От веры к государству шаг за шагом. Исторический роман

От веры к государству шаг за шагом. Исторический роман
Михаил Валентинович Ежов

Эта книга – открывает нам скрытую в пелене веков мистическую тайну самого великого события в истории Руси – её Крещения. Описание и трактовка некоторых исторических фактов могут не совпадать с общепринятыми взглядами, так как автор смотрит на них глазами их свидетелей и участников, которые и дают ему оценку, с единственной целью донести до потомков истинный духовный смысл деяний тех далеких времен. Хотя, наверное, все «исторические романы пишутся для прояснения какой-то современной идеи…».

От веры к государству шаг за шагом

Исторический роман

Михаил Валентинович Ежов

© Михаил Валентинович Ежов, 2016

Иллюстратор Сергей Крегжде

ISBN 978-5-4483-4807-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Корсунь – шаг первый»

Часть I

«Я не имел притязания совершенно рассеять туман, покрывающий наши отношения к Византии при Владимире Святом. На событиях 988 и 989гг. все еще лежит печать тайны, которую едва ли в состоянии раскрыть историк при настоящих научных средствах. Потребовалась бы немалая доля воображения и поэтического чутья, чтобы облечь в реальные образы те указания и намеки, которые пробегают кое-где как тени. Вот, по моему мнению, самое реальное изображение условий, при которых произошло обращение Руси к христианству….»

«История Византийской империи. Македонская династия»

Федор Иванович Успенский.

Пролог

Солнце клонилось к закату, тихо шелестела молодая зеленая трава. Высоко в небе кружил степной орел, высматривая добычу. Струйка крови стекала из раны воина вниз по легким доспехам восточной ковки. Красивые, но не прочные доспехи, как и все, что делали на востоке. Стрела пробила их насквозь, вошла чуть ниже горла в районе левой ключицы. Черное оперение колыхалось при каждом вдохе. Пальцы левой руки воина, сгибаясь и разгибаясь, еще крепко сжимали рукоять меча.

«А может, я и есть его добыча? И пока шевелю раненой рукой, он и кружит так высоко, опасаясь подлетать слишком близко. Странная стрела, слишком короткая и толстая, надо бы разобраться, что там за стрелы такие у них.

И где же они сами? Почему не добили сразу? Чего ждут?

Хотя – зачем? Еще пару-тройку часов, и если не истеку кровью, свое дело доделает зверье. Раненому одному в степи не жить. Сколько сам видел таких смертей. И как обидно, всего один полет стрелы оставался до спасительного леска. Успей я, и ищи- свищи меня в лесу. Не успел, чуть-чуть не успел….

А теперь какому богу молиться? Да я уже и забыл, как это делать. Столько богов, сколько народов. И у каждого своя вера. А какая у меня? Кто ты, сын северного ветра и восточной зари? Кто твой бог, и есть ли он у воина, иступившего не один меч? Мои руки в крови даже не по локоть. Теперь просто пришел мой черед, а жаль. Жаль, что не успел исполнить все то, что поручил князь.

Только я знаю человека в Корсуни, который ждет часа, чтобы сообщить, как нам взять город. Жаль, если поляжет под стенами дружинный люд. Горячи они, безумны в отваге. Рассержен князь, сила за ним велика, молод он, разобижен на ромеев, а город наскоком не взять, и стрела в груди тому подтверждение. Ждут князя в Корсуни, ох и ждут. Хитры греки – лазутчиков у них много. И у самого князя в дружине они, наверное, есть. Вычислить бы мерзавцев и на кол, хотя на их место непременно придут новые. Любят византийское золото на Руси, ох и любят, сволочи.

Греки хитры, но и мы не промах, хотя мне уже видно не судьба, и если есть бог на небе и на земле, то я, вольный воин дружины князя Владимира Киевского, сын рабыни и варяжского конунга, прошу: дай мне жизнь, чтобы не погибли товарищи мои безвинно под стенами города, дай увидеть, как победят русичи, не оставь неправду и обман царей ромейских не отомщенными. Не дай свершиться несправедливости. И если ты есть и слышишь меня – помоги!

Холодно к вечеру. Или просто я холодею от потери крови. Вот уже наверно и все. Солнце уходит за горизонт. Тело, как ватное, и не слушается – нет, не встать. И боль ушла. Мой конь… Уходил бы, дурашка, мне ты уже не поможешь, я почти мертв, и бога нет, раз он не слышит меня.

Пальцы рук не слушаются, уже не чувствую рукояти меча, орел кружит все ниже и ниже, но я его больше не вижу, перед глазами пелена… Ну вот, и мой час пришел. Прости, князь, мне оставался всего один конный переход до города, не уберегся……»

Глава 1 У стен Корсуни

Год 989 н. э. Князь Киевский Владимир Святославич, высадившись под Корсунью с шеститысячной дружиной, осадил город. С ходу взять его не удалось. Русские войска, потерявшие убитыми и ранеными до пятисот человек, были отброшены. Городскую крепость окружал двойной ряд толстых стен, как с моря, так и с суши. Крепкий ромейский гарнизон, оснащенный катапультами, баллистами и прочими греческими хитростями, защищал ее. Продовольственные припасы, хранящиеся на случай войны, были пополнены по доносу из Киева. Город мог продержать осаду почти год.

Владимир этого не знал, но военное чутье и ощущение грозящей опасности заставили его прекратить штурм и осадить город со всех сторон, отправив отряд в Сурожь за подмогой.

Князь был зол. Сидя в шатре, в трех полетах стрелы от города, и сжимая в руке серебряную походную чашу, наполненную неразбавленным греческим вином, думал: «Все пошло не так. Где же он? Продался, предал, как те многие, кто предавали за последний десяток лет и зим? Или что-то случилось в дороге? Все пошло не так, но возвращаться обратно нельзя. Как говорил отец, мертвые срама не имут».

Но умирать князь не собирался. Выпив вино из чаши, и поставив ее на пень – походный стол, вышел из шатра, на ходу плотнее запахивая полы подбитого соболями плаща. Свежий, полный сил, откормившийся на весенней траве конь приветливо кивнул, признав хозяина даже в ночной тьме.

– Тихо, тихо, застоялся, сейчас разомнемся, – вымолвил князь, поставил ногу в стремя и привычным движением забросил тело в седло.

Тронув коня спокойным шагом, двинулся навстречу свежему морскому ветру, на свет костров, которые палили русичи. За князем бесшумно, словно тени, скользнули в ночь дружинники его личной охраны.

Глава 2. Без права на ошибку

На городской стене при свете факелов сменялась очередная сотня караула. Лучники деловито пересчитывали запас стрел, в бронзовые жаровни подбрасывались дрова, часовые занимали свои места у бойниц крепостных стен, здесь же шлифовались лезвия мечей, затачивались наконечники стрел и метательных копий. Горожане по очереди подносили на стену воду и продовольствие.

Центурионы передавали смену крепким рукопожатием. Они кивнули друг другу, раздалась отрывистая команда, и сотня строем, стараясь не греметь амуницией, покинула западный сектор стены. Сменившие караул солдаты могли расслабиться. Несмотря на жесткую дисциплину, многие предпочитали тратить двойное, на период войны, жалование в портовых кабаках, где всегда можно найти вино и любовь продажных девок. Кто знает, что будет завтра, век солдата империи короток. Когда тебя найдет варварская стрела? Или срубит кривая сабля правоверного мусульманина? Все жили одним днем. И только по воскресеньям солдаты-христиане проводили время на службе в центральном соборе Херсонеса.

Город жил своей жизнью. Продовольствие стали расходовать экономнее, но вода жителям давалась без ограничений. Постоянный запас питьевой воды в три тысячи ведер и резервы продовольствия находились под надежной охраной военных и лично контролировались стратигом Херсонеса. Даже вороватый городской совет боялся запускать туда свои лапы.

Стратиг Андроник был крут и скор на расправу. За то, что на склады продовольственного резерва богатейший купец города Никифор поставил сырое и уже прелое зерно, лично ослепил его на площади, дом продал, а весь товар и деньги купца были по счету переданы в городскую казну. Купцы попытались роптать, но грозный вид стратига и четыре тысячи копий верного ему гарнизона отбили вмиг всякую охоту к бунту. Да и понимали, что, войди Русь в город, не поздоровится никому, отнимут все вместе с жизнью.

И ходили слухи о скорой помощи от базилевса Василия, которая уже грузится в порту Константинополя. И молились в Херсонесе денно и нощно о победе греческого оружия, и чтобы послал Господь всякую порчу и вред на варваров, осаждающих город.

Тьма над Херсонесом сгустилась, наступала вторая половина ночи. Стратиг встал с ложа, поцеловал спящую жену, надел одежды и доспехи, вышел во внутренний двор, где уже суетились слуги и стоял оседланный конь. Конная стража ждала у ворот. И вот уже через несколько минут конские копыта застучали по мостовой по направлению к западной стене крепости.

Стратиг Андроник понимал, что войско Владимира не готово к длительной осаде, в его составе нет инженеров и мастеровых для изготовления осадных орудий и проведения фортификационных работ. И вся эта разношерстная, слабоорганизованная, по византийским меркам, вольница русских варваров, молящихся деревянным истуканам и понятия не имеющих о военной науке, которой стратига обучали с детства, внушала ему

не скрываемое от всех презрение к ним и их варварскому предводителю кагану Владимиру.

В то же время опыт многих болгарских войн империи показывал, что от этих людей можно ждать в любой момент чего угодно, выходящего за рамки греческого понимания военного искусства и вообще самой жизни. И это внушало смутные опасения, непонятное беспокойство, постоянное предчувствие беды. Страх за судьбу жены и дочери царапал его душу.

Он ждал известий из Константинополя. Голубиной почтой и двумя гонцами были отправлены сообщения о нападении русских. Одно официальное – базилевсам, а другое – близкому ко двору, старому другу по военным болгарским кампаниям Иоанна I Цимисхия. Так стратиг хотел узнать правду: с чего бы это варвары решили захватить Херсонес.

Кое-какие сведения у него уже имелись от своих людей в Киеве. За многие годы службы в имперской армии он понял, если хочешь выжить со своим отрядом, нужно вести постоянную разведку, не доверяя никому. Базилевсы не прекращают ни на минуту борьбу за трон. Интересы империи очень часто разворачиваются абсолютно в противоположную сторону. Еще недавние враги становятся союзниками и друзьями, а друзья – врагами. И в этой каше политических интриг, бесконечных внутренних и внешних войн и стычек между правящими партиями, солдату, для того чтобы выжить, надо было стать политиком, а политику – солдатом.

Стратиг считал себя хитрым политиком, держался подальше от императорского двора, имел свои торговые интересы в Константинополе, Генуе, и конечно в Херсонесе, где ни один корабль не мог войти и выйти из гавани без его ведома и разрешения.

И эта власть в Херсонесе, торговых воротах империи, позволила ему сосредоточить в своих руках немалый капитал, которым он и финансировал свою тайную службу. Византийское золото способно творить чудеса, в этом Андроник давно смог убедиться. Вот и сейчас некоторые киевские варвары в окружении князя Владимира, понюхавшие сытую и роскошную жизнь византийского двора, очень хорошо на него покупались, выдавая известные им замыслы своего кагана.

Многие посланники начальника тайной стражи стратига, отправленные к русским в Киев, так и не вернулись. В таком деле потери предсказуемо неизбежны. Но та треть золота, которая достигла цели и попала по назначению, принесла пользу. Стратиг успел укрепить город и через свои связи в Константинополе выпросить, хоть небольшую, но теперь весьма ощутимую помощь – отряд в триста человек, под командованием своего старого боевого друга центуриона Иоанна Склира. Так появился в гарнизоне человек, хорошо знакомый с организацией обороны крепостей. Человек, которому стратиг мог доверять.

В этих мыслях быстро пролетел путь от центра города до крепостной стены. Там уже были построены лазутчики, выбранные из числа мусульман, сотня отчаянных головорезов, одетых во все черное, с закрытыми повязками лицами. Это было изобретение начальника тайной стражи. Через тайные ходы, лазутчики ползком добирались до позиции русичей, вырезая спящих целыми десятками, обезображивая трупы, отрезая уши и носы.

Ночные вылазки должны были внести смятение в ряды проклятых варваров, а заодно и значительно их проредить. После каждой вылазки начальник тайной стражи собирал эту кровавую жатву, и за каждую пару ушей или отрезанный нос платил золотом.

Стратиг осмотрел ряды черных фигур и, кивком головы указав на строй, коротко спросил:

– Сколько?