Последняя охота

– Нет микроволновки.

– Плохо, – констатировал Свиридов. – Ну ничего, будет. Все будет. А пока хоть на сковородке подогреем. Надо было этому болвану Фокину сказать, чтобы он курицу с сосисками в номере разогрел, а то ни хрена не делает, только водяру жабает… гм.

– Какой Фокин?

– А тот здоровяга, который нам сбросил все это. – Свиридов показал на продукты и притулившуюся на краю стола водку. – Мой друг и соратник, как говорится в некрологах. Афоня Фокин.

– А у меня бабушка по отцу – Светлана Афанасьевна Фокина в девичестве была, – сказала Наташа. – Забавно.

– Может, и родственники даже, – без особого энтузиазма сказал Влад. – Ну что, за знакомство?

Наташа не пила водки. Но за такое знакомство ей стоило выпить, потому что, как показало недалекое будущее, это знакомство перевернуло ее жизнь с ног на голову – так, как недавно торчал в сугробе этот, белозубо улыбающийся красавец.

И она выпила.

А потом было сумасшествие. Свиридов то ли был пьян, то ли что-то стронулось в его голове при падении в сугроб из окна третьего этажа. Он поднял на Наташу свои темно-серые глаза, то вспыхивающие, то тускнеющие, и говорил ей страшные, непонятные, пленительные и властно завораживающие слова. Если бы она знала его, Свиридова, жизнь, то бежала бы от него без оглядки, но так – так она слушала его задыхающийся чуть надтреснутый голос…

Он не видит никакого света в конце тоннеля и читал, что, когда человек умирает, его душа летит по некоему тоннелю, в конце которого разрастается зарево. Он то смеялся, то едва не плакал, то играл тревогу и смерть, а то рассказывал смешные байки из жизни, от которых в груди Наташи кувыркался непреодолимый смех. Допив бутылку, он побледнел до полотняного задушенно-синеватого оттенка и почему-то предлагал ей уехать подальше от этой страшной, дымящейся ужасом и ненавистью земли куда-нибудь в Барселону, к египетским пирамидам или в Венецию, в древнюю Спарту или к черту на кулички, но только прочь отсюда. Свиридов давно не помнил за собой таких жутких, ломающих самую его сущность порывов, которые заставляли кровь клокотать в жилах, а сердце сжиматься и сдавленно биться, как накрытая ладонью пичуга. Он уже не понимал, что говорит, но все-таки говорил, что фортуна наконец дала ему шанс, что наконец-то он может выпрыгнуть из истлевших мертвых бинтов своей холодной бесчувственной плоти и стать настоящим человеком, способным любить и смеяться, ненавидеть и восхищаться. А не играть любовь и смех. Ненависть и восхищение.

Она слушала его молча, она была пьяна не столько водкой, сколько им, Свиридовым, и по ее бледному лицу сложно было понять, что она думает. А по его лбу текли несколько струек пота, в полусумасшедших глазах, как пьяная цыганка в цветном платье до пят, плясала жуткая тревога: что ты скажешь на это?..

И вот в эту ночь они дали жизнь еще одному человеку: Димке.

Потом была свадьба в Караганде, три дня празднования, пьяные заморочки Фокина и все, все, все.

Глава 2

ГОД СПУСТЯ, ИЛИ СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ ВЛАДИМИРА И НАТАЛЬИ СВИРИДОВЫХ

Утро началось с того, что коварный кот Тим, которого Влад именовал не иначе, как «замудонец» или «поросятина», прокрался в кухню и Мамаем прокатился по холодильнику. Неизвестно, какая тварь из числа породистых Мурок, приводимых к баловню Тиму для скоротечного секс-досуга, научила этого разожравшегося мерзавца открывать холодильник лапой – но только Наташа зареклась поставлять своему хвостатому любимцу девочек для забавы, как только вошла в кухню, привлеченная диким грохотом.

Паршивый котяра сидел на полу, с ног до головы перемазанный в сметане и почему-то в кетчупе, держал в зубах здоровенный кусок ветчины и остолбенело смотрел на то, как один за другим вываливаются пельмени из распотрошенной упаковки и падают в разлившееся по полу подсолнечное масло и майонез.

На самом краю нижней полки холодильника сиротливо топорщилась куриная ножка, варварски обгрызенная и разодранная Тимом.

Такого безобразия не позволял себе даже друг семьи Афанасий Фокин.

– Ах ты, паразит! – взорвалась Наташа и хотела было наддать мерзавцу хорошего пинка, как хитрый кот подпрыгнул и выскочил из кухни, оставляя за собой прерывистый след, выдержанный в «спартаковских» красно-белых цветах: белый – от сметаны и красный – от кетчупа.

– Какая скотина! Ну что ты будешь делать, какая скотина, а?!

В этот момент лязгнул замок входной двери, и в прихожую вошел муж Наташи – Влад Свиридов, вернувшийся с ночной смены.

…Род деятельности супруга всегда вызывал у Наташи смешанные чувства: конечно, высокие заработки и возможность жить на достаточно широкую ногу – это хорошо, но, с другой стороны, отлучки Влада, длящиеся порой по суткам и оставлявшие Наташку наедине с орущим и капризничающим почти годовалым сыном Димкой, порой доводили ее до тупого, оцепенелого, неврастеничного отчаяния, которое встречается у обеспеченных и не испытывающих нужды в деньгах женщин, не знающих, к чему же еще прицепиться. Бытовуха, пусть даже достаточно сытая бытовуха, раздражала Наташу все больше и больше.

Тем более – она не знала, чем занимается ее муж. Знала только, что, въехав в ее воронежскую квартиру, где в далекую зимнюю фееричную ночь их знакомства был зачат сын Димка, Владимир устроился на работу в охранную фирму.

Она прошла по следам беглого кота и выглянула в прихожую: Влад снимал туфли и, когда Наташа взглянула на него подозрительным тусклым взглядом, швырнул их в угол.

– Сколько раз я тебе говорила, Володя, – не надо кидать обувь, – с места в карьер начала она. – Ты в прошлый раз поцарапал мне туфельку. И у другой чуть каблук не отломился, когда в нее твой лапоть пудовый зарядил.

Влад недоуменно взглянул на Наташу и произнес, потирая небритый подбородок:

– Ты чего это с самого утра на взводе?

– А ты посмотри, что там в кухне этот кот наделал! Еще хуже твоего Фокина, когда он на нашей свадьбе нажрался и чуть было не трахнул мою тетушку в прихожей, после того как принял ее за жареного поросенка!

– А что он там мог наделать? – хладнокровно произнес Влад.

Откровенное равнодушие, звучавшее в голосе мужа, взбесило Наташу. Она сжала губы и окинула своего благоверного далеким от восхищения взглядом. За последние полгода он поправился на семь или восемь килограммов и превратился в массивную тушу, затянутую в узкие темно-серые джинсы и черную майку с коротким рукавом.

Владимир передернул атлетическими плечами.

– Пожрать-то что-нибудь есть? А то мы в ночной смене одни сникерсы поедали. И еще пирожки. Афоня приволок из дому. Из дому какой-то своей подружки, разумеется. Н-да… – протянул он, увидев последствия славных кошачьих деяний. – Не кот, а тунгусский метеорит какой-то. Я давно говорил, что его надо сбагрить соседям, и дело с концом. Старуха их, Анна Игнатьевна, давно на этого замудонца глаз положила.

– Ты на работе был? – спросила Наташа, рассматривая новые и, очевидно, дорогие джинсы мужа, которых она еще никогда не видела, и черную футболку, обтягивающую его торс и выгодно подчеркивающую рельефную мускулатуру.

Еще полгода тому назад Наташа любовалась сложением мужа, выставлялась перед подругами: дескать, вот какой мне мужик достался фактурный, не то что ваши задохлики, которые ничего тяжелее бутылки пива поднять не могут. Теперь же она все чаще ловила себя на мысли, что не одна любуется Владимиром, имевшим весьма выигрышную внешность, особенно на фоне провинциального контингента, то бишь населения города Воронежа.

Услышав вопрос жены, совершенно очевидно, продиктованный недоверием, Владимир показательно рассмеялся и, вынув из холодильника съестное, до которого не успел добраться кот Тим, сказал:

– Да ты что, Наталья Михайловна, в самом деле? А где же я, по-твоему, был?

Наташа села напротив и сказала, сделав страдальческое лицо:

– Мне так надоело. Я все время одна. Такое ощущение, что ты забыл о моем существовании.

– У тебя что, деньги кончились? – спокойно отреагировал Влад.

– При чем тут деньги? – с раздражением бросила Наталья. – Деньги тут вовсе ни при чем. Ты даже Новый год не потрудился со мной встретить! Отправил в Таиланд под конвоем отморозков и одной шелудивой сучки.

– Ну что за выражения, Наташа? – поморщился Владимир.

– А сам тут пьянствовал со своим Фокиным! С ним ты времени проводишь раз в пять больше, чем со мной!

– Он же мой коллега.

Слово «коллега» было произнесено с издевательским французским прононсом, и это откровенно взбесило Наташу. Она глянула в упор на Влада:

– По-моему, тебе не надо было жениться, Володя. Как был раздолбаем, так и остался. Ты хоть бы о Димке подумал, о сыне, а?

– Вчера думал, – сказал Свиридов, отрезая себе кусок сыра. – А пиво кончилось, что ли? Ты не купила?

– Выпила!

– А я смотрю, что ты, верно, от пива и поправилась, Натуля, – глубокомысленно заметил Свиридов, окидывая цепким взглядом фигуру жены. – Короче, ты того… растолстела немного.

Наташино терпение лопнуло. Мало того, что этот бесчувственный чурбан шлялся где-то больше суток, мало того, что кот перевернул кухню вверх дном, а Димка прожег дыру в новой занавеске, так еще он, этот муженек, говорит ей, что она растолстела! Да разве можно говорить двадцатидвухлетней женщине такое?!