Живы будем – не помрем

– Я не хочу больше терять тебя, слышишь, Сашка… Я умру, если потеряю тебя еще раз, слышишь?..

И он не знал, говорит это, или ему только кажется:

– Как я мог жить без тебя, Ритка… Как я мог без тебя жить.

Простучали во дворе шаги, взвыл кот, звякнуло стекло.

– Только не надо торопиться, – сказала она. – Мы не должны торопиться… Я должна привыкнуть к тебе, слышишь. У нас еще все будет, у нас все впереди, слышишь?..

– Да, – отвечал он. – Да. Да. Как тебе лучше. Тебе. Да. Да.

И только невесть где в темной улице, забыв о закрытом метро, он вдруг остановился – как налетел на препятствие: цыганка нагадала правду!! Вдохновенный восторг охватил его: судьба, везение, фортуна вмешалась в его жизнь! Он же всегда знал, чувствовал, он верил, что произойдет какое-то чудо – и все станет хорошо!

Тот, кто сделал это чудо, потратил неделю. Каждый день (кроме выходных, на которые он и поменял два своих суточных дежурства) Звягин ждал в четверть шестого у подъезда проектного института на проспекте Огородникова. Оглядывались выходящие, появлялась тихая молодая женщина – тихая той неброской женственностью, которая особенно неотразимо действует на два противоположных типа мужчин, – на отъявленных авантюристов и робких мечтателей (возможно, потому, что вторые – те же авантюристы, но лишь в мечтах?..).

Женщина замечала его, вороная прядь вздрагивала, углы губ бессильно опускались: положение ее становилось невыносимым.

– Речь идет о человеческой жизни, – с тяжестью танка давил Звягин. – От вас не требуется ничего невозможного. Только позвонить ему, встретиться, провести один-два вечера.

– Где? Как? О чем вы?

– Я все объяснял. Комната есть. Что сказать ему – знаете.

– Я замужем, – привычно и устало отвечала она, – у меня ребенок. У меня свой дом, своя жизнь…

– Каждый из нас в ответе за того, кто его любит.

– Разве это поможет?.. – безнадежно говорила она.

– Поможет! – гвоздил Звягин. – Неужели так трудно: несколько ваших вечеров – и вся его жизнь?! Ну представьте себе: если б вы были санитаркой и надо вытащить раненого с поля боя – неужели бы вы дезертировали?

– Как вы можете сравнивать?!

– Очень просто. Там вам грозила бы смерть – а здесь вы не рискуете ничем. Неужели мирное время дает больше поводов для равнодушия к человеческой жизни?

Они ехали через весь город. Она слушала измученно.

– Вы никогда не простите себе его смерти. Не простите себе равнодушия, эгоизма и бессердечия к умирающему, который не задумываясь отдал бы за вас жизнь.

– Но где вы слышали о таких… диких, невозможных спектаклях?! – восклицала она.

– Что, что конкретно – невозможно из того, о чем я прошу?

Они сходили с трамвая, вместе с ней Звягин заходил в магазин и нес ее сумку с продуктами до угла.

– В каждой женщине должна жить сестра милосердия, неужели вы не можете несколько вечеров в жизни побыть ею – с тем, кто любит вас и смертельно болен?

– Да что ж это за сводничество!.. – Она выхватывала у него сумку и почти убегала к своему дому.

Назавтра все повторялось. Очевидная для Риты абсурдность плана Звягина сменялась сознанием его высшей – принципиальной – правоты…

– Но у меня муж!

– Он мужчина. Он поймет. Если он вас любит – поймет и другого, который вас тоже любит.

– Он меня страшно ревнует!

– Саша звал вас королевой Марго – помните? – молил и уламывал Звягин. – Вы целовались в белые ночи у разведенных мостов, вам было по восемнадцать лет – помните?

– За что ж вы меня мучите!.. – В ее голосе звенели слезы…

Звягин посылал к ней Сашину мать. Отца, Гришу. Он торопился. Натиск и измор. Мытьем и катаньем.

– Хорошо… – обреченно сказала она. – Вы правы. Я, в общем, с самого начала знала, что вы правы, оттого и дергалась. Но я не могу сказать это все мужу… Я не знаю, как…

Звягин знал, как. К мужу он отправился сам.

– Так, – сказал славный парень, мрачно выслушав Звягина. – Вы вообще нормальны или псих?

– Врезал бы я тебе сейчас, – сказал Звягин, – да толку с этого не будет. Не понимаешь ты просто…

Он с силой развернул парня к окну: на детской площадке мельтешила малышня.

– У тебя есть все: любимая жена, дочка, квартира, работа. Здоровье, планы, будущее. У твоих отца-матери есть внучка, а его родители лишаются единственного сына. У него – ничего нет; ничего. Понимаешь? Есть единственный шанс выжить. И этот шанс в твоих руках. Тебе стоит сказать «да» – и останется жить человек, который тебе ничего плохого не сделал. Он тебе не соперник, не враг: Рита тебя любит!

– Ну а дальше?

– Через несколько дней он уедет. Видимо, навсегда. Но встретиться с ней, поверить ей – это для него такой мощный толчок к жизни, такой взлет счастья, такой подъем желания жить, – что он может выжить. И должен выжить, понимаешь?..

Он гнул и ломал сопротивление осязаемо, как стальной прут.

– Помоги ему, браток, – тихо попросил он и отвернулся, сунув руки в карманы бритвенно отутюженных черных брюк. – Нельзя же, нельзя бросать человека в беде только потому, что тебе на это наплевать. Неужели он должен умереть, чтоб ты жил спокойней?..

– А… что она будет делать? – Муж смотрел в сторону.

– Ничего. Встретится с ним. Поговорит. Поврет ему… Может, он ее пару раз поцелует. Это ведь не так страшно, а. А ему это даст жизнь. Подарите ему жизнь, понимаешь? Тебе легче будет жить на свете, парень, когда ты будешь знать, что кто-то живет благодаря тебе. Ведь в конце концов вы же два мужчины, два человека, два солдата, вы же братья – неужели ты дашь своему же подохнуть зазря? Он же свой, свой!..

Минуты катились тяжело, как вагоны. Прут гнулся и треснул.

Славный парень, ее муж, крутнул головой и насупился.

– Она не согласится, – глухо сказал он.

– Она согласна, – ответил Звягин.

Саша не узнал об этом никогда. Звягин обо всем позаботился.

…Так же, как он позаботился о скором Сашином отъезде. Подробности и детали вызревали не один день. «Смена обстановки, суровые условия, физические перегрузки, стрессы и победные исходы, – короче, в пампасы его загнать! Психика мобилизуется, организм переключится на иной режим…»