Калейдоскоп

Калейдоскоп
Михаил Станиславович Рыбаков

Каждый может изменить свою жизнь. Причины и способы для этого у всех свои. Это похоже на поворот детской игрушки – калейдоскопа. Поворот – и из тех же частей составляется иная картинка. В книге показаны несколько примеров подобных превращений. Семь героев, на первый взгляд, никак не связанных между собой, семь жизненных историй с печальным концом. Или нет? Действие некоторых сюжетов разворачивается на фоне трагических событий Татарстана последнего времени – гибель теплохода «Булгария», трагедия в школе №175, авиакатастрофа в Казанском аэропорту. Разговор о том, что несмотря на все ужасы и трагедии в человеческой жизни, всегда возможен поворот.

Михаил Рыбаков

Калейдоскоп

Картинка первая. Миша.

Маленький Миша очень любил такие поездки за город по выходным. Не сказать, что они были каждые выходные и даже не раз в месяц, но иногда случались. Чаще всего мама с папой сообщали об этом Мише с братом Иваном накануне поздно вечером. А иногда Миша догадывался сам: это случалось тогда, когда с вечера папа на кухне, зажав зубами сигарету, щурясь от евшего глаза дыма, нарезал мясо, лук, закладывал все это в трехлитровую банку слоями, затем заливал водой с уксусом, солью и перцем. В такие моменты Миша молча наблюдал за этим процессом, боясь спугнуть удачу. Обычно это означало встречу с родительскими друзьями, поездку на электричке, поход в лес, сбор дров, который всегда поручался участвующим детям, неспешные приготовления, установку палатки и, разумеется, тщательно прожаренный, остро пахнущий уксусом шашлык. В такие минуты даже вечные ссоры с Иваном по всяким пустякам отступали на второй план. Никто из взрослых сильно не напивался, играли на гитаре, пели, дамы тайком от детей курили, но тайком от детей сделать нельзя практически ничего, поэтому смешные попытки женщин, спрятавшись за деревом испускать дым, казались частью ритуала.

В этот раз семья собиралась на рыбалку, причём без обычной компании. Папа разбудил Мишу рано утром, он проснулся сразу, как будто только и ждал легкого прикосновения к плечу. С Иваном пришлось повозиться. Тот всегда утром вставал крайне неохотно, бесконечно ныл и засыпал даже на стуле, надевая штаны. Наскоро позавтракав бутербродами, основательно нагрузившись снаряжением, в числе которого была и резиновая лодка в чехле, похожем на рюкзак, папа, мама, Миша и Иван сели в автобус, который должен был доставить их на вокзал. Миша тащил болотного цвета рюкзак, набитый рыбацкими снастями, всякими донными удочками, лесками, крючками, коробочками и пакетиками. Мама несла сумку со снедью, что именно там, Миша никогда не знал, но на природе вкусно было всё, поэтому большого значения это не имело. Иван, как самый маленький, был налегке. Папа был нагружен лодкой. Это был предмет его гордости.

Миша помнил, как в прошлом году они с папой сначала долго торчали у дверей магазина, ожидая открытия, затем покупали эту самую лодку, придирчиво проверяя все швы, комплектацию, работу ножного насоса. Затем поехали в парк Горького, где располагался какой-то ГИМС. Там они вошли в небольшой домик, где были окошки, вроде касс, и полно хмурых мужиков, составлявших очередь. Папа сказал, что лодку нужно зарегистрировать, что это значит, Миша не представлял совершенно. Ему почудилась огромная печать, которую толстая тётя должна поставить на цилиндрическом борту лодки. Миша испугался, что лодку для этого нужно будет надуть, и кто-то может нечаянно её повредить. Обошлось, потолкавшись среди таких же счастливых обладателей, папа забрал из окошка пару бумажек, довольно сообщил, что можно домой. Дома лодку надули, вставили в серединку деревянное сиденье и целый вечер Миша плавал по морям, воображая себя пятнадцатилетним капитаном. Хотя ему было двенадцать. Вечером вернулся от бабушки Иван и тут же заявил, что будет в ней спать. И ему разрешили! Миша очень досадовал, что ему такая роскошная идея в голову не пришла. Но с тех пор он уже несколько раз ездил с папой на рыбалку на этой самой лодке и теперь она уже не вызывала такой ревности.

На электричке ехали очень долго, наверно с полчаса. За окном мелькали дачные домики, товарные вагоны, было шумно и интересно. От станции до места нужно было идти довольно далеко, но Миша уже бывал здесь в прошлом году, дорога была знакома.

Он вспомнил, как год назад он с папой и его товарищем с работы ездили сюда же. Когда они вышли из электрички, Мише очень захотелось в туалет. Папа сказал, мол, зайди за кустик. А кустиков вокруг не было. Единственный куст находился на высоком холмике, из которого торчал телеграфный столб. Миша забрался на холмик, пописал, и, спустившись, долго не мог понять, отчего папа и его друг смеются. Отсмеявшись, папа сказал, что Миша нашел самое видное место во всей округе. Сам Миша был другого мнения. Да, высоко, но там был куст. Миша был послушным мальчиком.

Сейчас, проходя мимо этого холмика, Миша слегка смутился. Все-таки он повзрослел на целый год, и теперь папин юмор был ему понятен. Дорога приводила на роскошные песчаные косы. Папа говорил, что здесь намывают дамбу для строительства моста через Волгу, но работы ведутся медленно, отчего песчаные насыпи размываются течением и образуют косы, далеко вдающиеся в русло. И с этих кос отлично можно ловить леща прямо с берега. А лодка нужна, чтобы завозить груз для «резинки».

Прибыв на место, посередине косы длиной метров двести, папа тут же принялся налаживать снасти, две закидушки Мише и Ивану, и «резинку» для себя. Мама к рыбалке была равнодушна, но очень любила рыбу, и была здесь совершенно не лишней. Она хлопотала над ковриком, колдуя с термосом, свёртками, вилками и тарелками. Иван накачивал лодку, почему-то он считал это почетным занятием, Миша же давно понял, что ничего почётного нет, нога быстро устает. Хуже только сдувать и сворачивать на мокром песке. Через полчаса всё успокоилось, мама улеглась загорать на песке, Иван строил что-то из песка, Миша присел у закидушки, ожидая, когда подвешенный грузик начнёт скакать вперёд и вверх, чтобы вовремя подсечь. Папа отплыл на лодке, за которой тянулся длинный хвост жёлтой авиационки с привязанной леской. Папа загребал короткими, длиной с локоть вёслами, надетыми через петли на запястья. Лодка была небольшая, уключины не предусмотрены, и со стороны казалось, что папа гребёт руками.

Солнце в прозрачном синем небе поднималось к зениту и начинало припекать, как это обычно бывает в конце мая. На воде появлялась рябь, но, поскольку в этот раз рыбачили не на поплавок, ветерок нисколько не мешал, наоборот, освежал. На косе, кроме их семьи, не было ни души. Издалека доносился шум поезда, мерный гул проходящих теплоходов, которых не было видно, основное русло было скрыто большим количеством таких же нелюдимых песчаных кос. Природа была торжественна.

Миша краем глаза увидел, как слева задёргался грузик на закидушке Ивана, оглянулся в поиске, Иван по-прежнему ковырялся в песке довольно далеко. Миша кинулся к его леске, чуть подернул на себя и, почувствовав сопротивление, заработал обеими руками, подтягивая неведомую бьющуюся тяжесть к берегу. Лещ, показавшись из воды в паре метров от суши, хлебнул воздуха и замер. Миша быстро вытащил его на песок и прижал босой стопой. Папа что-то весело кричал, направляясь к берегу, и на этот крик прибежал Иван, обижено закричал: «Ты что, это же моя закидушка! Почему меня не позвал, моя рыба!». Миша не стал спорить, все главное уже случилось, он сам подсёк и вывел рыбу, теперь без разницы, чья она. Он снял килограммового леща с крючка, протянул Ивану: «На, клади в садок «свою» рыбу». Насадил нового червя, закинул в воду снасть и сказал строго: «Сиди тогда сам и карауль»,– и побрёл к своему месту. Прибывший папа с удовольствием осмотрел добычу и отправился к резинке, на ней было чуть не восемь крючков, и возни было много. Иван прилип взглядом к своей леске и затих. Так прошло два часа, но больше ничего интересного не происходило, и Миша заскучал. Завтра предстояла контрольная за четверть по математике, но он не переживал, чувствуя себя вполне готовым. Взгляд его остановился на лежащей на песке лодке.

– Пап, можно мы с Иваном с лодкой поиграем?

– Давайте, только недалеко от меня.

– Хорошо, Иван, пойдешь?

Они весело барахтались на мелководье, цепляясь за лодку, толкая её туда-сюда, на воде это было чрезвычайно легко. На глубину выше пояса не заходили, хотя оба умели плавать, Миша даже пару лет занимался водным поло и в воде чувствовал себя уверенно. Минут через двадцать Иван замерз: и правда, ветер усилился, приобрел холодный оттенок и контрастировал с почти горячей водой. Иван вылез на берег и пошел в сторону мамы, чтобы завернуться в полотенце.

Миша, толкая лодку перед собой, медленно пошёл на выход. Впереди на дне темнело какое-то пятно, вероятно тина, которая местами проступала под слоем воды огромными грязными пятнами. Обходить этот участок было лень, все-таки нарезвились основательно, а он еще с тренировок в бассейне помнил, как быстро вода отнимает силы. Шагнув в тину, он неожиданно повалился лицом вперёд, тверди под ногой не оказалось, это была не тина, а яма. Машинально попытался зацепиться за корму лодки, но она прямо из-под рук взмыла вверх свечкой и ветер тут же перевернул её вверх дном, опрокинув позади Миши. Яма оказалась неглубокой, всего-то по горло. Миша тут же выбрался на мелкое, оглянулся. Лодка спокойно дрейфовала в паре метров от него. Похоже, никто этого захватывающего зрелища не увидел, каждый был занят своим делом и в сторону Миши не смотрел. Миша сделал шаг от берега в сторону лодки, и тут же порыв ветра отодвинул её еще на пару метров. «Надо быстрее, как бы не унесло!» – мелькнуло в голове. Он сделал ещё два шага, ещё, с каждым шагом вода поднималась выше, и шаги давались труднее. Решив, что плыть быстрее, он лёг в воду и классическим кролем догнал лодку. Земли под ногами не было. Рука съехала со скользкого дутого борта лодки, и она прыжком удалилась ещё. Верёвки-то вдоль борта нет, зацепиться можно только за короткий фал на носу, и то, если он не внутри, сообразил Миша и ускорился. Лодка, словно смеясь, отодвинулась опять. Он полежал на воде, собираясь с силами, и выдал спринт, почти дотянувшись до корпуса. Сильный порыв оттащил злосчастное плавсредство и теперь гнал, не переставая. Мысли были только о папе, который очень долго мечтал её купить, и так бездарно лишить его мечты Миша не мог, и от этой жалости чуть не заплакал.

Быстро заработав руками, с опущенной в воду головой он поплыл за ней. Равнодушный ветер слегка подталкивал лодку, медленно, но неотвратимо. В какой-то момент Миша понял, что сил больше нет. Совсем. Он взглянул в сторону уже далекого берега. Папа огромными прыжками бежал по берегу к оставленным на песке веслам, одним движением продел обе руки в петли, сжал древки, превратив ладони в лопасти, и бросился в воду.

Лёгкая волна ударила Мише в нос, сразу забив его до самого горла. Он закашлялся и погрузился с головой в воду. Отчаянно взбрыкнув, вырвал голову из сырого темного плена, вдохнул и сразу опять закашлялся. Шевелить руками, чтобы удержаться на воде сил уже не было. Где-то далеко, наверное, на горизонте, он видел стремительно плывущего к нему папу с синими неестественно широкими ладонями. Одновременно отталкиваясь обеими ногами, словно лягушка, Миша пытался удержаться на поверхности, как вратарь на водном поло выпрыгивает по пояс из воды, но с каждым движением толчки становились слабее, а неудержимая сила тянула и тянула вниз, в прохладную сизую глубину. «Лодка, лодка», – билось в голове. Нет, он не думал, что может утонуть, в этом возрасте мысли о смерти редко бывают, он изо всех сил хотел догнать эту треклятую лодку и уже не осознавал, что не плывёт, а только барахтается в толще воды, все чаще и чаще глотая её вместе с воздухом…

Почему то вспомнилось, как перед новым годом мама послала его в ларёк купить лимонов. Дала пять рублей. Это были большие деньги, и Миша всю дорогу сжимал синюю бумажку в кармане, боясь потерять, да и рукам тепло. До ларька было 5 минут ходу, и на обратном пути, держа в одной руке пакет с лимонами, в другой сжимая сдачу – зелёную трёшку, весело думал о новогодних подарках. Когда до дома оставалось пройти две пятиэтажки, из тёмного двора вынырнули два амбала, лет шестнадцати, в черных лётных куртках, широченных штанах и смешных синих вязаных шапочках с небольшим козырьком и помпошкой – «фернандельках».

Они были неотличимы друг от друга. Так одевались только гопники. Раньше Миша с ними не сталкивался лицом к лицу. Он слышал, что эти ребята отбирают у прохожих мальчишек деньги, иногда бьют. А в драках между собой за территорию (делить асфальт), случалось даже убивают. Себя они именовали «пацанами», а тех, кто не состоял в какой-либо группировке и был не «при делах» – «чушпанами». Но Миша жил в другом мире, где никто никому не мешает жить, не указывает где можно ходить, а где нельзя, и не делит людей на группы.

Самой большой неприятностью была редкая двойка в дневнике. Даже когда над Мишей смеялись в школе несколько дней из-за того, что он носил подаренные бабушкой на десятилетие часы, он не обращал внимания, хотя, что может хуже, чем быть посмешищем в школе. Одноклассники сочли часы старомодными. Они и впрямь были не новыми. В квадратном золотистом корпусе, с ремешком коричневой кожи, гордо назывались «Слава». Папа сделал недостающие дырочки в ремешке, и часы уютно устроились на левом Мишином запястье. А смех… Тут всё было понятно – ни у кого из одноклассников часов не было вовсе, и, конечно, они заслуживали жалости, а не обиды…

–Эй, пацан! Откуда будешь? – хрипловатый голос разбудил какую-то липкую растерянность.

– Вон там живу, – Миша указал пакетом с лимонами в сторону своего дома, который был так близко, даже их окно в четвертом этаже было наполовину видно.

– Отойдём, – полувопросительно, полуутвердительно прохрипел один из одинаковых и длинно сплюнул сквозь зубы в сторону двора.

Холодея от предчувствия чего-то нехорошего, Миша потащился во двор. Одинаковые обступили его с боков, не давая возможности сбежать, хотя об этом он даже не думал. Так, почти под конвоем, его завели в ближайший подъезд.

– Деньги есть?

– Нету.

– А если найду? Слушай, неохота тебя бить.

– Нету.

– Попрыгай.

Миша изобразил что-то похожее на прыжки через скакалку. Мелочь не звенела, так как её не было.

– Руку вынь из кармана!

Миша судорожно соображал. Если он вынет руку с зажатой трёшкой, она сразу станет видна, тогда точно отнимут. Оставив её в кармане, он медленно вытащил руку из кармана пальто, куда тут же засунул свою один из близнецов.

– А это что?

– Сдача,– промямлил Миша.

– Блин, надо было тебя тормознуть, когда туда шёл, видели же.

Второй одинаковый коротко съездил Мише по левой скуле, несильно, но голова откинулась назад, ударившись об стену. Если бы не кроличья шапка, шишка была бы обеспечена.

– Хоро?ш, Радик, – первый остановил обидчика. – Больше не ври. Апельсинчиком угостишь?

Миша поразился: его ударили, обокрали, а теперь просят угостить?!

– Э-э-это лимоны, – пробубнил он.

Интерес к фруктам у близнецов мгновенно иссяк. Первый предложил закурить, выслушав отказ, потянул второго за рукав, и оба выскользнули из подъезда, бесшумно, как змеи.

От неожиданности, обиды от удивительной, какой-то сновидческой лёгкости, с которой его погрузили в совершенно другой мир, от жалости к себе и почему-то к маме, слезы навернулись, закапали, а затем полились неостановимо. Примерно через минуту, кое-как утеревшись шарфом, Миша вышел из подъезда. Что сказать маме по поводу сдачи, он совершенно не представлял, а рассказывать правду было немыслимо. У соседнего подъезда на заснеженной лавке сидели трое бугаёв в кожаных куртках, с меховыми воротниками. Они были сильно старше обидчиков, но тоже одинаковые.

– Эй, пацан, сюда иди!

Миша почувствовал ярость и полное равнодушие к последствиям.

– Что, тоже отнять хотите? Поздно, всё уже отняли, и это не апельсины, а лимоны! – выкрикнул он в сторону кожаных.

Дальше произошло удивительное. Один коротко скомандовал что-то, и двое бросились за угол дома. Первый подошел к Мише, крепко взял за драповый локоть.

– Сколько отняли?