Среди подчиненных Пайпер прослыл истинно прусским служакой, который не искал наград ради наград, хотя за свои ратные дела получил Рыцарский крест – высший боевой орден Германии. И старался никогда не оставлять раненых товарищей на поле боя, что также вызывало у Маренн уважение.
– Вы хотите их подлатать? Зачем? – Пайпер пожал плечами. – Мы долго держать их здесь не будем, отдадим кому следует. А там, в лагере для военнопленных, с ними займутся.
– Я понимаю, но хотела бы оказать помощь тем, у кого тяжелые ранения, – возразила Маренн.
– Хорошо, – он снова улыбнулся. – Но тяжелых у них нет. Они же не оказали сопротивления. Просто бросили оружие, и все. Впрочем, если вы считаете нужным, фрау Ким, я не возражаю. По медицинским вопросам вы – главная. А нам надо вперед. Я думаю, в Антверпене мы будем через неделю.
Он снова вскочил на броню «тигра», выпустив клуб сизого дыма из выхлопной трубы, танк отъехал.
– Желаю удачи! – Маренн махнула рукой.
Маренн снова повернулась к американцам. И видом, и настроем они явно уступали немцам. Скорее всего, необстрелянные парни откуда-нибудь из Небраски, Омахи, Миссисипи. Конечно, они не выдержали натиска эсэсовской лейб-гвардии. Но сражение еще только начиналось, и Маренн помнила, что говорил ей Шелленберг в Берлине, – американская авиация не так долго будет прикована к земле, погода быстро может перемениться, горючего тоже – в обрез, снабжение тоже оставляет желать лучшего. Арденны – это захолустье Европы, сеть железных дорог здесь развита слабо. И уж конечно, главная проблема – местность. Густые леса и узкие средневековые улочки в населенных пунктах – как там лихо покатят семидесятитонные бронированные машины, пусть даже и на американском горючем. Так что – все еще впереди.
– Ранен мой товарищ, – услышала она голос американского лейтенанта, – он водитель. Ему попали в плечо. Может быть, у вас найдется, чем перевязать.
– Не только чем перевязать, но и все остальное тоже, – Маренн заставила себя отвлечься от размышлений. – Есть санитары? – громко крикнула она по-английски. – Будете помогать мне, чтобы я не тратила время на перевязки.
– Я санитар, – поднялся высокий американский парень, с немного раскосыми, по-индейски, глазами. – Рядовой Сэмюэль Добинс.
– Отлично, – кивнула Маренн. – Идите сюда. Будем работать вместе.
– Вы говорите совсем без акцента, – удивился он.
– Я долго жила в Чикаго, хотя сама из Вены, – ответила она.
– Я тоже из Чикаго, – радостно улыбнулся лейтенант Лэрри.
– Будем надеяться, что вы еще туда вернетесь, – кивнула Маренн. – А пока ведите вашего раненого товарища, у меня мало времени. Мои непосредственные обязанности никто не отменял. И меня ждут раненые немецкие солдаты.
Она осмотрела водителя, постепенно образовалась очередь – оправившись от страха, раненые американцы потянулись на импровизированный медицинский пункт. Вдруг неподалеку остановились два немецких бронетранспортера. Рядовой эсэсовец расстегнул кобуру, достал пистолет и спрыгнул на землю. Размахивая «люггером», он подошел к толпе пленных и выстрелил. Один из американцев упал. Еще выстрел – и еще один труп остался лежать на снегу. Среди пленных началось волнение. Послышалась автоматная очередь. Маренн вскочила.
– В чем дело? – сдернув перчатки, она оглянулась вокруг.
Три американца, напав на охранника, вырвали у него автомат и бросились к дороге.
– Куда? Куда? – Маренн крикнула в сердцах.
Танки неслись на предельной скорости – арьергард колонны Пайпера торопился догнать основные силы. Двое беглецов немедленно угодили под гусеницы. Третьего с башни пристрелил офицер. Ответ же на побег последовал немедленно. С обоих остановившихся бронетранспортеров застрочили в унисон тяжелые пулеметы – воздух наполнился гулким и частым треском. Американцы посыпались в снег, скошенные смертельным огнем, как кукурузные початки, срезанные комбайном.
– Ложитесь! Ложитесь! – напрягая голос, Маренн приказала тем из пленных, кто находился рядом. И сама упала на снег.
Она понимала, сделать ничего нельзя. Ярость прорвалась. И несмотря на ее погон, на ее звание, на то, что она немка и офицер СС, ее скосят так же, как большинство американцев, не разбирая. Просто не заметят, кто она такая. Надо переждать. Кто-то вдалеке крикнул:
– Убейте их всех.
– Фрау, фрау, уходите, – она услышала над ухом шепот лейтенанта Лэрри. – Они и вас не пощадят. Это бандиты.
– Это не бандиты, это солдаты, – возразила она твердо. – И над ними есть командиры. А если они заняты чем-то другим, вместо того чтобы следить за подчиненными, им придется ответить, как положено по уставу.
Она понимала, что надо встать. Пулеметная стрельба стихла. Несколько немцев проходили между лежащими американцами, держа наготове пистолеты и автоматы. Они спрашивали друг друга:
– Этот дышит? – и добивали, если убеждались, что пленный жив.
Снова послышались щелчки – пистолеты ставили на боевой завод. Умирающие стонали и выкрикивали проклятия. Американский офицер, раненный пулей при обстреле, попытался подняться. Ему прострелили горло – кровь хлынула струей. Маренн открыла кобуру, вытащила пистолет. Два эсэсовских охранника, которые слышали, как она разговаривала с Пайпером, встали за ее спиной, держа автоматы наготове.
– Что здесь происходит? – Маренн крикнула громко, голос ее звучал спокойно. – Кто дал приказ? Как фамилия?
Первый из эсэсовцев, тот, кто и начал стрелять, вскинул голову, взглянул на нее, криво улыбнулся.
– Фрау доктор, и вы здесь?
– Во-первых, не фрау доктор, а госпожа оберштурмбаннфюрер, – оборвала его Маренн. – Вы не у меня в лечебнице в койке, а при исполнении боевого задания, если вы еще помните. И устав никто не отменял, как и субординацию. Тем более в условиях проведения боевой операции. Как фамилия, я спрашиваю, какое подразделение?
– Унтершарфюрер Флепс, – ответил эсэсовец. Было заметно, что его наглость постепенно сменяется озабоченностью. – Третий моторизованный батальон СС второго моторизованного полка штурмбаннфюрера СС Дифенталя.
– Очень хорошо, – Маренн кивнула. – А это ваши сослуживцы, – она указала на других участников бойни. – Так вот, унтершарфюрер Флепс, – она сделала шаг вперед. – Я приказываю вам сдать оружие. Да, да, мне, и без всяких разговоров. А вернуть вам его или нет, решит сам оберштурмбаннфюрер Пайпер, в группу которого, как я понимаю, входит ваше подразделение. Он же рассмотрит вопрос о трибунале. Слава богу, это не моя компетенция.
– Но это пленные, скот, – возмутился Флепс.
– Молчать, – оборвала его Маренн. – Вы бы хотели, чтобы с вами поступили так же, когда вы окажетесь в плену?
– Я верю в победу Великой Германии и моего фюрера!
– Мы все верим в победу, – ответила Маренн твердо. – И все верим в фюрера. Но завтра о том, что вы только что сделали, раструбят американские газеты, и кто-то из ваших товарищей лишится жизни, потому что американцы решат членов ваффен СС в плен не брать, а убивать на месте. Вот и все, чего вы добьетесь. И никого не напугаете.
– Мы через неделю будем в Антверпене, – вызывающе бросил Флепс. – Зачем нам их плен?
– Возможно, мы и будем в Антверпене, – согласилась Маренн. – Но война еще будет идти долго. Или вы хотите, чтобы на Западном фронте с нашими пленными обращались так же, как на Восточном? Я не думаю, что это правильно. Оружие! – она протянула руку.
Забрав «люггер», приказала одному из охранников:
– Возьмите под стражу и отведите в Линьевилль. Дальнейшее я оставляю на усмотрение оберштурмбаннфюрера Пайпера.
– Ким, что случилось? – она услышала сзади шаги и знакомое дыхание. И сердце радостно дрогнуло – Раух. Она повернулась – да, он, и с ним еще пятеро эсэсовцев из отряда Скорцени. Зарычал Айстофель, уселся рядом, злобно наморщив нос. Ну, так поговорить еще можно. Так легче.
– Ты сам видишь, Фриц, – она вздохнула. – Оказали услугу рейхсфюреру, лучше не придумаешь.
Он понял без слов. Снова заухали «Фау», надрывая слух.
Когда обстрел стих, плоды деятельности Флепса и его «соратников» оказались плачевными. Трупов было немало, но еще больше раненых, которые стонали на снегу, истекая кровью. Лейтенанта Вирджила Лэрри нашли под двумя трупами его товарищей. Он казался мертвым – весь залит кровью. Но когда Маренн наклонилась к нему, открыл глаза.
– Фрау, это вы? – он с трудом разжал губы, произнес глухо, сдавленно. – Вы живы. Наверное, я остался один из моих товарищей? – спросил он, в его воспаленных глазах Маренн ясно различила страх.
– Нет, не один, лейтенант Лэрри, – поспешила сообщить она. – Но в вас попало четыре пули. Без операции теперь не обойдешься.
Рядом с Лэрри лежал санитар Добинс. Его тоже придавило мертвым телом, он тоже был ранен – ему перебило обе ноги.
– Сколько же они уложили всего? – Раух с осуждением покачал головой. – Человек сорок, не меньше.