Красный нуар Голливуда. Часть I. Голливудский обком

Придумал его рисовальщик Герблок, 55 лет проработавший в Washington Post. Четыре его «Пулитцера» – пустяк по сравнению со знаками внимания, которыми удостоила его власть.

Вице-президент Ричард Никсон еще в 1954-м отказался от подписки на Washington Post, когда Герблок изобразил его выползающим из канализационного люка. Заняв Белый дом, Никсон включил Герблока в список своих личных врагов (составляя его, президент сублимировал ностальгию по черным спискам). Линдон Джонсон вычеркнул Герблока из списка граждан, представленных к медали Свободы. Медаль он получит из рук Клинтона: свидетельство не столько толерантности, сколько лицемерия президента.

Место в вечности Герблок зарезервировал 29 марта 1950-го. На рисунке, опубликованном в тот день, четверо лидеров-республиканцев затаскивали упирающегося слона – партийный символ – на пирамиду бочек с субстанцией, похожей на деготь. На пирамиде и было начертано слово «маккартизм».

* * *

Джозеф Маккарти, сенатор-республиканец (1947–1957) от штата Висконсин, за первые три года своего мандата заслужил прозвище Малыш Пепси-Кола. Кроме лоббирования интересов этой компании, обаятельный – хотя и склонный к истерическим вспышкам – говорун и кавалер, украшение вашингтонских вечеринок, ничем не прославился. Однако 9 февраля 1950 года – в день рождения Линкольна – он «взорвал ленту новостей», до смерти перепугав нервных дам из Республиканского женского клуба в захолустном Уилинге, Западная Виргиния, а за ними и всю страну. По его словам, государственный аппарат контролировала советская агентура. Роман о «вторжении похитителей тел» Джек Финни напишет лишь пять лет спустя, а Маккарти уже нарисовал картину незаметного, но беспощадного вторжения политических «инопланетян».

Скандал был самоцелью Маккарти. Его мандат истекал. Сохранить место в Сенате можно было, лишь вырвавшись на авансцену. В иных обстоятельствах Маккарти оседлал бы другого конька. Но его карьерные тревоги совпали с катастрофическими провалами внешней политики США.

23 сентября 1949-го президент Трумэн скорбно сообщил нации, что, по данным разведки, СССР успешно испытал атомную бомбу. Америка лишилась не только военно-политического козыря, но, что страшнее, чувства неуязвимого превосходства. 1 октября Мао Цзэдун провозгласил в Пекине, павшем к ногам Народно-освободительной армии, Китайскую народную республику. Войска американского фаворита Чан Кайши бежали на Тайвань. Именно это имел в виду Маккарти, когда говорил, что если шесть лет назад под властью Советов пребывали 180 миллионов человек (а в «антитоталитарном» лагере – 1 625 миллионов), то теперь – 800.

Причины и последствия этих событий можно было трактовать с позиций здравого смысла. Конец атомной монополии сделал новую мировую войну проблематичной. Специалисты по Китаю с начала 1940-х предупреждали – за этот безупречный прогноз их обвинят в шпионаже, – что коррумпированный и непопулярный Чан Кайши обречен. Ставить следовало на Мао, хотя его власть распространялась тогда лишь на территорию «освобожденного района» Яньань (а в 1947-м он временно лишится и этой базы). Тем более что Мао был не ставленником Москвы (а до середины 1940-х не был даже ее фаворитом), а самородком не столько марксистской, сколько конфуцианской выделки. Сталин при всем желании не смог бы остановить его триумфальный марш. По иронии истории, когда Маккарти выступал в Уилинге, Мао, теряя остатки терпения, второй месяц томился в Москве, ожидая, подпишет СССР договор о дружбе с Китаем, или нет.

Договор будет подписан только 14 февраля.

Да, Восточная Европа перешла под советский контроль, но это предполагалось Ялтинскими соглашениями. Сталин, надеясь на как можно более длительную передышку и доброжелательное сосуществование с партнерами по антифашистской коалиции, строго соблюдал договоренности со вчерашними союзниками. Отведя по их требованию (впервые подкрепленному ядерным шантажом) войска из северного Ирана в начале 1946-го, он отдал на шахскую расправу азербайджанцев, провозгласивших автономию под сенью дружеских штыков. Принудил к разоружению и парламентским правилам игры мощнейшие, популярнейшие, вооруженные до зубов и готовые к немедленной революции компартии Франции и Италии. Хуже того: принудил к капитуляции греческих коммунистов, воевавших с монархическим режимом, поддержанным США и Великобританией.

Но массовое американское сознание переживало происшедшее как иррациональную катастрофу. Иначе и быть не могло: изначально и безоговорочно иррациональны были десятилетиями насаждавшиеся манихейские представления о красных. Коммунизм трактовался не как доктрина, нуждающаяся в опровержении, а как абсолютное зло, эманация ада, не имеющая никаких корней в реальности. Тем более в американской реальности.

Приступы «красной паники» уже восемьдесят лет как накатывали на США, следуя за особенно мощными пролетарскими выступлениями (1873–1878, 1886, 1894, 1905). Уже в 1870-х один профессор теологии объяснял:

В нашем языке, как и в любом другом, нет более ненавистного слова, чем «коммунизм».

Коммунизм всегда трактовали как иноземную заразу, изначально как французскую: по миру бродил «призрак Парижской коммуны». Это «французские коммунисты» спровоцировали в 1877-м «великую» забастовку железнодорожников (за первую ее неделю полиция убила 150 рабочих) и – под видом бродяг, заполонивших дороги Америки, – подстрекали к бунту.

Эти представления вросли в коллективное бессознательное. Едва умер Франклин Делано Рузвельт (ФДР), как пропаганда за считанные месяцы заставила людей забыть о четырехлетнем братстве по оружию с СССР. Парадокс Оруэлла – «Океания всегда воевала с Евразией» – формула директивной забывчивости не советского, а именно американского сознания. «Берлинский экспресс» (реж. Жак Турнер, 1948) был последним фильмом, в котором действовал советский союзник. С тех пор Голливуд делал вид, что антифашистской коалиции не существовало в природе. Советское же кино неустанно напоминало о ней как о модели идеального будущего.

Религию имморализма придумал Маркс. ‹…› Маркс исключал людей из коммунистической партии за упоминание таких вещей, как любовь, справедливость, человечность, мораль. Сегодня мы вовлечены в финальную ‹…› битву между коммунистическим атеизмом и христианством. – Маккарти.

Ну о какой «работе над ошибками», дипломатическими и военными, можно говорить, когда на дворе – сплошной Армагеддон?

У иррациональной катастрофы должно было быть иррациональное, простое и неотразимое объяснение. Его-то и артикулировал Маккарти: во всем виноваты предатели.

Отнюдь не наименее состоятельные, отнюдь не представители меньшинств предали нацию, но те, кто имел все блага, которые только могла предоставить им богатейшая нация на земле ‹…› лучшие дома, образование в лучших колледжах и лучшую работу, которую только может предоставить правительство. Такова грубая правда о Государственном департаменте. Блестящие молодые люди, родившиеся с серебряной ложкой в зубах, оказались худшими предателями. ‹…› Вот, у меня в руках список 205 ‹…› членов компартии, которые, несмотря на то что известны государственному секретарю, продолжают работать и определять политику Государственного департамента.

Ничего оригинального. Когда Маккарти раскрыл рот, шел уже пятый год очередной «красной паники».

* * *

Коммунизм – не политическая партия. Это образ жизни – зловредный и пагубный. Это состояние сродни болезни, распространяющейся подобно эпидемии, и, как при эпидемии, необходим карантин, чтобы предотвратить заражение всей нации. – Эдгар Гувер, директор ФБР, 26 марта 1947 года.

В Америке много коммунистов. Они повсюду: на заводах, в учреждениях, в мясных лавках, на каждом перекрестке, среди лиц свободных профессий. Каждый из них несет в себе бациллу смерти для общества. – Говард Макграт, генеральный прокурор, 1949.

Идеологические термиты прорыли ходы во многих американских предприятиях, организациях и обществах. – Джек Уорнер, октябрь 1947 года.

За три года до Маккарти голливудский магнат уже отлучил коммунистов от рода людского. Классический, однако, пример дегуманизации врага как пролога к его уничтожению. Так же нацист Хипплер в фильме «Вечный жид» (1940) – эталоне юдофобской пропаганды – стыковал планы с крысами и диковато выглядящими местечковыми типами.

К началу 1950-го Трумэн три года как учредил указом № 9835 от 21 марта 1947 года программу тотальной проверки лояльности государственных служащих, обязанных отныне приносить «клятву верности». К декабрю 1952-го проверку пройдут по меньшей мере 2–3 (по другим данным – 6,6) миллиона человек. Не менее 25 тысяч из них будут уволены с «волчьим билетом». Еще более масштабные репрессии захлестнут профсоюзы, частный бизнес, учебные заведения. Когда в 1950-м начнется война в Корее, три тысячи портовых рабочих вышвырнут на улицу как потенциальных саботажников. Сотни людей будут приговорены к депортации, сотни – к тюремному заключению. Из библиотек изымут пятьдесят тысяч экземпляров «подрывных» книг.

Все боятся, что их назовут красными. Я тут порезался при бритье, и та-а-ак перепугался… – Боб Хоуп.

К началу 1950-го на показательные процессы уже выведены руководители компартии. Только что (14 октября 1949 года) десять ее высших руководителей, включая генерального секретаря Юджина Денниса, приговорены к пяти годам тюрьмы (одиннадцатый, из уважения к его военным заслугам, получит всего три года). Всего в тюрьму отправятся 145 руководителей первого и второго партийного эшелонов.

К началу 1950-го в Госдепартаменте уже вовсю – обходясь без советов Маккарти – ловят шпионов. Буквально накануне бенефиса в Уилинге, 25 января, к пяти годам приговорен – на основе показаний мягко говоря неуравновешенного писателя Уайтейкера Чемберса – дипломат Элджер Хисс, председатель первой ассамблеи ООН в Сан-Франциско (1945). Уже застрелился посол в Великобритании военных лет Джон Уайнент (3 ноября 1947 года). Уже выбросились из окон юрист Госдепа Мервин Смит (20 октября 1948 года) и начальник южноамериканского отдела Лоуренс Дагган (20 декабря 1948 года), перерезал себе горло помощник госсекретаря Мортон Кент (11 июня 1949 года). Уже умер, через три дня после допроса в КРАД, подозревавшей его в работе на советскую разведку, экономист, отец МВФ и Всемирного банка Гарри Декстер Уайт (16 августа 1948 года).

К началу 1950-го Голливуд уже пережил первый набег КРАД. Уже приговорены к тюремному заключению «за оскорбление Конгресса» активисты Комитета помощи испанским беженцам и «голливудская десятка» сценаристов и режиссеров, отказавшихся в октябре 1947-го на основании Первой поправки к Конституции отвечать на вопрос, состоят ли они или состояли когда-либо в компартии (этот вопрос, по ассоциации с популярной телевикториной, прозовут «вопросом на 64 000 долларов»). Продюсеры уже капитулировали перед «загонщиками», санкционировав черные списки, а большинство либералов, еще вчера выступавших единым фронтом с коммунистами, уже предали их.

* * *

Внешнеполитические резоны играли во всем этом кошмаре второстепенную роль. «Красная паника» была не столько отпором советской экспансии, сколько ползучим государственным переворотом. ФДР умер 12 апреля 1945-го, разменяв четвертый президентский срок; его сменил Гарри Трумэн, и трех месяцев не состоявший в должности вице-президента. Случайный человек (ФДР даже не информировал его об атомном проекте), он и вице-президентом стал случайно – благодаря грубым, «деревенским» интригам правого крыла демократов, выдвинувшего Трумэна, чтобы отобрать вице-президентство у Генри Уоллеса, любимца, верного соратника и очевидного преемника больного ФДР.

Целью «паники» было уничтожение всего политического и культурного наследия «нового курса» ФДР. Ненависть к нему у правых демократов и республиканцев была так же сильна и так же иррациональна, как страх перед коммунизмом. Впрочем, коммунистами «загонщики» считали всех, кто «левее стенки».

Сам Трумэн находился у них в лучшем случае под подозрением. В 1949-м конгрессмен Гарольд Химмель Вельде без экивоков обвинил президента в том, что он «покрывает и защищает [советские планы] установить, если потребуется, силой и насилием коммунистические или социалистические Соединенные Штаты».

Политика Трумэна ведет к установлению коммунистического государства путем осуществления планов Москвы и Ленина. – Генерал Дуглас Макартур.

В 1953-м, возглавив КРАД и превратив ее, по мнению недругов, в «бродячий цирк», Вельде вызовет отставника Трумэна на допрос, но тот повестку все же проигнорирует. Помимо Трумэна, это позволил себе лишь один человек – Рекс Стаут, «отец» великого сыщика Ниро Вульфа, причастный к таким сферам международной разведки, что не только Вельде, но и сам Гувер не мог до него дотянуться.

У Трумэна, особенно после того, как в ноябре 1946-го обе палаты Конгресса перешли под контроль республиканцев, были все основания нервничать. И чем больше он нервничал, тем больше усердствовал в разжигании «паники». Говорят, в личных беседах он сокрушался и даже возмущался происходящим. Но кому какое дело до его приватных откровений? Он даже наложил вето на антипрофсоюзный закон Тафта – Хартли и драконовский закон Маккарэна «О внутренней безопасности». Но республиканское большинство без труда преодолело их в июне 1947-го и сентябре 1950 года.

Речь в Уилинге была увесистым булыжником в огород Трумэна и госсекретарей Джорджа Маршалла (1947–1949) и Дина Ачесона (1949–1953), ославленных Маккарти как укрыватели шпионов. Но не Маккарти определял ход и исход политической борьбы. Вносил свой цент в копилку «паники» – это да. Хоть пешкой его не назовешь, но и ферзем он не был.

Лишь после победы на президентских выборах республиканца Эйзенхауэра в ноябре 1952-го Маккарти возглавил Комиссию Сената по делам правительства и ее Постоянную подкомиссию расследований. Да и то ненадолго: его звездный час длился чуть больше года. Он не мог тягаться с такими карателями-профессионалами, как директор ФБР (1924–1972) Гувер, превзошедший в искусстве тотального сыска и тотального контроля и Берию, и «папашу Мюллера». Персонифицируя «красную истерию», логичнее говорить о «гуверизме».

Однако же: маккартизм.

* * *

Маккарти стал лицом «паники» исключительно по эстетическим причинам. Уж больно хорошо было это лицо. Если бы Маккарти не существовало, это чудо природы, Джо из Висконсина, рубаху-парня, измученного манией преследования, манией величия и белой горячкой, стоило выдумать, чтобы гарантировать регулярный гран-гиньоль на телеэкране.

Когда он касается своей магической темы – комми или коммунизма, – тон его голоса становится насыщенным, как у менестреля. Он вроде плебейского Фауста, которому невидимый Мефистофель дал волшебную палочку – пока угроза не исчезла, палочка работает. – Аарон Копленд.

Если «красная паника» – блокбастер, то Маккарти – актер-самородок из провинции, нахрапом прорвавшийся на кастинг. «Фактурный парень», – подумали продюсеры и дали ему роль. Амплуа у Маккарти то же, что у Эриха фон Штрогейма, – «человек, которого приятно ненавидеть».

Конспиролог сказал бы: Маккарти вывели на авансцену, чтобы репрессии ассоциировались только с ним. Чтобы его дичайшие инициативы дошли до сожжения книг. Чтобы, когда его выкинут на свалку, фрондирующая общественность вздохнула с облегчением. Любой политик выигрывал по сравнению с бедным бешеным Джо.

Мне тут Санта-Клаус написал: «Дорогой Роберт, спасибо за новый красивый коричневый костюмчик, который ты мне прислал. Но скажи сенатору Маккарти, что я в любом случае надену свой старый красный». – Боб Хоуп.

Маккарти был необходим, чтобы сделать безумие нормой. На первых порах над ним смеялся даже Сенат. Наутро он забывал, что говорил вечером. В Уилинге объявил – «вот, у меня в руках список», – что знает поименно 205 «врагов народа». Назавтра в Солт-Лейк-Сити и послезавтра в письме Трумэну отрицал, что произносил эту цифру. Нет-нет, он говорил о 57 предателях.

В показаниях он путался безбожно. Выдернув число дипломатов, проходивших проверку на лояльность, из переписки госсекретаря Бирнса, датированной 1946 годом, он, кажется, смутно помнил, откуда оно взялось. В его речах мелькали все новые цифры: то 300 человек, то 81 (эту цифру он назвал в пятичасовой речи в Сенате 20 февраля 1950-го). То есть он может назвать 57 человек, а об остальных, мистер президент, спросите у вашего Ачесона. И кроме того, как я могу назвать кого-то, если вы сами, мистер президент, запретили Госдепу информировать Конгресс о внутренних проверках.

Маккарти собирается обнародовать имена двух миллионов коммунистов. Видать, надыбал где-то телефонный справочник Москвы. – Боб Хоуп.

Маккарти пугал Трумэна, и без того напуганного.