Социология энергоэволюционизма

В-третьих, это повышение организации человеческого сообщества. Передача информации позволяет координировать индивидуальные действия в сторону их согласованности и концентрации, и тем самым коллективно совершать бо?льшие действия, чем если бы каждый делал кто во что горазд.

Любые средства связи можно уподобить как бы руководящему приказу, обращенному к хаотичной толпе молекул в броуновском движении: «Р-равнение на середину! Равняйсь! Шагом – марш!» И вместо того, чтобы колобродить беспорядочно, молекулы целеустремленно и прямолинейно движутся согласованно в одном направлении. И движение их суммарно являет гораздо бо?льшую работу.

Средства связи – это нервы, которые координируют самосильные и «эгоистичные» дерганья частей в мощное движение единого целого.

Долговые записи, отметки о сборе налогов, военные приказы и сообщения о ходе войн, заметки о постройке зданий и сезонных изменениях природы с целью собрать урожай побольше, – все это позволяло лучше организовать дело и больше совершить в общем результате, т. е. повышало энергетические возможности человеческого сообщества.

Писец, машинистка, почтальон, радиооператор, компьютерщик – это адъютант командований, скачущий на коне с приказом. (Здесь мы не говорим пока о науке и вообще культуре, роль письменности для которых понятна.)

Письменность и информатика – один из аспектов и средств повышения энергопреобразовательных возможностей и действий человечества.

Приближение первое

Глава 1

Системообразующий инстинкт[1 - «Системообразующий инстинкт» – один из базовых социологических терминов философии энергоэволюционизма.]

1. Есть в океане некоторые некрупные стайные рыбы, которые при нападении хищников реагируют, по мнению ученых, неадекватно. Им бы разбежаться, чтоб ловить трудней было! А они, наоборот, сбиваются в подобие довольно плотной сферы. Жри себе, акула или тунец, с удобством в куче пищи. Странно… Глупее тараканов, что ли?..

Биологи, те, которые ихтиологи, полагают, что рыбы поступают все же правильно: у хищника разбегаются глаза, и он дезориентирован мельканием массы трудноуловимой добычи под носом – т.е. ему труднее охотиться в куче добычи, чем гоняться за каждой поодиночке. Мол, суньте руку в аквариум и попробуйте сами. Серьезно!

Ученые придерживаются нехитрой точки зрения, что все реакции живого существа прямо, или линейно, детерминированы. То есть вызваны конкретными причинами. То есть: собака хочет жрать – и бежит искать пищу. А вот если кормить собаку регулярно и досыта, а она все равно бегает, имитируя поиск пищи – это их озадачивает и наводит на размышления. Ученым труднее понять, как это ни странно, что реакции бывают к о с в е н н ы е, о п о с р е д о в а н н ы е, с т у п е н ч а т ы е, р а з н о э т а ж н ы е. Есть инстинкт насыщения при голоде. Для его удовлетворения нужны мышцы и легкие, чтоб бегать за добычей. Мышцы и легкие должны работать, чтоб не атрофироваться. Инстинкт – «бегать и искать добычу» – встраивается в собаку полуавтономно: хочет жрать – бегает и получает жратву прямо в пасть без труда – но все равно бегает. Выполняет свою норму по беганью и исканию пищи, выполняет физиологическую программу организма. Служебный инстинкт «бегать-искать» не связан жестко с базовым «жрать», он обеспечивающий, и природа позаботилась, чтобы собаке был потребен сам процесс поиска пищи!

То есть: инстинкт – это не что-то простое, однородное и однозначное типа «бьют – беги». Инстинкты – они слоеные, плетеные, поэтажной конструкции.

От собачек ныряем обратно к рыбкам. В любом действии рыбок ихтиолог хочет видеть прямую целесообразность. А уж в реакции на угрозу жизни – и подавно должна быть целесообразность, иначе не выжили бы рыбки, если б неадекватно реагировали на угрозу! А тут: жрать их после их действий только легче – а они все равно сбиваются в кучу! Вот и надо объяснить, что не легче хищнику стало, а тяжелей! Задача для ведомства Геббельса…

Ответ здесь на двух уровнях. Первый – уровень прямой целесообразности. Умный прячет лист в лесу, а рыбу – в стае. Каждая спасает исключительно себя, прикрываясь другими в их огромном числе. С математической точки зрения – это оптимальное действие для снижения вероятности погибнуть до минимальной, приемлемой. И хоть рыбьи особи очень слабо дифференцированы внутри вида, но кто быстрей и ловчей держится в середине кучи, оставляя между собой и хищником как можно больше других рыбок – тот выживает и дает потомство вероятнее. Естественный отбор в действии, а потомство каждой очень многочисленно.

Это – дифференцированный уровень видового инстинкта. Но есть еще недифференцированный уровень. Общий. А на этом общем уровне каждая рыбка сама по себе – ничто, а природу интересует только стая целиком. В стае можно найти полового партнера и дать потомство, в стае можно при потере партнера найти другого, в стае можно мигрировать по маршрутам обычного кормления и размножения, стая хранит и передает генофонд независимо от гибели любой особи, беззащитной и маленькой, в стае происходит обмен информацией. Стая – это системная организация вот такой безмозглой рыбьей мелочи.

И на опасность эта стая, система, куча, – реагирует всегда одинаково: она сжимается! Угроза жизни? – уплотниться, сжать ряды, повысить концентрацию энергии системы! Вроде: мы сжались плотнее – мы вместе – вместе нам легче выживать, чем более мы вместе, тем вернее противостоим угрозе и опасности – чем плотней мы собрались, тем более един наш общий организм, который и позволяет выживать нам вместе и каждой – только сплотившись вместе, мы можем преодолеть все и жить дальше.

А хищник удобно жрет. И может сожрать и всю стаю, благо она не разбегается. Но в конечном итоге, на круг и в общем, реакция себя оправдывает!

Это называется недифференцированный инстинкт самосохранения. Мы его так назовем.

Такой рыбий рой при появлении тунца или акулы действует глупо! Но эта глупость – продолжение того «ума», который в общем позволяет виду выживать – в бурях, в течениях, во мгле, в зарослях и рифах, среди туч и полчищ прочих обитателей глубин – не теряясь в бескрайних просторах поодиночке и сохраняя сообщество.

2. Итак, в этом зоопарке мы живем. И говорили о судьбе народа, который жрут акулы мирового бизнеса и щуки собственных рек. Заметьте, стая сокращается и частично уже разбежалась.

Все народы собираются в стаи. Но с разным успехом.

Было время – все успехи и провалы народов объясняли национальными и расовыми качествами. И все народы считались неравны, хотя большинство приличных считали каждый себя лучше других.

Потом наступило другое время. Определили, что все люди одинаковы и равно способны к любым занятиям и любому цивилизованному образу жизни. А разница народов – только из-за исторических условий.

И, ознакомившись с этими политкорректными выкладками, можете сходить на огород и освидетельствовать растение хрен.

Вот вам маленькая Европа, и все в ней сходное, и фазы цивилизации сходные, и вот четыре народа: немцы, итальянцы, поляки и румыны. И у них категорически разный уровень порядка, бардака, коррупции, управляемости государства и так далее.

И не в том даже дело, что национальные характеры разные. Они как-то по-разному организуют свое общежитие.

3. Людей тянет до кучи. Есть потребность в общении. Даже если не надо решать никакой общей задачи – поселок в тайге ставить, на мамонта хором охотиться, собираться для взаимного облегчения труда – а все равно: поговорить, рассказать-послушать, перед кем-то повыпендриваться. Один любит посмешить, другой – покомандовать, третий – поучить. Скучно без людей, одиноко, что за жизнь и чего в ней добиваться тогда.

Психологическая потребность в группе. Имеет в основе бескорыстный, рефлекторный характер. Ничего человеку не надо – а хочет «роскоши человеческого общения».

Но. Человек – существо в принципе групповое. Без группы он бы в природе не выжил, и уж подавно не поднялся. Без группы нет и языка – нет потребности в нем.

Инстинкт выживания, присущий любому существу, имеет в человеке и такой аспект (струю, этаж), как групповой инстинкт. Чья группа крепче, где упорней защищают каждого, где храбрее защищают свою территорию и неотразимей захватывают чужую, где больше заботятся о благе команды в целом – те выживают вероятнее.

Группа – это система. Система – это собрание элементов, имеющее более сложную структуру, более высокий уровень энергетики вследствие этого структурирования, обладающее новыми качествами, чего не было у составляющих ее элементов и их простой совокупности.

Простейший пример человеческой системы – армия. Строй. Фаланга. Она категорически не равна толпе воинов той же численности и с тем же вооружением – она их сметет и перебьет! Структура сомкнутого строя, единообразия щитов первой шеренги, подобранных с шагом длины копий, торчащих вперед стеной, и слитного движения в ногу – многократно увеличивает силу фаланги, где сила есть способность совершать действие и преодолевать сопротивление.

Характерно, что развитие военного дела и общегосударственного устройства всегда шли параллельно.

Люди сбиваются до кучи, думая, что это они просто так. Или думая, что это они по своему разумению стараются лучше устроить совместно свою жизнь. Но в самой основе и глубине – групповой инстинкт выживания и заставляет их сбиваться в систему.

4. Интеллектуальная и трудовая энергичность отдельных людей еще не гарантирует им создание прочного и процветающего государства. Вот к чему мы ведем. Этих качеств недостаточно.

Римляне не были гениями мысли и труда. Но создать условия мыслить и заставить трудиться они смогли. Весь досягаемый мир организовали в свое государство. Суперсистема.

Греки создали культуру и цивилизацию Средиземноморья на небывалом, эталонном уровне. А их полисы вечно ругались и воевали между собой – цивилизация самоистощилась и легла под порожденный ею же Рим.

Люди многих провинциальных народов, попадая в Рим начала эры, возвышались и преуспевали очень часто. Но – в Римском государстве, влившись. Их народы создать свои подобные государства не сумели. О да, по разным причинам. Но факт.

Мы часто говорим о национальных характерах. Отмечаем экспансивность, порывистость, темперамент и некий анархизм латиноамериканских народов. Трудно представить латиноамериканца нешумным, терпеливым, законопослушным, трудолюбиво-бережливым и дисциплинированно-скромным.

А теперь полюбуйтесь на латиноамериканские государства. Все они когда-то списали свои конституции с американской. А результат? Диктатуры, коррупции, бунты, долги, перевороты, банановые республики.

Они глупее других? Да с чего бы. У них нет возможностей для просвещения? Сколько влезет. Суровая природа? Нам бы такую. Войны? Ну, порезать друг друга они любили, крови там были пролиты моря. За что? Нам с другого материка сразу и не разобраться. Люди всегда найдут повод для резни.

Эти потомки испанцев, индейцев и африканцев дали смесь, где очень легко с коррупцией, но очень плохо с приличным государством. Как они танцуют! Как они играют на гитарах! Как они эротичны и жизнерадостны!

А для создания мощной государственной системы требуется известная сдержанность, самоограничение, умение ценить общее выше личного, способность суммировать усилия свои и массы других людей и вверять управление лидерам.

Требуется комплекс не отчаянного единоборца, но воина фаланговой шеренги, удовлетворенного непобедимостью своего строя.

5. То есть – нужно умение играть в команде? Жить общиной?

О, нет. Больше. Гораздо больше. Нужна высокая энергетика. И отвечающий за себя индивидуализм. И самоутверждение через подчинение старшему над собой. И осознание и убежденность в справедливости устройства твоего государства и его действий. И жажда коллективного лидерства – и уверенность в его возможности. И патриотизм. И многое еще. И в известных (а на самом деле неизвестных, в меняющихся применительно к конкретным историческим ситуациям) пропорциях.

Мировоззрение командного лидерства, где один за всех и все за одного.

Жить вообще, жить государством, жить справедливо, жить полно и счастливо, быть первым среди равных и равным среди первых, поступать во благо себе и во благо всему сообществу, отвечать за все и защищать всех и быть защищаемым всеми – и все это одно, это воедино. Вот что я называю системообразующим инстинктом.

Следовать ему должно быть для «человека государственного» так же естественно, как стайной рыбе держаться своего роя, уплотняя его при опасности.