Остров для белых

Стучат поезда на рельсовых стыках, миллионы солдат возвращаются по домам, впроголодь живут разоренные войной народы, истерзанная земля еще не заросла зеленью, еще не разобраны руины. И в каждом эшелоне, в каждой столице – коммунистические агенты и агитаторы.

Вот сборище коммунистов всех стран в Москве. Их кормят икрой и севрюгой. Им шьют дорогие костюмы. Их учат брать власть в своих странах. Они усвоили, затвердили:

Советский Союз, первое в мире социалистическое государство – родина рабочих и коммунистов всех стран. Вы поняли, американцы и немцы, французы и англичане? СССР – вот ваша родина, раз вы коммунисты. Интересы большевиков – ваши интересы. Враги СССР – ваши враги!

Черные автомобили, черноморские курорты, лучшие московские отели – и деньги, деньги, деньги.

Глава 9. Заключительная

Набросав портреты товарища Гэса Хола и Мориса Тореза, Вальтера Ульбрихта и Николаи Чаушеску – Джаред Симпсон сосредоточился на расстрелах ленинской гвардии в сталинских процессах, на портрете и судьбе самого Сталина, и затем бегло – эпохи Хрущева, Брежнева и «скоропортящихся генсеков». Горбачев заключил эту галерею.

Деяния вышеупомянутых известны, заключил Джаред.

И резюмировал:

Холодная война – это естественная форма внешнеполитического существования СССР в течение всей его истории: с 1917 по 1991 год.

Советская власть объявила своими врагами все государства, где коммунисты не захватили власть, и неукоснительно придерживалось этой идеологии. Со всеми вытекающими практическими последствиями.

10. Эпилог

В Холодной войне СССР против свободного мира был один перерыв – с июня 1941 по июль 1944 года. Под разгромными ударами Вермахта терпящий бедствие Советский Союз был готов на что угодно, лишь бы заручиться добрым отношением Запада – США и стран Великобритании и Британского Содружества. Он погибал без взрывчатки и бензина, обуви и продовольствия, современных станков и автомобилей, броневой стали и алюминия. Русские очень плохие организаторы, воевали с чудовищными потерями, теряли военной техники во много раз больше, чем немцы; не говоря уже о людях… Ради гигантских поставок по ленд-лизу Сталин был готов льстить, соглашаться, распускать Коминтерн (фиктивно) и приказывать своим пропагандистам сочинять историю вечной дружбы России и Америки с Англией.

Второй раз Холодная война прекратилась при Горбачеве, в конце 1980-х. Это было уже навсегда – через несколько лет СССР развалился и самоликвидировался.

…Однако не прошло и 15 лет, как Президент новой, независимой, постсоветской и якобы демократической России вновь объявил Холодную войну Западу. Зачем? Почему?

Во-первых, психология войны и осажденной крепости способствует сплочению народа вокруг власти.

Во-вторых, внешняя угроза объясняет необходимость внутреннего ужесточения режима.

В-третьих, в полувоенном, осажденном положении, во враждебном окружении – легко и просто заткнуть любые рты и посадить или убить любого недовольного.

В-четвертых – так удобнее грабить страну и держать народ в нищем и рабском положении.

В-пятых – это принципиально, это очень важно: когда власть в государстве захватывают бандиты – внутри они устанавливают грабительский и деспотический порядок. Такова бандитская сущность. Из этой сущности проистекает, после внутреннего устройства страны под себя – распространение своего порядка и своих представлений о мире на соседей и далее на все территории и государства, до которых государство-бандит сумеет дотянуться.

Сущность бандита – бандитствовать. Сначала в своем доме, своем районе и городе – а потом вокруг, расширяя свою власть и увеличивая добычу.

Это – социальный инстинкт. Объективный социальный закон. Закон социальной экспансии.

Свободный демократический Запад веками осуществлял свою экспансию не только войной. Но: товарами, технологиями, культурой и искусством, повышением уровня жизни и свобод.

А Россия? Цивилизационно – это потребитель и подражатель западных открытий и достижений. Но огромная территория, богатейшие природные ресурсы и многочисленное население дает ей высокий социальный потенциал. А сложившиеся за одиннадцать веков традиции рабства и азиатской сатрапии не позволяют этот потенциал развивать в цивилизационном направлении – создавать и строить. Ибо цивилизационное изобилие проистекает из того, что индивидуальные людские энергии высвобождаются. А для этого необходимы политические свободы и демократические порядки.

Тоталитаризм способен на рывок, но не способен на длительный и упорный цивилизационный подъем.

Из этого следуют две ужасные вещи. Ужасные не только для России, но и для всего мира:

1. Россия НИКОГДА не будет передовой страной с сытым свободным народом.

2. Россия ВСЕГДА будет находиться в состоянии Холодной войны с Западом – это ее форма самореализации в сфере внешней политики. «Превзойти цивилизационно не могу – но пизды выпишу так, что костей не соберешь, и нервы попорчу крепко. Со мной надо считаться!»

Недолгое колебание воздуха

– Вот это страна! – с сумасшедшим восторгом сказал вслух Джаред Симпсон. – Гадюшник! Шпана! Как волка ни корми, а все равно укусит. Но, ребята! Но, ёб вашу мать! Если в этом ужасе, в этом конце света, в этой Катастрофе!!! злая голодная тоталитарная Россия устоит – ненавидящая пидарасов и черножопых, закрывшая границы и избивающая наглых мигрантов – у Цивилизации будет шанс.

Держитесь, гады! Посмотрим, на что вы способны.

Глава 19. Мой черт

Выпил я, стало быть, у Рикардо – под дверью, ночью, как повелось – полчашки грибного его настоя, даже в темноте бурого, как кока-кола, и удушливого, как заплесневелый сыр, выпил и пошел к себе. Не спалось мне, и сел я на чурбак у изрезанного ножом стола своего, подумал – и зажег светильничек свой драгоценный, рыбий жир расходующий. И достал тетрадку заветную, толстую, 94 страницы, обложка черная засалилась давно. И открыл баночку маленькую пластмассовую из-под таблеток, где чернила держал, сделанные из сока ежевики, порошка жженой резины и мочи. И перо достал – обычное воронье, подобранное, у которого отсек наискось кончик и надрезал надвое. И стал писать.

А писал я то, что вы сейчас читаете. Той ночью писал я о лени и беспечности негров, о вспыльчивости и сексуальности латиносов, о том, что индейцы – они вообще не такие, как мы, и о том, что вся культура наша – это культура белых, а несогласные мудаки могут идти на хуй.

Вот тут он и возник. Словно тьма за пределами рассеянного желтого шарика света сгустилась на миг и собралась в извитое, изломанное тело, и было оно телом черта. И головой, конечно. С рожками. Как полагается.

Я лично не разволновался, с грибов и не такое явится. Напротив, настроение у меня было тоскливое, и развлечение даже обрадовало.

– Ну, – говорю я, – рогатый парнокопытный, чего надо? Души у меня давно нет, хуй его знает, куда она делась. Долго выматывали. А остальное и вообще заебешься искать. Чего хочешь-то? Поговорить с умным человеком – или с мудаком редкостным? Тогда пожалуйста – оба перед тобой. У тебя в глазах не двоится? Что молчишь? Зашел – гостем будешь. Выпить поставь – хозяин будешь.

Он бородку свою козлиную так погладил осторожно пальцами, как испанский гранд пизду королевы, когда ебать просит, но еще сомневается, и говорит:

– Мы с тобой родня, – говорит. – Ты людей всю жизнь наябывал – и я наябываю. У тебя проблемы – и у меня проблемы. Так что я к тебе пришел за духовку перетереть, как к своему. Поговорить-то не с кем.

Тут я подзахуел, скрывать не стану. Тон у него просительный. Ну, думаю, взлетел я над вами всеми, как стрела над сортиром. Это кем же надо стать, чтоб черта к тебе принесло на жизнь жаловаться?

– Да, блять, удивил, – говорю я. – О чем же ты говорить хочешь? И чего за это потребуешь?

– Мне, – говорит, – и того хватит, что ты мучишься, а после разговора нашего еще больше мучиться будешь. Потому что я-то живу согласно своей социальной роли, и твое мучение – мое удовольствие и, можно сказать, профессия. А вот ты без всякого результата, без исхода и смысла страдаешь.

– Чо это я так страдаю-то? – спрашиваю я, а сам под дурачка деревенского кошу.

– А то, что выкинут тебя за твою книгу из всего приличного общества. На работу никуда не возьмут. Только парковщиком или мойщиком окон – так туда еще пробиться надо.

– С чего бы? Ишь, засучил копытами, козел наглый! И перестань оттуда пальцем выковыривать, противно же.

– Ты, брат мой, друг дорогой, неполиткорректен, как говно на праздничном столе. Вечно ты ссышь против ветра. Тебе знаешь что все скажут? Что ты фашист, расист, сексист, гомофоб, ксенофоб и хер знает кто еще. Короче – тебя даже три раза повесить мало.

И вот тут мне, ребята, сталро смешно. Ну черт. Ну старый пидор рогатый… Кончилась прежняя жизнь! – навсегда кончилась! Нет больше приличного общества! а тем, которые себя им считают, я могу только на дверь нассать, а руки не подам. Рухнула ваша чудесная злоебучая цивилизация – пизда вдребезги, хуй пополам!

Так я ему и сказал:

– Сунь палец в жопу и заткнись. Никого не боялся Пол Баньян.

А он аж рогами зашевелил, аж шип змеиный издал, затряс бородой своей козлиной:

– Сожгут тебя на костре, развеют прах по ветру, а на Том Свете встречу я тебя у ворот и в костер суну на веки вечные! Понял, храбрец херов?