Удивительные приключения с горланами и оралами. Детская фантастическая трилогия

– Там написано то, что объявила Миха, – пояснил Пуз.

Девочка присела к инструменту, и зал наполнился звуками: то ли струнными, то ли духовыми. Вначале музыка была плавной, и руки касались клавиш мягко и грациозно. Это было отлично видно в большом зеркале. Потом музыка взорвалась бешеным танцем, да таким, что невозможно было разглядеть быстрого бега пальцев… Вновь руки поплыли над клавишами мягко, словно укачивая дитя, и музыка задышала покоем – стала воздушной и прозрачной. В финале разразилась настоящая буря. Пальцы летали от басов к сопрано и обратно, их полет был неистов. Вдруг сразу все кончилось. Миха встала, опустила маленькие ручки и поклонилась. Только ее глаза выдавали волнение от недавней игры.

– Замечательно, – как можно громче кричала Соня. Но где уж ей было тягаться с горланами. Зычный, словно гудок парохода, крик: «браво» поглотил ее тоненький голосок. Концерт окончился. Путешественники отправились к каравану, а их сердца все еще переполняла музыка.

11

Ночь

Утро следующего дня выдалось не слишком жарким. Пришельцев поразило то обстоятельство, что с неба исчез рыжий Цитр, и округа в свете Ира совершенно преобразилась. На бурой поверхности планеты легли резкие фиолетовые тени, подчеркивая каждый мельчайший бугорок, каждый камень, каждый кустик. Совсем другими стали выглядеть и колючие растения, их цвета потемнели. Преобладали синие и лиловые краски. Колючки отбрасывали резкие тени, от чего растения казались фантастическими животными.

– Упал Цитр, значит, зима и мы в нижнем полушарии, – объяснил Хан.

Караван тронулся в путь. Изящно изгибая длинные шеи, побежали строминго, покатились волны по семенящим платформам. Все дальше и дальше отодвигался назад поселок Загорье, пока не слился совсем с фиолетовыми тенями Экваториальных Гор. Теперь путешественников окружала только бескрайняя сухая равнина, усеянная «кактусами». Движение каравана стало однообразным и монотонным. Через три часа Ир резко упал за горизонт. Стало темно. На почерневшем небе появились чужие для земных обитателей звезды.

– Мы будем ждать рассвета? – спросил Слава у Пуза.

– Нет, теперь долго не рассветет. Ездовые будут ориентироваться по звездам, – ответил Пуз.

Караван остановился на несколько минут, ездовые зажгли фонари. Их укрепили на длинных рейках, притороченных к упряжи строминго так, чтобы свет падал немного впереди птиц.

Ребята обвыклись с темнотой, стали всматриваться в даль и молчали. Им было жутковато путешествовать в ночи. Они постарались сесть поближе друг к другу и слышали дыхание соседа. Всех стали одолевать грустные мысли.

Пуз задумчиво смотрел куда-то на невидимый горизонт. Вдруг на небольшом освещенном месте он увидел толстого и смешного гуся, совсем белого, очень похожую на него гусыню и дюжину маленьких желтеньких гусят. Компания в полной тишине щипала траву.

– Странно, откуда же посреди пустыни взялась трава? – подумал Пуз. В ту же секунду и гусь, и гусыня, и гусята исчезли. Осталась только непроглядная темень. – Надо же, почудилось.

Сидевший рядом Ваня неподвижными немигающими глазами смотрел туда же, куда и Пуз.

На широком зеленом лугу, освещенным ярким весенним солнцем, стояла Ванина мама в длинном, почти до пят, зеленом, с ярким хохломским рисунком платье. Мама улыбалась и звала его: «Ваня, Ваня», – можно было догадаться по движению ее губ. Голоса слышно не было.

– Я здесь, я сейчас, – шепотом, словно зачарованный, проговорил Ваня. Он чуть было не соскочил с платформы. Ни мамы, ни платья, ни луга – только темнота осталась перед его взором.

– Что с тобой? – спросила Шара.

– А так, почудилось, – прошептал Ваня.

Тут Слава стремительным движением достал из кармана блокнот и карандаш и, не обращая внимания на то, что платформа вздрагивает, а это мешает писать, старательно рисовал что-то в блокноте. Этим он занимался долго. Света от фонаря, висевшего на упряжи, едва хватало, чтобы разглядеть рисунок, но Слава рисовал и рисовал. Наконец он испустил протяжное: «у-ф-ф-ф», – и положил блокнот и карандаш в карман.

– Ребята, я сейчас видел ту самую пещеру с книгой на каменном столе, что мы видели с Джоном, когда еще кубок был как кубок. Я нарисовал ту страницу, где приписка про алавер. Вдруг это поможет нам вернуться домой, – закричал он.

– Тише ты, не дал досмотреть сказку, – недовольно закричала Соня.

– Да какую там сказку, ты что, видик смотришь, может, с головой не в порядке, – возмутился Слава.

– У нас с головами у всех все в порядке, – спокойно сказал Хан. – Галюцины – растения, что окружают нас, издают запах, не ощутимый нашими носами. Запах этот действует на мозги и вызывает всякие видения, у всех разные. Так что мы все сейчас что-нибудь да видели. Понятно?

– Понятно-то понятно, только я сейчас маму видел. Понимаешь Сонь, нашу маму. Она звала меня, – проговорил Ваня.

– Ой, как я соскучилась по маме. Я даже по школе соскучилась, – плаксиво сказала Соня.

– И мне тоже показалось, что там Стасик сидит с удочкой и ловит рыбу, – вздохнула Маша. – Как хорошо было бы оказаться сейчас дома, вот только как?

– Не грустите ребята, мы уже скоро доберемся до Цитира, и я очень надеюсь, что доктор Курхан вам поможет, – подбодрила ребят Кура.

– Поможет, конечно, поможет, – зашумели наперебой Пуз и Шара. Только самый старший, Хан, глубоко вздохнул и не сказал ничего. Он понимал всю сложность предстоящей задачи. Курхан ведь только теоретически обосновал возможность перехода в другие миры, а на практике этого никто не делал. Как знать, что из этого выйдет?

– Это очень хорошо, что ты срисовал древнюю запись. Раз там есть понятная вам приписка про кубок, то там должно быть что-то очень важное, – поделился своими мыслями Хан.

Путешествие продолжалось. Ребята еще несколько раз любовались разными видениями, рассказывали об увиденном друг другу и так коротали время, которое в темноте тянется гораздо медленнее, чем днем.

Солнце не вставало еще шесть суток. Наконец, алая полоса зари возвестила о скором восходе Цитра. И Цитр взошел! Он был прекрасен. Его рыжая огненная грива, казалось, только что побывала у парикмахера. Сам он словно умылся и помолодел.

– Ах, как приятно видеть солнце после такой долгой ночи, – воскликнула Маша.

– Здравствуй, Цитр, – хором заорали Хан, Пуз, Кура и Шара.

В свете рыжего Цитра на горизонте показались крыши большого города. Это был Цитир.

12

Столица

Город навалился на путешественников сразу, с самого первого здания, состоящего из переплетения сложных геометрических тел, уносящего взгляд путешественника в бесконечно высокое небо. За первым зданием громоздились и громоздились фантастические сооружения, из которых складывались массивы домов, разделенные улицами и площадями. Самое удивительное было в том. Что эти улицы и площади, также как в поселках, были покрыты мягкой и пушистой травкой. По улицам и площадям пробегали экипажи с запряженными в них строминго, теснились к домам редкие пешеходы. Караван втянулся в такую улицу и остановился.

– Караван пойдет на разгрузку на овощную базу, и нам с ним не по пути, – сообщил Хан.

Дети соскочили с платформы, взяли свои мешочки, помахали на прощание ездовым, и караван тронулся дальше. Ребята прошли несколько шагов и оказались подле лестницы, которая, извиваясь, спешила куда-то вверх по стене здания.

– Пойдем на качель-поезд, – объяснил Хан. Ребята стали подниматься по лестнице. Время от времени они останавливались на площадках и переводили дух. Куда ни посмотри – везде были громады домов самой разнообразной архитектуры, но все дома уходили высоко в небо. Пока они добрались до верхнего балкона, им пришлось семь раз останавливаться и отдыхать. Было очень-очень высоко – этажей тридцать. Вскоре с противоположной стороны улицы, несколько наискось, к балкону подлетел и остановился небольшой вагончик. Несколько пассажиров вышли из него.

– 17 маршрут, – прочитал Хан. – Нам не годится. Нам нужна тройка. Ребята с любопытством разглядывали вагон снаружи, Первое, что увидели дети, был трос, натянутый туго и уходящий под углом вверх, к середине улицы. Вагон «причалил» к краю балкона и зацепился за него очень сложным захватом. Рядом с захватом располагались черные, похожие на резиновые, клавиши. Что-то стукнуло, вагон качнулся, клавиши упруго толкнулись о край балкона, и без всякого шума вагон полетел куда-то вниз и в сторону ярким фонариком на фоне зеленой улицы.

– Как устроена эта штука? – спросил Ваня. Он вообще был любознателен, а к технике особенно. Игрушки, подаренные ему, он тотчас, разбирал чтобы узнать, что внутри.

– Это просто. Это качели, висящие на тросе, который натянут посреди улицы. От остановки к остановке вагон летит, словно маятник, – пояснил Хан.

– Здорово! Нет ни шума, ни дыма. Вот это транспорт! – воскликнул Ваня. Подошла «тройка». Вся компания села в вагон, покрутила педали, Хан нажал на рычаг пуска и поехали…

Из дневника Славы:

«… День 14. Сегодня вечером состоялся интересный разговор. Ваня спросил Пуза: «Как ты думаешь, этот ваш профессор Курхан, он добрый или злой?»

– Я не понимаю, что значит добрый или злой. В нашем языке таких слов нет, – удивленно ответил Пуз.

– Добрый, это когда никого не обижает и жалеет, ему ничего для другого не жалко. Скажем, ты что-нибудь попросишь, и добрый тут же сделает, или, если это вещь, тут же и подарит.

– Да у нас все так делают, – заметил Пуз. – Это же нормально. Так бывает всегда и со всеми.