Джим Моррисон после смерти

Эйми кивнула:

– Конечно.

Сэмпл попросила, чтобы монашки и Эйми встали в кружок, а сама встала в центр, точно напротив Эйми. И тут неожиданно заговорил человек с одного из ближайших крестов. Это был смуглый мужчина, которого прибили к кресту совсем недавно – из ран на руках и ногах ещё текла свежая кровь. Он обратился к Сэмпл:

– Знаешь, она права. В Некрополисе есть каннибалы. Я знаю. Я сам был таким каннибалом. Вот почему я пришёл сюда. Дабы обрести спасение. Это было…

– А ну, замолчи! – Одна из монашек вышла из круга и бросилась к кресту, на котором висел несчастный. – Тебе кто вообще разрешал говорить?! Как ты смел заговорить?! – Она замахнулась тяжёлыми деревянными чётками. К счастью для распятого экс-каннибала, монашка была низкорослой, так что удар пришёлся ему по ногам. Эйми велела ей вернуться в круг и взглянула на Сэмпл:

– Ты готова?

– Готова. – На самом деле Сэмпл было слегка страшновато. Слова распятого встревожили её больше, чем ей хотелось бы показать. Да, у неё было больное воображение, её всегда привлекали пороки и извращения, но она была твёрдо уверена, что это неправильно – когда люди едят людей.

Монашки подняли руки перед собой, направив кончики пальцев на Сэмпл. Энергия потекла из их пальцев, и Сэмпл вобрала её в себя. Вибрация её внешнего тела уже приближалась к частоте переноса. Окружающий мир всколыхнулся и пошёл рябью. Сэмпл в последний раз взглянула на Эйми:

– Я вернусь вместе с твоим поэтом.

Держа в голове образ Некрополиса, Сэмпл Макферсон исчезла с Небес сестры.

* * *

Свет был таким ярким, что Джиму казалось, будто лучи пронзают его насквозь. Воздух гудел и потрескивал. Вдруг запахло озоном. Стены недостроенных зданий в крошечном городе Дока Холлидея задрожали зловещими симпатическими резонансами, и земля затряслась под ногами у Джима. Это было похоже на массированную атаку на все органы чувств. Даже во рту возник странный металлический привкус. Световой вихрь неправильной сферической формы вырвался из пустыни и трижды пронёсся из конца в конец улицы, на высоте около четырёх футов над землёй, до опиумного притона Сунь Ята и обратно. Потом он резко остановился прямо напротив бара, в непосредственной близости от Джима с Саладином, которые вскочили на ноги, а Джим так ещё и мгновенно протрезвел. Как раз в то мгновение, когда свет завис на месте, Долгоиграющий Роберт Мур закончил очередную песню и прекратил играть – Джим решил, что это был дурной знак.

Свет представлял собой единую сущность, и в то же время он складывался из миллиардов искрящихся точек, они подрагивали и кружились в безумном танце, как скопление звёзд в сердцевине бурлящей спиральной галактики. Всё это вместе давало слепящую белизну, в которой на самом деле присутствовали все цвета спектра, просто этого было не видно, потому что смотреть на ослепительное свечение больше доли секунды было никак невозможно. Джим с Саладином стояли, закрывая руками крепко зажмуренные глаза. Джим всё же решился быстренько взглянуть и едва не заработал ожог сетчатки.

Свет оставался на месте не больше минуты, хотя Джиму показалось, что значительно дольше. Он уже начал всерьёз опасаться – хотя и не чувствовал никакого жара, – что его одежда сейчас задымится, а участки открытой кожи просто спекутся в алую корку. Ему казалось, что такой свет мог бы оплавить вселенную и напрочь выпарить из него душу. Но когда Джим уже собрался бежать, страшный свет начал меркнуть. Джим медленно опустил руки и приоткрыл глаза. Первое, что он увидел среди расплывчатых пятен остаточных изображений на обожжённой сетчатке, – три нечёткие, но явно человеческие фигуры в центре блекнущего сияния.

Джим поглядел на Саладина:

– Это ещё что за хрень?

Но Саладин отвернулся, по-прежнему крепко жмурясь:

– Нет!

– Что?

– НЕТ!

Истошный вопль Саладина вогнал Джима в растерянность. Мужик был явно напуган до смерти, что совсем не вязалось с его характером, насколько Джим успел его узнать. Он ещё раз взглянул на свет и на три фигуры. Свет уже не слепил. Сейчас это было лишь зыбкое марево бледных звёзд, и Джим сумел наконец разглядеть фигуры. Какими они были на самом деле. Что немедленно породило вопрос: а что это было на самом деле? Вроде бы люди, но при ближайшем рассмотрении – как бы и не совсем люди, а скорее персонажи из какого-нибудь тропического кошмара. В них всё было неправильно, неестественно. Не считая того, что все трое были под девять футов ростом. Женщина в центре напоминала величественное изваяние из чёрного дерева. Да, у неё была абсолютно чёрная кожа, а её длинное, до полу, одеяние было сшито как будто из застывшего пламени. На голове у неё красовался замысловатый тюрбан из кручёного золота и страусиных перьев.

Справа от чёрной женщины стоял неправдоподобно худой мужчина, прямо ходячий скелет, разве что чуть поупитанней человечка из палочек. Он был во фраке, при бабочке и в высоченном цилиндре, так что вместе с цилиндром его рост приближался к одиннадцати футам. Бледное лицо под цилиндром представляло собой голый череп, отлитый из какого-то девственно-белого материала, похожего на дорогой фарфор самого лучшего качества.

Последний из тройки – тоже мужчина, но уже не такой устрашающе тощий, а вполне даже нормальный, – был наряжён, как на парад в честь Дня независимости, в пышную военную форму, нечто среднее между Германом Герингом и Майклом Джексоном. Основным мотивом его многочисленных знаков различия был зигзаг молнии, похожий на знак на униформе капитана Марвела-младшего или на логотип Элвиса Пресли, который он сам придумал для ТСВ.

Этого третьего можно было бы принять за разряженного клоуна – если не видеть его лица. Потому что в его лице не было ничего от весёлого клоуна, зато было много от Иди Амина. Это было лицо человека, который способен часами беседовать с отрубленными головами своих врагов, – человека, который способен на самую страшную ярость, ярость, переходящую все мыслимые и немыслимые пределы.

Пока Джим гадал, что это за существа и зачем они здесь, он получил неожиданную подсказку. Во всяком случае, что касается первой половины вопроса. Как будто кто-то другой заговорил у него в голове, какое-то завёрнутое воспоминание из смертной жизни: «Чёрная женщина – это Данбала Ля Фламбо, Королева Негасимого Огня. Тощий скелет – это Доктор Пикюр, или Доктор Укол, по-английски. Дух, отвечающий за наркотики и за людей, эти наркотики употребляющих. Вы с ним раньше встречались, хотя ты этого и не помнишь. Тот, который в военной форме, это Барон Тоннер, Барон Гром, воплощение гнева богов. Все трое – боги среднего звена из пантеона Вуду. Они очень старые и очень холодные, и они абсолютно реальны – это не порождение фантазии какого-то очередного затейника с гипертрофированным честолюбием. И ещё они очень опасны, так что послушай доброго совета и не выдрючивайся перед ними».

Как будто услышав мысль Джима, Саладин судорожно схватился за его руку.

– Не смотри на них, парень! Не смотри! – Глаза Саладина были по-прежнему крепко зажмурены, и даже обращаясь к Джиму, он отворачивался в сторону. – Они тебя оседлают и насмерть заездят, они это могут. Они тебя выжмут как тряпку, так что вообще ничего от тебя не останется. Нельзя, чтобы они заметили, что ты на них смотришь. У них – ключи от Большого Замка.

Но предостережение несколько запоздало. Джим уже посмотрел, и те трое заметили, что он на них смотрит. Они повернулись к нему все разом. Свет, из которого они вышли, погас окончательно. От него не осталось уже ни единой искорки. Только фигуры трёх богов мерцали тусклыми переливами, наподобие смутных отблесков рыбьей чешуи. У них из-под ног вырывались короткие вспышки статического электричества, как будто в них сохранились остаточные заряды от того слепящего света.

Саладин упал на колени, бормоча что-то бессвязное. Но самое страшное в этих троих – их глаза. Даже с такого расстояния Джим разглядел их глаза слишком отчётливо, гораздо отчётливей, чем ему бы хотелось. Эти глаза даже по стандартам загробного мира никак не могли принадлежать человеческим существам в пространстве и времени. Это были не глаза, а провалы в иные миры, куда Джиму совсем не хотелось попасть – даже в плане краткого познавательного визита, не говоря уж, чтобы там поселиться надолго, если не насовсем.

Доктор Укол неожиданно сдвинулся с места в вихре бледно-голубых электрических искр. Он двинулся прямо на Джима, и у того внутри всё оборвалось. Прямо как в той прежней жизни. При нормальном стечении обстоятельств самое худшее, что может случиться с обитателями загробного мира, – их отбросит обратно в Большую Двойную Спираль, как говорится, прямой наводкой. Но кто знает, что сотворят над тобой боги Вуду, если заметят, что ты на них смотришь, и решат, что тебя надо слегка проучить? К счастью, Данбала Ля Фламбо махнула рукой Доктору Уколу, и тот замер на месте и отвернулся от Джима.

В ту же секунду где-то в районе притона Сунь Ята хлопнула дверь, и на улицу из-за угла вышел Док Холлидей.

Он шагал не спеша, но решительно. Боги Вуду повернулись к нему. Джим вздохнул с временным облегчением. Это всё-таки город Дока; вот пусть он сам и разбирается с этой кошмарной троицей. Может, ему уже не впервой принимать у себя туристов из Запредельных Пределов Тьмы. По крайней мере было незаметно, чтобы Док как-то напрягся. Он шёл спокойно, не торопился. Разве что его рубаха, расстёгнутая на груди, была явно наспех заправлена в брюки. И некоторая нетвёрдость походки выдавала явное опиумное опьянение.

Появление Дока как будто слегка приободрило Саладина. Он медленно поднялся с колен и, по-прежнему глядя в землю, пробормотал, словно извиняясь:

– Нервы сдали, наверное.

Джим кивнул:

– Как я тебя понимаю. Я и сам чуть коньки не откинул.

– Дерьмовая ситуация, если ты понимаешь, о чём я.

– Я понимаю, но Док, кажется, знает, как с ними справляться.

– Док-то знает. Он всё это видел. Либо здесь, либо в снах. Док тоже из этих, из Тёмных.

Джиму как-то не верилось, что Док был на равных с богами Вуду.

– Но он же совсем не такой, как эти.

– Да, он не такой, как эти. Но у него есть свои тёмные стороны.

И действительно. Док уже подошёл и теперь преспокойно беседовал с Королевой, Доктором и Бароном, нисколько не впечатляясь их ростом и подавляющим величием. Доктор говорил тихо, и у него слегка заплетался язык, так что Джим не мог разобрать ни слова. Боги же говорили на гаитянском французском, в котором Джим не понимал ни бельмеса. Но ему очень не нравилось, что в ходе беседы Док и вудушные боги то и дело поглядывают в его сторону.

Саладин беспокойно заёрзал, переминаясь с ноги на ногу.

– Как бы меня это ни огорчало, приятель, но, похоже, тебя заметили.

Джим беспокойно кивнул:

– Боюсь, что ты прав.

Похоже, Док предложил Ля Фламбо, Уколу и Тоннеру продолжить беседу в баре – всё-таки лучше, чем стоять на улице. Барона и Доктора эта идея как будто не привлекла, но Данбала Ля Фламбо решила иначе и направилась вместе с Доком ко входу в бар. После секундного колебания двое богов неохотно двинулись следом. Тут же возник занятный логистический вопрос. Дверь была высотой в семь футов, и Джиму стало интересно, как Ля Фламбо справится с этой проблемой. Пригнётся она или нет? Джим почему-то не думал, что она станет пригибаться, и оказался прав. Часть стены над дверным проёмом просто приподнялась, так что Ля Фламбо прошла без помех. Не роняя достоинства. Как и подобает богине. И как только она прошла, стена тут же вернулась на место.

Укол и Тоннер поднялись по ступенькам, но уже на пороге вдруг остановились и обернулись. Они очень пристально посмотрели на Джима, и у того внутри снова всё оборвалось. Потом двое богов вошли в бар.

* * *