Дом

– Алекс, я без вещей, – возразил Леонид, – я тут с товарищем на сей раз…

Сан Саныч боковым зрением все видел трущегося рядом Сапожникова, и его странное навязчивое поведение тревожило больше и больше. Теперь ситуация еще осложнялась: очевидно, что-то произошло в пути или перед отправкой, из-за чего Леонид не привез книги; может быть, ему пришлось от них избавиться… И кто этот неожиданный попутчик? Как бы то ни было, надо было продолжать спектакль для одного зрителя, и оставалось лишь надеяться, что Леонид догадается Сан Саныча поддержать.

Сан Саныч изобразил веселое неудовольствие и даже театрально погрозил Леониду пальцем.

– Ребята, ну вы даете! Предупреждать надо заранее! Я, видишь ли, жду гостинцев из северной столицы, а на мою голову не один, а целых два студента являются.

– Каких… – начал Леонид, но замолчал, вдруг поняв причину странного поведения Сан Саныча. – Извините, Алекс, в последний момент на кафедре произошло недоразумение, пришлось материалы оставить пока. А вот и ваш второй ученик…

В дверном проеме вагона возникла тощая фигура. Приятель Леонида был не просто худ, он казался истощенным, брюки висели на бедрах, поддерживаемые ремнем, который, похоже, был закручен вокруг талии дважды. Рубашка была заправлена в брюки, но тут и там выбивалась наружу. За плечами болтался полупустой походный рюкзак. Все же самой запоминающейся его чертой была нависающая над бегающими глазами одностворчатая бровь. Несмотря на вид человека, готового в любой момент ссыпаться горкой костей, он довольно бодро спрыгнул на платформу, протянул Сан Санычу руку и заговорил сильным голосом, в котором Сан Саныч тут же узнал легкий кавказский акцент:

– Здравствуйте, рад, наконец, познакомиться, много о вас наслышан, буду счастлив, наконец, ознакомиться с вашей передовой методикой, – он продолжал быстро и уверенно нести какую-то нелепицу, в которой многократно повторялись слова «рад» и «наконец».

Сан Саныч пожал руку незнакомца, поймав его взгляд и прочитав спрятанные глубоко – отчаяние? Панику? С диагнозом приходилось пока повременить.

Втроем они быстро зашагали по направлению к автобусной остановке, и Сан Санычу все казалось, что мерзкий Сапожников провожает их внимательным взглядом.

До дома добирались молча, перекидываясь малозначимыми фразами. Оказавшись в квартире, Сан Саныч остановился в узкой прихожей, прислонился к стене и закурил. Леонид тут же закашлялся, а его спутник жадно потянулся за сигаретой, но Сан Саныч спрятал пачку в карман. Он стоял, меряя двоих взглядом и продолжая молчать.

– Алекс, тут такое дело, – начал Леонид, но Сан Саныч резко его прервал:

– Меня зовут Сан Саныч. Можно Саша, если хотите.

– Извините, – Леонид покачал из стороны в сторону большой лысой головой. – Я понимаю, вы рассержены, мы свалились вам на голову без предупреждения, не привезли книги…

– Перестаньте, – опять отрезал Сан Саныч. – Не ходите вокруг да около. Кто этот человек?

– Он… его необходимо спрятать. Он находится в розыске. Он меняет адреса в течение многих месяцев. Его последняя квартира провалена, ему пришлось бежать, и мы пытаемся переправить его на восток.

– Душещипательная история, – сквозь зубы процедил Сан Саныч. – А товарищ умеет разговаривать? Я убедился на вокзале, что умеет. Так может, он сам расскажет, почему это он бегает по стране как заяц? Раз уж он полагает, что я готов прятать его у себя?

– Ваге, – взмолился Леонид, – рассказывай.

Тот продолжал молчать.

Сан Саныч смял сигарету в хрустальной пепельнице на трюмо в коридоре.

– Что же, аудиенция окончена. Все свободны.

Леонид схватил Сан Саныча за плечи.

– Пожалуйста, подождите, он сейчас все объяснит, – плаксивым голосом заговорил Леонид. – Ваге, перестань себя вести, будто все тебе обязаны. Мы все подвергаемся риску, укрывая тебя, ты прекрасно понимаешь это.

Ваге продолжал молчать. Он стоял прямо и неподвижно, поджав тонкие губы, высокомерно и презрительно глядя на Леонида.

Леонид махнул рукой в отчаянии.

– Я не собираюсь – не собираюсь, слышишь? – искать тебе новое убежище. Если тебя выгонят и отсюда, – голос его по-петушиному сорвался.

Ваге надменно усмехнулся и впервые с тех пор, как трое вошли в квартиру, соизволил процедить сквозь плотно сжатые губы:

– Я хочу увидеть, как меня будут выгонять. Может, вызовете милицию?

И он по-шутовски изогнулся к Сан Санычу, переломив пополам стебель тощего тела так, что, казалось, он уже не сможет вернуться в вертикальное положение.

Леонид застонал, а Сан Саныч дико загоготал, обнажая крупные зубы. Тут же он оборвал смех и, прижав Ваге к стене прихожей длинной жилистой рукой, сказал спокойно:

– Ты и впрямь полагаешь, что мне потребуется милиция, дабы выставить тебя на лестничную площадку?

Он, конечно, блефовал, понимая, что, скорее всего, столкновение с папашей Сапожниковым не было случайным и за ним ведется наблюдение, а значит, прогнать сейчас этого сопляка – которого он только что сердечно встречал на вокзале – было невозможно. Осознавал ли это сам пришелец? Наметанным глазом диагноста Сан Саныч видел, что его непрошенный гость, со всем своим наглым шутовским поведением и горящими безысходностью глазами, – загнанный зверь, которому нечего терять.

– Слушай меня. Сейчас Леонид поведает, что ты натворил, и я приму решение, останешься ли ты на моей квартире.

– Можно я сяду? – взмолился толстый Леня.

Они прошли на кухню. Сан Саныч снова закурил.

В телеграфном стиле Леня отбарабанил историю Ваге, ни разу не подняв глаза и не встретившись взглядом с Сан Санычем. Ваге состоял в нелегальной армянской националистической организации, целью которой являлось создание независимой Армении. Группа проводила активную подпольную агитационную деятельность, держала свою типографию. В конце прошлого года три товарища Ваге совершили теракт в Москве – подложили бомбы на станциях московского метрополитена. В результате взрывов погибли люди. В течение нескольких месяцев на след бойцов (Леня сказал – «бойцов», и Сан Саныч поморщился) вышли, все трое были схвачены и находились под следствием, а тем временем арестовали других членов «Национальной объединенной партии Армении», как они себя называли. Ваге, который не имел отношения к теракту, как подчеркнул Леонид, удалось скрыться, и он скитался по квартирам диссидентов и сочувствующих, пробираясь на восток в надежде выбраться из страны.

– Все ясно. Твои сообщники уничтожили ни в чем не повинных людей, – сказал Сан Саныч.

Ваге сидел, повесив голову, тощие руки распластав по столешнице – они были такие длинные, что пальцами он охватывал противоположную сторону стола.

– В этой стране нет невинных людей. Все, кто довольствуются существующим положением вещей и не принимают участие в борьбе, в одной связке с преступным государством.

– Я только хочу напомнить тебе… что это государство, которое ты ненавидишь, было создано теми же террористическими методами; хороших вы выбрали себе учителей! – медленно произнес Сан Саныч. – Это они первые решили, что возможно наказывать людей не по принципу их индивидуальной вины, а потому, что они принадлежат к группе, которая признана виновной, и значит, человек виноват самим фактом принадлежности к ней.

– В процессе борьбы потери неизбежны. И те, кто стал жертвой борьбы – герои такие же, как те, кто эту борьбу активно ведет. А вашими книжонками не добиться свободы! – Ваге опять театрально искривился, всем своим видом выражая презрение к собеседнику.

– То есть ты – вы – решили за других людей, что они будут умирать за, возможно, чуждую им идею! Еще один урок, преподнесенный вам властью, с которой вы боретесь. – Сан Саныч вдруг зло рассмеялся. – И все же определись: те люди, которых вы убили: сообщники власти или герои вашей борьбы?

Ваге вскочил, сжав кулаки:

– Не смей сравнивать наше движение с этим подлым государством! Я ненавижу словоблудов, я человек действия, и мои друзья, которые – да, будут расстреляны! – люди действия!

– Сядь, – прервал его Сан Саныч. – Ты-то не торопишься умирать за дело, из-за которого твои героические друзья послали на смерть людей. Спасаешь свою шкуру.

Ваге уронил кулак на стол, сверля Сан Саныча глазами, полными ярости:

– Если бы у меня был шанс на открытый процесс… на котором я мог бы высказать все! Быть обвинителем! А умирать от пули гэбиста бесцельно – я повременю.

Леонид все сидел молча, повесив голову и внимательно изучая пол кухни, где перекатывались клубки пыли и засохшие хлебные крошки. Саквояж стоял у него на коленях, он придерживал его пухлой рукой. Вдруг он спохватился:

– Да, Саша, я ведь привез вам кое-что… не совсем с пустыми руками, – он жалобно улыбнулся и суетливыми движениями достал мятый «Огонек», в который был вложен последний номер «Хроник». Он протянул его Сан Санычу.

Сан Санычу стало совсем тошно от этой парочки визитеров.

– Я ухожу, – сказал он, протягивая Леониду ключи. – Жилье ваше на три дня. Через три дня я возвращаюсь в пустую квартиру. Куда и каким образом вы, бойцы, – он иронично выцедил последнее слово, – перебираетесь – меня не интересует, но вы освобождаете мой дом.