– Пустите… – упирался он.
Они убеждённо боролись. Некоторое время слышалось лишь прерывистое дыханье.
– Ой! – вдруг отпрянула Таня.
– Что?.. – испугался Саша.
Она смотрела на его руку. Это было уже не варенье: по пальцам струилась кровь!
Саша стал её стряхивать. Брызги полетели во все стороны.
– Прекратите жестикулировать, – попросила Таня.
Саша принялся вытирать пальцы. Но кровь продолжала течь.
Таня молча и неожиданно стремительно потащила его в ванную.
Белизна раковины покрылась алыми струйками крови и бурыми комками варенья.
– Сейчас, сейчас… – приговаривала успокаивающе.
Нашёлся бинт; забинтовала.
– Вы как медсестра, – удивился Саша. – Как-то у вас это всё… умело.
– С вами можно многому научиться, – ответила она очень серьёзно. Настолько серьёзно, что он засомневался в её серьёзности. Но уточнять не решился.
Сели за стол. Забинтованная рука Саши висела на перевязи.
Привычно приступили к делу.
– Пастила, – через какое-то время подсказала Таня.
Однорукий Саша попробовал пастилу.
– Классно.
И посоветовал сам:
– Со сгущенкой её.
– Да, неплохо… А это, кстати, настоящий шоколад. Я уверена, что вы его не ели. Или ели так давно, что уже не помните.
– Это когда же?
– В детстве.
– Не помню… Ну-ка… О-о… Действительно… Здорово! Но почему.. весь шоколад не такой?
– Потому, что его уже не найти.
Саша перестал жевать.
– Если его не найти – то как же он на нашем столе?
– Любовь способна творить чудеса. Вы этого не знали?
– Ну… теоретически. Но тогда получается, что если бы эта женщина вас не полюбила, то есть если бы не чудо любви… как вы говорите… то я – никогда? не узнал бы настоящего шоколада?
– Сегодня точно нет. Но давайте о ваших делах. Мне очень любопытно: как там поживает ваше двадцатидевятимерное в одиннадцатимерном?
Саша поморщился.
– Наоборот: одиннадцати- в двадцатидевяти-.
– Простите. Никак не запомню.
– Вам нужно больше есть сладкого, – наставительно сказал Саша. – Халву закусывать тортом. Очень рекомендую.
– А вы, я вижу… сладкоежка.
– Никому об этом не говорите.
– Хорошо, хорошо. Конечно. Но почему? Это такая страшная тайна?
– Ну, я же не девушка. И не ребёнок.
– Ну, да. Ну, и что?
– Ну, как… Неловко.
– А передо мной – не неловко?
Саша на секунду замер – и отрицательно мотнул головой.
– Почему?
Саша надолго задумался. И ответил:
– Не знаю.
Они смотрели друг на друга: Таня – внимательно-пристально, а Саша – обеспокоенно-растерянно.
Вошёл в свой полутёмный номер.
Негромко бубнил телевизор, громко храпел сосед.
И чемодан, и наброшенная на плечи длинная куртка, и белеющая перевязь делали Сашу очень похожим на вернувшегося с фронта.