Дыхание истинной любви

– Хочу в медицинский поступать.

Аня поднялась по лестнице, вставила ключ в замочную скважину, но не смогла его провернуть. Она знала, что дома в это время никогда никого не было, она всегда возвращалась первой, но, несмотря на страх, все же решилась и вошла внутрь.

– Дома есть кто? – испуганно поинтересовалась она.

– Есть. Ты что, сестренка, так кричишь?

– Фу, дурак, ты меня напугал! Ты что так рано вернулся? С уроков сбежал?

– Нет, Ольга Сергеевна заболела, а биология у нас последним уроком была, и нам разрешили уйти домой.

– Заболела? А у нас завтра биология первым, может, ко второму уроку пойти? Ты чем занят? Все самолетики свои клеишь! Не надоело тебе? Смотри на улице какая погода хорошая! Пригласил бы Свету лучше погулять! Она от тебя без ума.

– Не хочу. Ты суп на плиту поставила?

– Поставила.

– Иди мешай, а то он подгорит, а меня, пожалуйста, не донимай.

– Посмотрите какие мы нервные, слова ему не скажи. Ой, Андрей, смотри, папка приехал!

– Где?

– Выгляни в окно, видишь, машина к подъезду подъехала?

– А что он так рано сегодня?

Отец зашел в квартиру.

– Папочка! Ты будешь кушать? – спросила Аня.

– Да, милая, буду!

– Пап, ты почему так рано сегодня? – поинтересовался испуганно Андрей.

– Я, сынок, в командировку еду, вот решил переодеться и взять нужные вещи!

– Ты не мог бы посмотреть там, ну, куда ты направляешься… Одним словом, мне нужны шасси! В модели они пластмассовые, а я хотел бы поставить настоящие, точнее сказать, приближенные к настоящим.

– Я попробую, конечно, но сам понимаешь, ничего пообещать тебе не могу. Покажи мне, как они должны выглядеть!

– Вот, смотри, это пластмасса, а мне нужны металлические с резиновыми колесами, – уточнил Андрей.

– А может, их и в природе не существует?

– Есть. Мне о них Егор рассказывал, он видел точно такие у Леши. Тот их поставил на модель Туполева.

– Хорошо, сынок, постараюсь найти! Может, тебе в кружок авиаконструктора записаться?

– Зачем, пап? Я клею макеты какими их вижу сам, а в кружке работают по шаблонам.

– А ты, выходит, к своим шестнадцати годам по шаблонам уже работать не желаешь?

– Выходит!

– А как же быть с тем, что если ты решишь всерьез связать свою жизнь с самолетостроением? Я боюсь, что ты вынужден будешь тогда работать по шаблонам.

– Когда это еще будет? Мне об этом рано думать.

– Нет, сынок! Это так кажется, что жизнь большая и в ней можно столько всего успеть. Иллюзия обмана! Не заметишь, как окончишь институт и твои труды начнут приносить плоды государству.

– В институт еще нужно поступить.

– Поступишь!

– Мне кажется, что мое счастливое детство продолжаться будет бесконечно!

– Мне тоже так казалось! Но не успел я окончить институт, как началась война, а на войне я уже начал ценить каждый день, который отведен мне свыше!

– Свыше?

– Конечно, свыше!

– Ты веришь в Бога? И не боишься об этом говорить? Ты же член партии.

– Ты уже взрослый, поэтому я тебе отвечу как взрослому человеку, своему ровеснику! Ты спрашиваешь меня, не боюсь ли я об этом говорить? Нет! Мне было очень страшно там, где рядом со мной и с моими друзьями разрывались снаряды. Мне было очень страшно там, где из-за угла подстерегала опасность. Вот там я по-настоящему боялся, пока наш отряд не занял одной полупустой деревушки, в этой деревне мы отразили три натиска врага, и как ты думаешь, где мне пришлось держать оборону?

– Я не знаю.

– В храме! Нет, это даже не храм, а маленькая деревенская церквушка. Я стоял и стрелял из маленького оконца. Враг был зверски беспощаден, они практически стерли эту деревню с лица земли.

– Но вы ее все-таки отстояли?

– С большими потерями. Фашисты спалили из огнеметов почти все дома и вплотную подобрались уже к деревянной церквушке, в которой я отражал наступление. И вот тогда произошло чудо!

– Чудо?!

– Да, сынок, именно чудо! Как я уже тебе говорил, что стоял я напротив окна и отчетливо слышал, как звенят пули, врезаясь в купол, стены и друг друга, а когда метрах в трехстах от храма я заметил карателя с огнеметом, я понял, что это конец, и невольно повернул голову к иконе Богоматери. Что я увидел перед собой, трудно передать словами. Образ Девы Марии мироточил!

– Это как?

– Это когда икона плачет!

– Плачет?

– Да, плачет. Вот и в тот день икона от фашистского зверства заплакала, и я отчетливо помню, что осознал и почувствовал невидимую связь с иконой и Богом, встал перед ней на колени и начал молиться!

– Ты знал молитвы?