– Да тише ты, не кричи, Никитку разбудишь! – суровым шёпотом остудила супруга. – Я уже всё сказала!
– Сказала… Сказала… – проговорил под нос Денис, повторив слова жены. Ему очень хотелось, чтобы она была с ним откровенной. А ещё чтобы хотя бы немного понимала его душевные метания. Он размышлял о своём долге, об ответственности перед своей страной, обо всех причинах побудивших его поступить в академию ФСБ. «Но она же женщина, она не поймёт. Дом и семья, вот о чём она думает. Мир, покой… Но этот мир и покой кто-то должен охранять! И сейчас его охраняю я! И чем-то жертвую… Население страны, вот, тоже не понимает, что мы стараемся ради них же… Не понимает, что нам многим приходиться жертвовать. Мы не имеем той свободы, которую имеют многие… но всё равно ФСБ остаётся виноватой в глазах населения, дескать, мы устраиваем тотальный контроль, пользуемся всеми благами, а об остальных людях даже не думаем… Дураки! А я, я ведь ещё многого могу добиться! Вот Николай Сергеевич прочит мне подполковника уже в этом году! А я уходить собираюсь! Но уходить ли?.. Да ведь я ещё до сорока могу стать генералом!.. Но сам вот колеблюсь и хочу всё это бросить ради того, чтобы на мир посмотреть… Чёрт! Как всё сложно… Ну, почему жена меня не понимает! Почему?»
Денис поднялся с кровати, подошёл к шкафу и вынул свой портфель. Открыл его и вытащил подарок, заготовленный для жены. Путёвки на летний отдых.
– Вот, – протянул он ей, – получил сегодня.
– А, то сорвался куда-то из дома в выходной день! За путёвками, значит… – она улыбнулась и оглядела бумаги, – И куда поедем?
– Ну, почитай.
Ирина забегала глазами по тексту:
– Так, с первого августа две тысячи пятнадцатого года… Ага, через два месяца. Волгоградская область… Сера… Серафи…
– Серафимовичевский район.
– Санаторий, «Донское подворье». Ну, хорошо… мы на Дону ещё не были.
– Только не говори сейчас, что рада!
– Да, ты прав, не очень, – разочарование на лице жены было явным, – Хотелось бы всё-таки на море.
– На море не было…
– Не было? – Ирина удивилась, – Это как?
– Не успел, наверное…
– Ты же майор!
– И что теперь! Говорю же, не было!
– А Николай Сергеевич?
– Слушай! Хватит уже про него! Ты знаешь, я не люблю пробивать что-то по блату!
– Да-да, помню… – жена Дениса отвела взгляд в сторону.
– Вот сейчас ты подтверждаешь, что мне всё-таки нужно уходить… А ещё несколько минут назад говорила, что главное – это семья, что мы любим друга, что мы вместе…
– Да, я говорила это, потому что ты переживаешь из-за заграницы. А я думаю, что это не главное. Есть много мест, где мы можем хорошо отдохнуть всех семьёй… Просто Дон… Это как-то совсем скучно! Что мы будем делать там три недели?
– Купаться, загорать, экскурсии по казачьим станицам.
– Пусть будет так, только, пожалуйста, в следующий раз, выбери какое-нибудь необычное место!
– Хорошо…
Денис вышел из комнаты и опять отправился на балкон. Неприятный разговор кончился, и ему захотелось выкурить ещё одну сигарету. Он ждал подобной реакции жены, поэтому специально начал разговор издалека, с рассуждений о своём невыездном статусе. Статус этот, конечно же, волновал его. Но всё же он как-то хотел, изначально сгладить впечатление Ирины от не самого удачного выбора места отдыха.
Он обманул жену. Вообще он никогда не врал, говорил только правду родным, близким, коллегам, сослуживцам, командованию. Однако имел одну тайну, заветную, которую скрывал от всех.
Это случилось около пяти лет назад. Когда он пришёл в старое здание КГБ, ставшее, большей частью, хранилищем архивов. Лишь пятая доля сотрудников московского управления ФСБ работала в нём, остальные, как и Денис, несли службу в новом корпусе. В тот день Денису нужно было просто забрать из хранилища какую-то папку с документами. И он заблудился в огромном здании, где оказался только третий или четвёртый раз в жизни. Так же случайно, в поисках выхода, он попал на этаж, где проводился плановый ремонт. Старые страшные коридоры Лубянки, ставшие притчей во языцех, облагораживались под современность.
Денис до сих пор помнил каждую мельчайшую деталь того визита. Помнил, как шёл по коридору, где рабочие обдирали со стен краску и деревянные панели. Помнил, как искал выход, но не мог найти. Помнил, как вдруг увидел голый кирпичный блок, вдоль которого прошла довольно глубокая трещина. Помнил, как на секунду остановил взгляд на этой щели и разглядел, что внутри что-то есть. «Что там?» – задался он вопросом; оглянулся на рабочих – те были заняты своим делом… Он подошёл ближе, присмотрел к щели и чётко различил в ней старый, пожелтевший конверт… Каждое неуклюжее движение пальцев, когда он пытался достать этот конверт, также запомнилось ему. Пальцы его, довольно широкие, не могли пролезть внутрь. Но в какой-то момент поддеть конверт удалось. Денис сразу же спрятал его под полой пиджака, опять оглянулся на рабочих. Те, как ни в чём не бывало, продолжали скоблить стены… Денис спросил, как ему найти выход с этажа, и направился в ту сторону, куда ему указали.
Он вскрыл конверт и прочитал содержимое послания, хранившегося в нём, уже в своём кабинете. Прочитал и спрятал. А позже аккуратно переписал текст и сжёг оригинал. Записка была датирована тысяча девятьсот двадцать шестым годом, и, как предполагал Денис, автором её был сам Дзержинский. По крайней мере, в подписи стояли заглавные буквы Ф. Э. Д.
Послание копировало царский указ, в нём царь Алексей Михайлович писал донскому казачьему атаману о некоем кладе Степана Разина. С обратной стороны листа была приписка, вероятно, повествовавшая о событиях эпохи Дзержинского, но её смысла Денис так и не смог понять.
Сейчас, стоя на балконе, окутанный московскими сумерками и блеклым светом лампы, Денис вновь держал перед собой заветную копию… Он никогда с ней не расставался, всё время она была при нём, лежала в его портфеле. Он не рисковал оставлять её на работе в своём кабинете даже в сейфе… «А вдруг!.. Мало ли, что…»
Денис пробежался взглядом по первому тексту:
«От царя и великого князя Алексея Михайловича всея Руси в Черкасск атаману донскому нашему, Корниле Яковлевичу Яковлеву. Ведомо нам учинилось от Фролки Разина, что брат окаянного Стеньки Разина, что Стенька сокровища да добро награбленное схоронил в тайном месте своём, и что дойти туда ни пешему, ни конному не можно, но от станицы Букановской, что на реке Растеряевке, что от Хопра и гоже от Дона путь берёт, пройти две версты на лодках по воде надобно, а у Бесова Камня выйти, и по левому берегу Бесово Логово отыщется. На том добро Стеньки отыскать надобно и вернуть на московский двор. А коли ты по сему нашему указу делать не станешь, и тебе быть от нас в великой опале. Писан на Москве, лета семь тысяч сто восемьдесят пятого года января в тридцатый день».
А ниже второй текст:
«Они опять спрашивают про источник! Десять тысяч мало! И ещё этот шлем… Сталин или Троцкий? Не могу понять до сих пор. СКР-сорок пять-шестнадцать-семьдесят шесть отправлен на полигон Арктика-двадцать три и уничтожен! Ф.Э.Д.»
Если последний абзац был Денису не понятен, то первый он изучил подробно. Дата, стоявшая на царском указе, соответствовала дате смерти Алексея Михайловича по стандартному летоисчислению. Денис предположил, что это был последний указ царя, возможно не приведённый в исполнение. Связь с Дзержинским тоже можно было логически обосновать: часть царских архивов с документами вполне могла перейти к НКВД после революции. Но почему Дзержинский отдельно переписал этот текст и спрятал его в столь необычном месте, в проёме стены общественного коридора, Денису было непонятно.
Он ни с кем не поделился своей находкой, хотя должен был сразу же рапортовать об этом начальству. Денис не мог объяснить даже себе, почему поступил так, но что-то внутри останавливало, говорило, что лучше сохранить подобное послание в тайне, и никому о нём не рассказывать. Когда он же тесно сблизился с Климовым, человеком, которому он мог довериться, он постеснялся говорить о находке. Прошло уже много времени с момента её обнаружения. И тот факт, что Денис не рапортовал об этом событии, безусловно, очернил бы его репутацию офицера ФСБ.
Денис попытался найти ответы на загадки послания, однако вместо этого только больше запутался. Пользуясь картотекой ФСБ, он нашёл информацию о засекреченном военном полигоне «Арктика-двадцать три», более того выяснил, что летом двадцать шестого года, на него действительно был доставлен объект, СКР-сорок пять-шестнадцать-семьдесят шесть, уничтоженный при испытании бомбы. На этом найденная информация заканчивалась. Настораживала Дениса дата этого события, ведь Дзержинский умер тоже летом двадцать шестого года. «Неужели и тут: последнее распоряжение? Не слишком ли много совпадений?»
А ещё Денис отыскал информацию о Чёртовом Логове в Волгоградской области. Пусть не Бесово, а Чёртово, пусть находилось оно не на Хопре, а в пойме Медведицы, но вновь пугали совпадения, а больше них история этого места. По данным, которые Денис отыскал в интернете, Чёртово Логово, было аномальным местом, где были зафиксированы случаи самовозгорания людей и почвы… Денис обратился за официальной информацией в архивы ФСБ, но они оказались засекречены! Даже он, со своим званием майора, не имел к ним доступа… Масштаб тайны увеличивался…
Денис, конечно же, давно нашёл на карте и станицу Букановскую, и реку Растерявку, недалеко от того места, где Хопёр впадает в Дон. Много лет он мечтал сам посетить это место и, быть может, отыскать клад Разина, о котором писал царь, хотя сам не особо верил в то, что тайник действительно существует. «А если бы существовал, наверняка его уже давно нашли!»
Но Денису хотелось какого-то неординарного события в его размеренной и до ужаса правильной жизни. А посещение Бесова Логова, хотя бы просто посещение, не обязательно нахождение клада или ответов на загадки истории, могло бы как раз-таки стать таковым событием.
Денис до сих пор не знал, говорить ли об этом жене или нет. Пока не решался. Он не был до конца уверен, что она сохранит это в тайне, всё таки женщина…
При своём звании и своём положении он легко мог получить отдых в любом подведомственном курорте в России, в том числе на море. Но Денис, наконец-то, решил осуществить свою мечту, выбрав поездку на Дон. Как объяснить это супруге он не знал, потому и опасался состоявшегося разговора. Но в итоге этот разговор прошёл довольно гладко…
Денис вложил бумагу в папку, чтобы потом снова убрать в портфель. «Всё! Вот и исполнится моя заветная мечта! А после отпуска уже решу точно: уходить мне со службы или оставаться!»
Москву накрыла ночь. Наступило календарное лето. Тишина нарушилась усилившимися порывами ветра, которые нагнали густые тучи. Разразилась первая гроза!
2. Бесово Логово
Две большие плоскодонные лодки скользили по мутной воде реки Растеряевки. Удолье
сплошь заросло тонкими деревьями, кустарником и осокой. Лодки то и дело застревали в камышах, приходилось отталкиваться длинными шестами. В этих зарослях они были нужнее вёсел.
– Ить ты! Неужто, берегом не пробратьси? – сквозь зубы процедил Фрол, цепляясь рукой за водный куст и отталкиваясь от него.