Трое, задрав головы, смотрели на него.
– Рай для нищих и шутов, как сказал поэт, – добавил Алик.
– Добрых дней, – заговорил Димка Торквемада. – Начальник, спусти нам, кинь хлеба на закуску.
– Может, тебе еще и бутылку «Путинки» скинуть. Нету ничего у меня, голо.
– Или весы купи! Тыща рублей, – предложил Савонарола.
– Не по карману, ваше преосвященство. Ну, давайте гуляйте. Торжествуйте, подобно пирующим во время чумы.
Снизу смотрели с недоумением.
Слышно как уже двинулись, завыли первые троллейбусы. Проходя через комнату, Алик с раздражением посмотрел на себя в зеркало. Отражение смотрело с такой же злобой. Там маленький, худой, головастый мужик самых средних лет. Бледный, несмотря на жару.
На полу осталось белое пятно, сметана для кошки.
– Ешь быстрее, а то жарко – быстро высохнет, – предупредил на прощание Алик.
В подъезде вспомнил, что сегодня пятница, тринадцатое. Впрочем, для него стали безразличны дни и ночи. Сейчас он думал о мести. О мести тем, кто ограбил и разорил его, он думал, впрочем, постоянно. Мысленно создавал тщательные, сложно устроенные планы. Подробные и бессмысленные. Ибо ни на что он, нищий собиратель копеек, не способен. А сейчас еще размышлял о том, что мошенники и воры при всем – всегда неудачники. Они не только ограбили его, Алика, они опустили его до своего привычного обыденного уровня. Теперь вокруг тупость, ложь, обман. Подлая хитрость. Он будто оказался посреди болота, в вонючей грязи.
«Вот появился бы какой-нибудь старик Хоттабыч! Почему в этой самой жизни подобного не происходит?»
Алик спускался по лестнице. В раскрытых настежь окнах подъезда виден двор. Тишина, будто в пустой комнате. Нищих не видно и не слышно, те исчезли.
Профессионально глядел под ноги. Вроде заметил пятирублевую монету на ступенях, но при прикосновении оказалось, что это использованный презерватив. Непонятно как он попал сюда.
Мрачно напевая «Алкаши, алкаши, днем и ночью хороши!», вышел из подъезда.
Сразу увидел на крыльце, уложенную кучкой, маленькую горку мелочи. Денежная пирамидка, опять оставленная пьяными гуимпленами. Непонятно какие изменения в покореженных алкоголем мозгах заставляли тех не то выбрасывать, не то забывать деньги.
Один раз Алик уже находил здесь такую же кучку. В прошлом ошеломленные спиртом бросили четырнадцать рублей семьдесят копеек. Солидные монеты, не только медная мелочь. И в сегодняшней тоже рубли, двухрублевые и даже одна пятирублевая монета.
Собирателя копеек такая удача и возмущала, и радовала. Он двинулся вперед в подворотню дома, на ходу считая в ладони добычу. Некая милостыня от нищих. Дошел!
В подворотне, пошатываясь, шла навстречу, будто зомби из фильма ужасов, Креветка. Алик посторонился и зачем-то произнес:
– Ваше высочество, так благородно оставить на пороге моего утлого дома денежные излишки.
Креветка тупо уставилась на монеты в горсти Алика и вдруг закричала:
– Украл! Деньги украл!
– O, это необъяснимый каприз, – сдержано попытался возразить Алик. – Сначала вы, мадам, с коллегами выбрасываете вполне резонные деньги, потом требуете их. Необъяснимо, это я, как экс-миллионер, говорю. Впрочем, я отнюдь не претендую. Готов отдать всю сумму, перечисляю назад.
Протянул вперед руку, но Креветка внезапно ударила по ней. Рассыпавшиеся монеты зазвенели в подворотне. Завизжала, вцепившись в ворот его рубашки, закружила.
– Грабят! Грабят! – Дико кричала нищенка.
– Да никто тебя не гра…
Его перебил вопль:
– Устаканю гада!
В проеме подворотни возник Торквемада. Приближался, перекосившись лицом от ненависти и вставив перед собой черные от грязи кулаки. Алик рванулся в другую сторону, но там теперь метался Савонарола. Замер, увидев занесенный костыль. Снизу из него торчал остро заточенный гвоздь, блестел в сумраке.
– Будут трупья! – Заорал Савонарола.
«Почему трупья, если я один?» – Растерянно подумал Алик.
Неожиданно оказалось, что он в ловушке, подворотня стала некой крысиной западней. С двух сторон двигались нищие.
Подбежавший Торквемада с неожиданной силой ударил Алика. Тот ощутил лицом его жесткий костлявый кулак. Вдруг обнаружилось, что этот нищий – опытный уличный боец и совсем не такой пьяный, как показалось. Димка бил и бил, не уставая, и все сильнее и сильнее. Алик только уворачивался, прикрывая лицо руками.
«Ну вот, это тебе не Джастин Бибер!» – С отчаянием думал он.
Заметил, что рыжий возле ковра сейчас грызет семечки, глядит на них. Поединок с нищими приближался к катастрофе. Савонарола отбросил костыль, теперь прыгал рядом с отверткой. Кричал:
– Глаз, глаз надо ему отверткой оптимизировать!
Заметил упавшие очки Алика, с удовольствием, с размахом наступил на них. Креветка визжала в другом конце подворотни.
И вдруг оказалось, что рыжий выбивальщик ковра оказался рядом. Алик увидел, как тот странно изогнулся, ковровые выбивалки в его руках закрутились, как веер.
Торквемада повернулся, замахнулся кулаком.
– Ты чего, мать тв … – Успел сказать он.
Перед ним мелькнула рука с выбивалкой и даже вроде его не коснулась, но нищенская голова дернулась и ударилась о стену с твердым стуком. Торквемада с матом сполз, уселся на асфальт.
Очкастый Савонарола с воем кинулся на рыжего, махая отверткой. Взмах выбивалкой – нищий отлетел в сторону и заковылял к свету, подальше отсюда.
– Ну, ты герой! Полный триумф над полчищами нищих, – сумел сказать Алик. – Интересными приемами владеешь! Я понимаю: практика Цыгун и Тайцзи, Шаолинь там. – Сплюнул кровью, пощупал переносицу. – Все! Кажется, и нос сломан, и хорошим зубам конец. Поставил их в благополучные годы. Теперь рожа как у настоящего бомжа!
Опять плюнул вслед, выбирающемуся отсюда на четвереньках, Торквемаде. Оторвал и выбросил висящий ворот рубашки. Потом снял ее совсем и отбросил в сторону. Остался в майке-алкашке.
– Слишком широкая черная полоса пошла в жизни, – не сдержался, пожаловался он. – Большое человеческое мерси! Избавил… Я думал, что забьют наглухо в родной подворотне ни за что.
Лицо у неожиданного спасителя показалось Алику чем-то необычным. Совсем без особых примет. Просто образец подобного лица. Неподвижное, будто изготовленное из воска. И возраст у этого рыжего неопределенный, лет тридцать – пятьдесят.
Тот опять равнодушно грыз семечки.
– Страшная битва из-за тридцати четырех рублей и скольких-то там копеек, – продолжил говорить Алик. – Костылем хотели зарезать. Благородный поединок – надежда на честную сталь. Ну, а ты дерзок. Супермен, феншуист. Надо бы тебя угостить за спасение от нищенских кулаков и костылей. Хотя бы в пивняк сходить, но я совсем неимущий, полная атрофия денег. Я, кстати, Алик, веселый собиратель копеек, а тебя как?
– В последнее время меня зовут Семечкин, – непонятно выразился рыжий спаситель. Лицо его при разговоре не менялось, никаких эмоций на нем не появлялось. – Ко мне часто обращаются за помощью, но самостоятельные услуги по собственной инициативе я не оказываю. Сегодня непонятно почему сделал исключение.
– Повезло мне. Еще бы кто мой унитаз, говносток прочистил, а то утомил он. Только прости, Семечкин, дела! Надо торопиться, приходится. Мы, собиратели копеек, особо тонко чувствуем, что время – это деньги.