рот, он тихо спросил:

– Дедушка Андрей, а как же вы сами-то увидели? Вы же слепой! Мама говорит, что вы совсем ничего не видите.

Андрей Максимович рассмеялся, как мне показалось, несколько наигранно, тяжело вздохнул и ответил:

– Я же не всю жизнь слепой, когда-то был таким же зорким, как и ты. А потом постарел, заболел…

– А вы к врачу ходили? – спросил мальчик.

– Ходил, конечно, но, увы, врач уже мне не поможет…

Хорошо, что мальчика окликнула мама и он убежал, а то точно довёл бы старика своими вопросами до слёз. Хотя Андрей Максимович не унывал, иногда и сам подшучивал над своим недугом. Так и говорил: «А что теперь, нюни распускать? Ну ослеп, и что? Не умер – и ладно! Помощники есть: сын Максим, дочка Розка. Проживём!» Маму непоседы Кати, Розу, ставшую после замужества Розой Вильдановой, он почему-то всегда называл Розкой. Наша Анна Михайловна корила его за фамильярность.

– Андрей, – нахмурилась она, – ну что ты всё «Розка» да «Розка»? Выросла твоя Розка, сама уже матерью стала, а ты…

– А я что? – засмеялся Андрей Максимович. – Для меня она всегда останется Розкой. Ты, мать, не ворчи, я с ней на эту тему разговаривал, она не обижается.

– Ну правильно, чего она будет с отцом спорить? Но ты же сам должен понимать!

– Ань, – махнул рукой Андрей Максимович, – да брось ты. Тоже мне, нашла проблему. Ладно, попробую исправиться, – пообещал он.

Сразу скажу, выполнить обещание у него так и не получилось. Раза два назвал дочь Розой, даже Розочкой, а потом опять за своё. Дочь, правда, почувствовала в этой «Розе-Розочке» то ли прохладу, то ли безвыходную неискренность. Она обняла отца, поцеловала его и ласково сказала:

– Пап, да не заставляй ты себя. Называй меня, как в детстве – Розкой, мне это даже приятно.

– Ты это матери скажи, – рассмеялся Андрей Максимович. – А то она меня шибко ругает за фамильярность.

– Скажу, папуля, – заверила Роза. – Обязательно скажу.

Так дочь и осталась в устах Андрея Максимовича Розкой.

Ну вот, начал знакомить вас с дворовыми обитателями, а перешёл опять на людей. Хотя наши жизни, истории, судьбы так тесно переплетены, что рассказывать об одних, не упоминая других, просто невозможно.

Напоследок хочу познакомить вас со старушкой Пальмой – небольшого роста беспородной собакой, которая всю свою жизнь прожила на цепи. Её конура, или, как здесь принято говорить, будка, находилась рядом с калиткой. Её там установили нарочно, чтобы во двор не зашёл случайный человек. Если к калитке кто-то подходил со стороны улицы, Пальма громко лаяла, а если дверь приоткрывалась, то бедная собака, натянув цепь, переходила на хрип и рычание. Вот так и трудилась день ото дня. Признаюсь честно, мне было её очень жаль. Мы часто по вечерам беседовали с ней. Хорошо помню наш самый первый разговор.

– Пальма, скажи честно, хочется на свободу? – спросил я.

– Ты имеешь в виду за забор? – уточнила Пальма.

– Ну да, – авкнул я и кивнул.

– А что там делать? Я однажды по молодости сбежала на улицу. Старик как-то зимой отпустил меня побегать по двору, а не учёл, что у забора огроменные сугробы. Ну, я взобралась на горку и сиганула через забор.

– И что потом? – удивился я.

– А что потом? Три дня бродила, чуть с голоду не сдохла. Снегом питалась да в помойках рылась.

– А потом вернулась?

– Как тут вернёшься? Заблудилась я. Сначала бежала куда-то сломя голову, смотрела по сторонам, всё было в диковинку, интересно, а потом – раз! – и не знаю, куда дальше. Машины летят, сигналят, я чуть под колёса не попала. Крутила головой по сторонам, а где дом – не понимала…

– И как же вернулась? – удивлённо спросил я.

– Максим меня нашёл, – довольно тявкнула Пальма. – Он даже объявления по всему посёлку расклеил. Кто-то позвонил ему и сказал, что видел меня там-то и там. Ну, он на машину – и туда. Я его увидела, испугалась, думала: сейчас как врежет мне по башке. Стою, голову опустила, жду наказания. А он подбежал ко мне, схватил на руки и давай целовать, словно Розу, сестру свою. Целует и приговаривает: «Пальмушка, миленькая, да зачем же ты сбежала, ну что ты тут нашла хорошего? Поехали домой, накормлю тебя, напою. Посмотри, как исхудала».

А я думаю: «Поехали-поехали, я уж и сама сто раз пожалела, что перепрыгнула через этот чёртов забор!» Приехали домой, они давай все меня гладить, накормили тёплым супчиком, целую гору косточек насобирали для меня за три дня. Выходит, люди верили, что я вернусь к ним. Верили! Понимаешь?

– Понимаю, – одобрительно кивнул я и вспомнил, как сам бегал по трамвайным путям и искал свой дом[3 - Из повести «Радуга для друга».].

Только меня украли, а Пальма сама убежала. Но люди всё равно простили, не обиделись, из дома не выгнали.

– И с тех пор, – продолжала Пальма, – я решила, что больше со двора ни ногой. От добра добра не ищут, как говорит наш Максим Андреевич.

– Это понятно, – согласился я. – Но плохо, что тебя держат на цепи.

– А что поделаешь? Я уже привыкла, – сказала Пальма, однако, как мне показалось, в её глазах мелькнула грустинка. – Это моя работа. Да и хозяева меня частенько отпускают побегать по двору. Так что всё нормально.

Вот я и познакомил вас со всеми. Настала пора рассказать о моей службе в полиции. Ох и досталось мне там. Но не стану забегать вперёд.

Глава 3

В следующий раз Максим взял меня с собой на службу через неделю. Почти полдежурства я проспал в кабинете. Коллеги Максима даже стали подшучивать, мол, это из-за меня у них такая спокойная ночь. А я и рад, пусть так считают. Чего ж в этом плохого? Но не всё собаке косточка. Не удалось мне побыть талисманом мира и спокойствия до конца смены.

Сквозь сон я услышал шум-гам, треск рации, но не сразу и сообразил, что случилось. И лишь когда зазвучал знакомый голос Макса, я вскочил и замер в ожидании команды. Долго ждать не пришлось, в кабинет вбежал мой «начальник» и приказал:

– Трисон, на выезд! Давай в машину!

Меня уговаривать не пришлось, уже через несколько секунд я устраивался на заднем сиденье рядом с ребятами. Они говорили о преступнике, который пока не скрылся с места и даже не подозревал, что на его поимку уже выехала группа полицейских. То ли бдительный сосед позвонил, то ли прохожий, но сообщили: злоумышленник вооружён охотничьим ружьём. Словом, мчались как на войну.

А я лежал и думал: «Какое нужно иметь мужество, чтобы каждый день подвергать себя смертельной опасности? Вот куда мы сейчас летим? Там вооружённый человек, что ему взбредёт в голову? Подъедем, а он откуда-нибудь из-за угла откроет пальбу – вот тебе и беда. Не представляю, как всё это переживает Анна Михайловна. Впрочем, дома я ни разу не слышал от Макса никаких страшных историй. То каких-то мелких воришек ловят, то хулиганов, то разбушевавшихся пьяниц – иными словами, послушаешь, так парень едва ли не развлекаться на дежурство ездит. Но ведь Андрей Максимович знает, чем его сын занимается. Знает и молчит! Берегут они свою маму. Хотя, думаю, и мама всё знает, просто в семье милиционеров, или, как теперь принято говорить, полицейских, не принято рассуждать о рискованной работе. Вон, приятель Макса считает, чем больше говоришь о проблемах, тем они чаще к тебе приходят. А ведь золотые слова. Точнее и не скажешь».

– Так, приехали! – раздался голос командира. – Заходим вон с того угла здания. Макс, вы с собакой стойте вон там, за деревом у подъезда. На месте сориентируешься сам, как поступить.

Мы добрались до дерева и замерли. В подъезде кто-то кричал и чертыхался. Разобрать слова, правда, оказалось трудно, но это были не восторженные возгласы, скорее, рёв разъярённого хулигана.

Через некоторое время всё стихло, мы стояли не шевелясь, и вдруг прямо рядом с нами появился напарник Макса.

– Ушёл, негодяй, – досадливо произнёс он. – Там, оказывается, из подъезда есть запасный выход. Сорвал замок и сбежал.