С Повязкой на Глазах

С Повязкой на Глазах
Михаил Владимирович Стафеев

Грин – частный детектив, по долгу службы то и дело разрушающий чужие семьи и чужую любовь. Очередная заказчица просит его проследить за своим мужем, который, по её предположениям, крутит роман со своей молодой студенткой. Однако, даже такое заурядное дело вдруг оборачивается для Грина интересным предложением, которое ставит его перед трудным моральным выбором – честь или выгода.

“Будьте добры, латте на соевом молоке и… вон тот брауни” – глубоким голосом промолвил Грин. Выудив из кармана пальто потёртый от многих лет верной службы бумажник, он двумя пальцами протянул удивительно ровную, без единой складочки купюру кассиру. Через пару минут, забрав свой стакан с горячим кофе и белоснежное блюдце с одиноко лежащим на нём кусочком шоколадного десерта, Грин аккуратно опустился на стул с тонкими, железными ножками, стоящий возле тёмно-древесного, слегка шершавого, круглого столика. Он вынул из всё того же внутреннего кармана пальто тоненькую записную книжечку, обитую изумрудного цвета кожей и приготовился что-то активно в неё записывать.

Сегодняшний объект, назовём его просто “Н.” (профессиональная этика), должен был прибыть с минуты на минуту. Грин точно знал за какой столик Н. сядет – поэтому он занял самую верную для наблюдения позицию. Так же Грин был осведомлён и о яркой отличительной особенности в образе незнакомца – на его голове непременно должна была находиться вовсе не по погоде напяленная шляпа (вероятно оранжевого, лаймового, или другого яркого цвета). Грин имел информацию и о родственниках Н., его коллегах и других личностях, которые могли так или иначе находиться возле него. Он умел мастерски наблюдать, замечать даже самые незаметные вещи и находить смысл даже в самых непримечательных на первый взгляд деталях – в общем обладал всеми качествами, присущими человеку его профессии. И сегодня ему предстояло проследить за очередным “объектом”, женушка которого уличила последнего в измене или в каком-либо другом нарушении супружеского кодекса.

Дверь кофейни отворилась и внутрь, под звенящий звук “трубочек ветра”, которые ныне всё чаще появляются над дверьми не очень престижных заведений, тяжело стуча о коврик грязными от снега ботинками, вошёл мужчина лет пятидесяти на вид. Под руку он держал совершенно миниатюрную по сравнению с ним девушку, очевидно не на один десяток лет младше его. На голове мужчины, будто хохолок, ютилась пёстрая, кремово-жёлтая шляпка – значит точно Н. Вместе с девушкой они сразу подошли к кассе и, сделав короткий заказ, широким взглядом охватили зал кофейни. Их взгляды одновременно застыли на Грине, и на протяжении нескольких долгих секунд они усердно всматривались в его фигуру, мирно и почти не примечательно попивающую кофе за столиком. Грин не шелохнулся, однако тонкая ниточка волнения всё же шелохнулась в его сознании…

Итак, было пора браться за работу. Внешне Н. и его спутница сильно отличались – толстые и необычно широкие черты его лица никак не пересекались с тонким, маленьким лицом девушки. Грин точно знал, что это не жена Н. – он был знаком с его супругой – это она обратилась к Грину со своей просьбой о помощи. Кроме того, благодаря предоставленным ему фотографиям и другим данным, он так же был уверен в том, что эта женщина не приходиться Н. сестрой или другой так или иначе близкой родственницей. Грин, проработавший частным детективом уже не мало лет сразу понял, что с большой долей вероятности предположения жены Н., увы, верны. Однако следуя своим профессиональным принципам Грин старался не делать выводы раньше времени, а потому, сделав лишь глубокий печальный вздох, продолжил наблюдать.

Н. и его спутница уже забрали свой заказ и переместились на бледно-бежевый, потёртый диванчик (именно туда, где их и собирался увидеть Грин). Господин Н. был одет в серый, крайне неприметный, уже не один год ношенный костюм, и шляпа ярким белым лебединым пером выделялась в его тёмном вороньем образе. Чёрные, немытые волосы были зализаны назад – прикрывали лысину. Немалый лишний вес Н. тоже давал о себе знать – господин был крайне тучным и при каждом тяжёлом вздохе (а тяжелым был каждый его вздох) тело Н. сильно поднималось и опускалось. Ни на одном из пальцев Н. не было видно ни единого кольца, в том числе и обручального – снял. Низ его штанов был мокр от снега, ботинки – грязны. На широкой переносице лежали очки в толстой, совершенно безвкусной оранжевой оправе. Коротко говоря – Н. представлял из себя на вид крайне незаурядного человека пред преклонного возраста, не очень мытого и чистоплотного, но очень занятого.

Спутница его наоборот – выглядела очень милой и приятной девушкой. Она была почти болезненно худа, а тонкие, выразительные черты её маленького лица лишь усиливали её худой вид. Голова девушки была окутана пышными, тёмными волосами, а из-под её бровей выглядывали непропорционально большие, чёрные как смоль глаза. Одета в строгий, тёмно-синий брючный костюм и лёгкое, серое пальто. Пальцы её были тонкие и очень длинные, а исходя из места работы Н. (работал он в консерватории) можно было сделать вывод об активной музыкальной деятельности девушки.

Н. вместе со своей спутницей время от времени отпивали из стаканов кофе и что-то спокойно обсуждали. Вдруг девушка, обеими руками обхватив голову Н., будто это было какое-то ведро или бочонок, прильнула к его мясистому уху и начала что-то, широко при этом улыбаясь, шептать. Как только она ото льнула, Н. удивлённым взглядом окинул спутницу и диким рывком накинулся на её ладони, став безостановочно целовать их. Девушка, очевидно засмущалась и стала пытаться аккуратно выдернуть свои тонкие руки из его рта. Н. тем не менее её не отпускал и всё прикладывал тонкие пальцы девушки к своим толстым, широким губам.

Картина, увы, складывалась – господин Н., один из профессоров консерватории, не очень красивый, но, безусловно влиятельный, в тайне от своей супруги встречается с одной из своих молодых и завораживающе красивых учениц. Сама же ученица, видимо очарованная чем-то тем самым, что находят такие как она в мужчинах, годящихся им в отцы, всецело отдалась своему “профессору”. Дело по сути сделано – осталось лишь окончательно удостовериться в своих предположениях и сделать для заказчицы несколько фото.

Тем временем девушка всё же смогла вырвать из уст Н. свои тоненькие ручки и поместить их на чуть более привычное место. Сам Н. что-то оживлённо говорил ей и с его лица не сползала широкая улыбка. Вскоре он достал из своего потрёпанного, как и всё в нём, кожаного портфеля какие-то бумаги, ручку, и толстый, изрядно помятый конверт. Белые листы легли перед девушкой и, быстро пробежавшись по ним глазами, она изящным и лёгким движением руки подписала их. Господин Н. за подбородок поднял головку спутницы и, задержав свой взгляд на её глазах, впился в её маленький, розовый ротик своими толстыми, шершавыми губищами. По лицу Грина пробежала гримаса отвращения и он на секунду отвернулся. Н., отпустив девушку, огляделся вокруг и, вдруг снова приметив Грина, робко ткнул в его сторону пальцем. Последний смутился – это был крайне нехороший знак. Девушка, прищурясь, взглянула на Грина и опять что-то прошептала в мясистое ухо своего профессора. Они оба громко засмеялись и снова пристальным взглядом впились в Грина. Вдруг, Н. тяжело встал и, взяв в руки увесистый конверт, направился прямо к тёмному столику, за которым сидел Грин. По его спине пробежался холодок – так быть точно не должно. Он достал телефон и сделал вид будто активно в нём что-то ищет; записную книжечку закрыл и прикрыл рукой. Н. тяжелыми шагами приближался к Грину и в конце концов бухнулся на стул напротив. Грин взглянул на него и непонимающим тоном спросил: “Я могу вам чем-то помочь?” – “Думаю да, можете.” – ответил господин Н. с сильно заметной в тоне нервозностью. “В таком случае слушаю вас…”. “Вот конверт” – толстые пальцы Н. придвинули его к рукам Грина. “В нём записка. Я… мы знаем кто вы и зачем вы здесь, но не волнуйтесь, мы не собираемся вам угрожать, а лишь надеемся на вашу сговорчивость” – тяжело дыша выдавил из себя Н. и, достав из кармана клетчатый, слипшийся платок, протёр им свой лоб, уже успевший покрыться многочисленными капельками пота. Грин приоткрыл конверт – в нем и правда лежал кусочек бумаги, под которым находилась толстенная стопка денег, перевязанная зелёной резинкой. Господин Н. заглянул в глаза Грину и, робко и услужливо улыбнувшись, с усилием поднял тяжесть тела со стула и направился по направлению к своей спутнице. Выждав несколько секунд, Грин аккуратно вынул из пузатого конверта белый листочек, покрытый напечатанными на нём нотными станами. Развернув записку, он прочёл:

Дорогой мистер Грин,

Я и моя… спутница знаем кто вы и знаем, что вас сюда подослала моя уважаемая супруга. Откуда? Не спрашивайте. Я понимаю, что у вас безусловно есть некие принципы, как профессиональные, так и моральные, однако я прошу вас попытаться встать в моё положение и понять меня. Вы – мужчина, а поэтому я надеюсь на ваше понимание и солидарность ко мне именно как к мужчине, равному вам. В конверте лежит солидная сумма – она ваша, если вы не расскажете о нас с Ш. моей супруге, развеете её подозрения, или хотя бы без объяснения причины прекратите с ней своё сотрудничество. Надеюсь, что денег будет достаточно. Если нет – я способен дать вам ещё, но прошу, прошу – не говорите моей жене о Ш.! Со мной она сделать ничего не сможет, но вот с ней… поверьте, если она узнает, то просто уничтожит это бедное дитя…

Надеясь на ваше понимание,

Н.

Письмо было написано мелким, ветвистым почерком. Варианты написания буквы “т” постоянно варьировались, в одном и том же слове она могла быть написана двумя, а то и тремя разными способами. Буква “ш”, что скрывала имя спутницы, была украшена не очень аккуратными, намеренно пририсованными завитушками и вензельками. Несколько слов в письме были замазаны, несколько других – подчёркнуты. Грин провёл пальцем по стопке купюр внутри конверта – даже на вид было ясно, что сумма там и вправду немалая. Он взглянул на Н. и его любовницу, теперь известную ему как “Ш.”. Они, будто задержав дыхание, с вопросом и надеждой в глазах трепетно наблюдали за каждым движением Грина, за каждым поднятием брови или движением глаз.

Перед ним теперь стояла непростая задача, с которой, пусть и трудно в это поверить, он столкнулся впервые за свою долгую, насыщенную карьеру. Денег, лежавших перед ним, хватило бы ему вероятно на хороший отпуск где-нибудь в Швейцарских Альпах, на которым он смог бы ни в чём себе не отказывать. И надо сказать Грин был не против хорошо отдохнуть! Тем не менее, как и говорилось в записке, принципы и вправду играли немаловажную роль в его жизни. Более того, Грин всегда старался следовать своеобразному “кодексу чести” его профессии…

Он опять бросил тяжёлый взгляд на парочку и, аккуратно взяв в руки увесистый конверт и прикрыв его краем пальто, встал из-за стола и направился в уборную.

Зайдя туда и наконец-то оказавшись наедине с самим собой и своей совестью, Грин брезгливо присел на белый, фарфоровый край. Он вынул деньги и быстрыми, нервными движениями пальцев (дважды при этом сбившись и начав всё заново) пересчитал купюры. Дойдя до конца стопки, он даже слегка свистнул от удивления. “М-да уж, вот так денёк, вот так заказ…” – пронеслось в голове Грина. Он, теребя усы и покачиваясь на месте, посидел и поразмышлял над сложившейся ситуацией ещё несколько минут, а потом дрожащими пальцами отсчитал ровно половину суммы, добавил к ней ещё одну купюру и, обвязав резинкой, вернул эти деньги в конверт. Оставшуюся часть он быстро свернул в толстую трубку и с нервозной резкостью затолкал её подальше в карман пальто.

Возвратившись к столу, Грин демонстративно показал Н. и Ш. наличие конверта в его руках и вырвал из своей изумрудной записной книжечки листок. Взяв в пальцы тонкую, маленькую ручку, отделанную узором из синей и белой эмали (подаренную ему, к слову, одной из клиенток, чей брак он, увы, разрушил), он с усердием начал царапать ответную записку.

Вытерев с носа и лба проступившую испарину и дважды сложив листочек пополам, Грин вложил его в конверт и, стараясь показаться максимально уверенным и солидным, твёрдыми шагами направился к столику, за которым со страхом и ожиданием сидели Н. и Ш., всё так же пристально наблюдавшие за каждым движением Грина. Стараясь как можно более заметно показать своё достоинство, Грин с неким высокомерием кинул на половину похудевший конверт на стол и, прислонив пальцы к шляпе и приподняв её, быстро и будто бы даже нетерпеливо удалился из здания.

Дверь хлопнула, Н. выждал несколько томительных секунд и, с наворачивающимися на глазах слезами поражения, достал из конверта записку. Сквозь волнение и нетерпеливость Н. всё же заметил, что конверт ощутимо полегчал, и эта деталь дала ему каплю надежды на благоразумие и понимание Грина. Развернув белый, с несколькими тёмными капельками пота на нём лист, Н. прочёл:

Господин Н.,

Вы были правы – совесть и принципы и правда играют важную роль в моей жизни и по этой причине я не могу встать в ваше положение изменника и блуда… Однако, как вы вероятно могли заметить, некая часть суммы в конверте отсутствует. Вам повезло – наравне с уже перечисленными качествами в моей жизни и профессии находиться место и состраданию, и благородству. Я сообщу вашей жене об изменах, однако я взял часть денег, а поэтому оставлю в тайне имя Ш. и не дам никакой наводящей информации о вашей любовнице. Заметьте, я делаю это не для вас и не из-за денег, а лишь в благородном побуждении по отношении к Ш., к этому бедному, прелестному ребенку, попавшему в ваши грязные лапы!

С осуждением и непринятием,

… Детектив Грин.

Н. снова вынул свой грязный платок и протёр взмокший от напряжения лоб. Милая Ш. выхватила из его лап листок и быстро пробежала по нему глазами. Они взглянули друг на друга, из глаз девушки потекли две тонкие солёные струйки. Н. в отчаянии смял бумагу и бросил комок под стол.

Грин привычно повернул в замке ключ и вошёл в квартиру. У входа его с нежными объятьями уже ждала любимая. “Ну что, как день?”. “Не поверишь, но сегодня очень даже интересно! Следил за неким профессором из консерватории, он встречается с одной из своих молоденьких учениц. Сижу, наблюдаю, записываю, и тут представляешь, он подходит ко мне и суёт конверт с деньгами! Читаю записку, а он в ней просит спасти от его злобной супруги это драгоценное, ни в чём не повинное дитя!” – с весёлым азартом поведал Грин. “И что, ты взял?” – с нетерпением спросила любимая. “Что ты, я же человек с принципами, да ещё, как оказалось, и довольно благородный… В общем сумма там лежала о-го-го какая немаленькая, могли бы с тобой в отпуск съездить, отдохнуть наконец-то, но я же всё-таки человек и себя, и других уважающий! Короче говоря, взял я половину суммы и пообещал не раскрывать имя этой девочки его жене, но о самой измене рассказать – профессиональный долг как никак” – рассказал Грин. “Так им и надо этим старым изменникам, нечего на молодняк всякий клевать” – категорично заявила любимая. “Кстати, не уверена помнишь ли ты, но у нас с тобой сегодня годовщина… И по этому поводу я приготовила нам с тобой небольшой романтический ужин!”. “Милая, какая же ты у меня всё-таки хорошая!” – улыбаясь сказал Грин и нежно поцеловал любимую в её мягкие, розовые губки.

Сев за стол, он поднял тонконогий бокал, наполненный белым полусладким, и радостно предложил: “За тебя и нашу любовь!”. Чокнулись, прохладная сладость вина коснулась их губ, но вдруг громко и нетерпеливо зазвонил телефон. Грин ловким движением, стараясь как можно быстрее избавиться от нарушителя тоста, выловил его из узкого кармана брюк. С экрана на него смотрели четыре категорические буквы – “Жена”.

2020