Энергоэволюционизм

Парменид,

Пифагор,

Протагор, – в книге «Фрагменты ранних греческих философов». М., «Наука», 1989.

Платон. Собрание сочинений. Тт. 1–4. СПб., Изд-во СПбГУ, 2006.

Плотин. «Эннеады». Тт. 1–7. СПб., изд-во Олега Абышко, 2004–2005.

Пирс, Чарльз. «Начала прагматизма». СПб., «Алетайя», 2000; «Логические основания теории знаков». СПб., «Алетайя», 2000; «Избранные философские произведения». М., 2000.

Пригожин, Илья. «Современная термодинамика». М., «Мир», 2009 (И. Пригожин, Д. Конделуди); «Порядок из хаоса». М., ЛКИ, 2008 (И. Пригожин, И. Стенгерс); «Познание сложного». М., ЛКИ, 2007 (И. Пригожин, Г. Николс).

Селье, Ганс. Hans Selye. «The Stress of Life». N-Y., 1956.

Смит, Адам. «Исследование о природе и причинах богатства народов». М., «Эксмо», 2007.

Сократ. В книгах: Ксенофонт Афинский. Сократические сочинения. М.-Л., 1935. Платон. Ранние диалоги. В Собрании сочинений 4-х тт., СПб., изд-во СПбГУ, 2006.

Спенсер, Герберт. «Основные начала». СПб., 1899. Синтетическая философия. Киев, Ника-Центр, 1997. «Опыты научные, политические и философские». Минск, «Современный литератор», 1999.

Тойнби, Арнольд. «Постижение истории». М., «Рольф», 2001. «Цивилизация перед судом истории». М., «Рольф», 2002.

Троттер, Уильям. «Instinсts Of The Herd In Peace And War». Kessinger Publishing, 2006.

Уайт, Лесли. «Избранное: эволюция культуры». М., «РОСС-ПЭН», 2004.

Фалес Милетский. В книге «Фрагменты ранних греческих философов», ч. I. М., «Наука», 1989.

Фрейд, Зигмунд. «Я и оно». М., «Эксмо», 2007. «Введение в психоанализ». СПб., «Алетайя», 1999. «Психология масс и анализ человеческого “Я”». М., «Современные проблемы», 1926.

Фридман, Александр Александрович. «Мир как пространство и время». М., «Наука», 1965.

Хаббл, Эрвин. «A relation between distance and radial velocity among extra-galactic nebulae». PNAS 15 (3); 168–173. doi: 10.1073/pnas. 15.3.168.

Хакен, Герман. «Синергетика. Иерархии неустойчивости в самоорганизующихся системах и устройствах». М., «Мир», 1985.

Хокинг, Стивен. «Краткая история времени: от Большого Взрыва до черных дыр». СПб., «Амфора», 2001.

Чижевский, Александр Леонидович. Собрание сочинений. Тт. 1–2. М., «Мысль», 1995.

Шопенгауэр, Артур. «Мир как воля и представление». Тт. 1–2. Минск, «Харвест», 2005, 2007.

Шпенглер, Освальд. «Закат Европы». М., «Эксмо», 2006.

Эйнштейн, Альберт. Собрание научных трудов в четырех томах. М., «Наука», 1965–1967.

Эмпедокл. В книге «Фрагменты ранних греческих философов», ч. I. М. «Наука», 1989.

Энгельс, Фридрих. В издании: «Маркс, К. и Энгельс, Ф. Собрание сочинений. Тт. 1–39 (из 50)». М., «Издательство политической литературы», 1955–1981.

Юнг, Карл Густав. «Очерки по психологии бессознательного». М., «Когито-Центр», 2006. «Структура и динамика психического». М., «Когито-Центр», 2008. «Архетип и символ». М., «Ренессанс», 1991.

Предварительные замечания

Язык твой – враг мой

Наука появилась раньше, чем возник научный язык. Содержание опережает форму. Едины-то они едины, но содержание несколько более едино. Форма бывает вариабельна. Ну, в некоторых случаях.

Античная же философия вообще обходилась без спецязыка. За исключением отдельных терминов типа «атом» и «эйдос», приобретших дополнительное спецзначение. Философы были мудрецы, логики, софисты, казуисты, моралисты, футуристы, наставники, консультанты и аналитики. Накопители знаний, классификаторы и интерпретаторы.

Поэтому читать античных философов может любой, кто не имеет ограничения по голове.

Затем? Затем. Затем наступило мрачное Средневековье, хотя средневековцы этого не знали, и так свое время не называли. Христианство затянуло античную вольницу в вериги, завесило власяницей, пригнуло на колени и заключило в монастыри. Варвары размололи латынь в своих наречиях. Проблемы богоустройства стали во главе угла. Латынь сделалась языком мертвым, и этот мертвый язык был единственно языком науки. Латинские выражения превратились в спецтерминологию посвященных средь моря неграмотного быдла.

Лютер перевел Библию на русский, тьфу, на немецкий, и философия Возрождения стала разворачиваться лицом к народу. Будь проще, и люди к тебе потянутся. Но за тысячу лет латинская терминология прочно застряла в узелках философских координат.

И вот французские Энциклопедисты стали писать как можно проще – но одновременно классические немцы с темным Гегелем в верхнем углу стали писать как можно сложнее. Правда, они были и умнее, похоже.

Гегель был так мудр, что после него захотелось коровьего мычания. После лекции по квантовой механике избыточный адреналин подталкивает на анекдоты. Итого во Франции возобладал демократизм, в Англии здравый смысл, а в Германии Шопенгауэр, не говоря о последующем Ницше.

То есть. Читать Герберта Спенсера легко и нормально. Читать Шопенгауэра легко и нормально. Читать Ле Бона тем более легко и нормально. Потому что они были нормальные люди. И у них были самостоятельные и крупные мысли. Которые они более всего желали понятно и точно изложить и донести до читателя.

О черт, я чуть не забыл! Вот Буало во Франции и сказал перед всем этим Новым Временем:

«КТО ЯСНО МЫСЛИТ – ТОТ ЯСНО ИЗЛАГАЕТ».

Ну, Золотой Век кончился Мировой Войной, а потом пришли модернисты с постмодернистами, и одновременно гомосексуалисты, социалисты, узкие специалисты и внутринаучные фантасты. И могучее древо философии стали расщеплять на спички и лучины философских поднаук. Бритва Оккама за этим нелегким занятием затупилась, иззубрилась и была выкинута вон. Сущности стали множиться, как дрозофилы, и отражаться в лабиринтах зеркал. Постмодернистская философия вооружилась сачками и стала играть этими мушками в бадминтон. Шпанские мушки щекотали элитный интеллект. В моду вошла игра в бисер.

Философская долина заросла терминологией, как густыми волосами в период зрелости. Ровная кожа при рассмотрении в микроскоп испещрилась лунными кратерами, и каждый имел свое название. Текст обрел насыщенность полосы препятствий.

Для большей понятности – сравнение: размножение философских спецификаций можно уподобить размножению бюрократии. Поначалу же нормальные были и полезные ребята, свои и немногочисленные, и нормально помогали решать государственные и социальные вопросы. А потом стали обрастать другими чиновными ребятами в геометрической прогрессии, инструкций друг другу они до черта понаписали, и стало от них не продохнуть, и никакой элементарный вопрос решить стало невозможно.

По мере времени в развитии любой системы прогресс переходит в стадию с и с т е м н о й д е г е н е р а ц и и. Количество вспомогательных элементов переходит меру и дает новое качество: помеха вместо помощи. Но. Но система требует, чтобы все новые элементы в ней выглядели привычно, единообразно: «подобающе». И? И.

И научный стиль превращается в ребус. Изобилие терминологии являет собою «спецязык». Термин есть знак кодированного понятия. За ним тянется ветвистый пучок связей, следствий и ассоциаций. Разные научные течения часто придают терминам различающееся значение. Процесс чтения перестает напоминать езду по гладкому шоссе и напоминает ориентирование в лесу, когда карта помята и условные значки расплываются и часто неразборчивы.

Зато сразу видно, что стиль научный.

Для научного стиля характерны длинные предложения со многими оборотами, масса вводных слов, уточнений, распространений… Короче, характерна лексико-грамматическая перегруженность фразы. А также перегруженность внешними семантико-логическими связями. Стиль густ и вязок для потребления. Не для дурачков писано, не для дилетантов. Для подготовленных специалистов, людей умных.

И здесь кроется под ковром спецязыка спецловушка. А в спецловушке часто сидит голый король.

Объем оперативного мышления мозга – величина ограниченная. В единицу времени мозг не может перелопачивать и раскодировать информации больше определенного предела.

Или ты несешь шестьдесят кило хлеба – или шестьдесят кило упаковки. Упаковка должна быть минимально достаточной для переноски на данное расстояние в данных условиях.

Проигрывая в силе – выигрываем в расстоянии. И наоборот.