Джим Моррисон после смерти

Док слегка развернулся, так что свет из окон бара отразился на перламутровой рукоятке элвисовского кольта. Пистолет висел в кобуре, на груди Дока, слева. Вспышка золотой молнии на рукояти тут же притянула взгляд Джима. Док проследил за его взглядом и сухо улыбнулся:

– Убедительный аргумент?

Джим кивнул.

– Это тот Пистолет, Который Принадлежал Элвису, да?

Лицо Дока оставалось непроницаемым.

– Ты абсолютно прав, мой невезучий друг.

Оружие в Загробном мире – и особенно огнестрельное оружие – носили в основном ради имиджа, или же из тщеславия, или просто по старой памяти о земной жизни. Реальной опасности это оружие не представляло, разве что для рукотворных созданий, живых игрушек. Но Пистолет, Который Принадлежал Элвису, – это было совсем другое. Так же, как Пламенеющий Меч Алого Ангела, Праща Давида, Револьвер Гитлера, Нож, Которым Князь Юсупов Зарезал и Оскопил Распутина, или Большая Осадная Пушка Дона Карлоса О'Нила, Пистолет, Который Принадлежал Элвису, был очень значимым артефактом небесной мифологии и постсмертного фольклора. Это был символ, а действие всякого символа непредсказуемо. Золотая пуля из этого пистолета могла бы отправить Джима обратно в Большую Двойную спираль или даже подвергнуть его насильственной трансформации, в результате чего он обрёл бы новую, неизвестную и, вполне вероятно, совершенно неприемлемую форму.

Джим своими глазами видел, как Док стрелял из этого самого пистолета в Моисея и самозваный пророк даже от боли почти не морщился, то есть даже могучие артефакты действуют не всегда и не на всех. Но проверять это на себе – нет уж, большое спасибо. Теперь, когда память начала потихонечку возвращаться, Джим вспомнил легенды о Кольте Элвиса, и то, что он вспомнил, ему не понравилось. Если Док угрожает ему Кольтом Элвиса, стало быть, дело серьёзное. Очень серьёзное.

Джим благоразумно пожал плечами:

– Ну, значит, пойду я себе восвояси. Принесло вместе с пылью и ветром же и унесёт.

Никто не заметил, как подошёл Долгоиграющий Роберт Мур. Когда он заговорил, бриллиант в его золотом зубе засверкал, как звезда.

– Если хочешь, сынок, могу подвезти тебя до Перекрёстка.

Джим нахмурился:

– Подвезти?

Старый блюзмен улыбнулся:

– На моём кадиллаке.

– У вас свой кадиллак?

– Ну да. Длинный, чёрный, и бак залит под завязку.

– До Перекрёстка?

– До самого Перекрёстка.

– А потом?

– А потом мы разойдёмся, каждый пойдёт своей дорогой.

Джим задумался в нерешительности. Все остальные выжидающе смотрели на него. Наконец Джим рассмеялся:

– Ладно, поедем на кадиллаке. До этого Перекрёстка.

Роберт Мур кивнул:

– Тогда я иду за машиной. А вы ждите здесь.

Когда Мур ушёл, из бара снова послышались громовые раскаты. Джим, Док и Саладин невольно пригнулись, но Долгоиграющий Роберт Мур даже не вздрогнул, шёл себе вдоль по улице, в ус не дул.

Когда через пару минут он вернулся на кадиллаке, Джим застыл, поражённый. Агрегат был и вправду роскошный. Чёрный Coupe de Ville, вероятно, пятьдесят шестого или пятьдесят седьмого года выпуска, но переделанный так, что уже даже и не поймёшь, как он выглядел изначально. На нём стояло шесть фар и четыре военных прожектора. В длину он был футов сорок, а хвостовые плавники смотрелись так, как будто их проектировали для ракеты U2. Чёрная краска была такой безупречно чёрной, такой насыщенной и глубокой, что Джим побоялся смотреть слишком пристально – как бы его не втянуло в эту чёрную дыру. Вместо стандартных хромированных бамперов на кадиллаке Долгоиграющего Роберта Мура стояли фигурки двух обнажённых женщин в стиле Эрте.

Передняя пассажирская дверца открылась, и Долгоиграющий Роберт Мур махнул Джиму рукой – залезай. Джим посмотрел на Дока.

– Ну что, я пошёл?

– Как я уже говорил, ничего личного.

– Я так и не заглянул к Сунь Яту.

– Может, в следующий раз.

– В следующий раз?

– Вечность – это очень и очень долго, друг мой.

Джим вздохнул:

– В самом деле.

Он сел в машину. Сиденья были обтянуты леопардовой шкурой. Внутри пахло ладаном, старой кожей, «Шанель № 5» и первоклассной марихуаной. Роберт Мур сидел за рулём. Джим с удивлением обнаружил, что на заднем сиденье присутствует блондинка, вылитая Мэрилин Монро, в комплекте с белым платьем. Она улыбнулась ему, но ничего не сказала. Долгоиграющий Роберт Мур переключил скорость и посмотрел на Джима:

– Ну что, рок-н-ролльщик, погнали?

Джим кивнул:

– Погнали.

* * *

Хотя свет снаружи был не таким уж и ярким, и даже скорее наоборот, Сэмпл все равно потребовалось две-три секунды, чтобы глаза привыкли к красноватому полумраку. Да, она не ошиблась. Это был бар. Пусть и оформленный в древнеегипетском стиле, но это был именно бар – со стойкой, высокими табуретами и кабинками вдоль стены. Не хватало только музыкального автомата с песнями Пэтси Клайн или Фрэнка Синатры, но, может быть, здесь, в Некрополисе, такого нет в принципе. В баре было достаточно сумрачно, так что Сэмпл не могла разглядеть зал во всех подробностях, но в общем и целом обстановка напоминала захудалый земной пивняк, хоть и с претензиями.

Она почти ожидала чего-нибудь странного и экзотического типа бара, втопленного в пол, мягких диванов, где можно прилечь, и умащённых благовониями рабов, что обмахивают посетителей опахалами из павлиньих перьев и разливают вино из каменных кувшинов, – но всё было настолько обыденно и нормально, что даже как-то сбивало с толку. Может, стандартная обстановка бара двадцатого века оказалась самой оптимальной и самой практичной для заведений подобного рода, а может, просто Анубису не хватило воображения. Единственная характерная деталь – большой плоский экран треугольной формы на стене за барной стойкой. Сэмпл решила, что это, наверное, телевизор, хотя она не особенно разбиралась в подобных устройствах – она покинула Землю в век радио. В данный момент по некропольскому телевидению не показывали никаких передач. На экране медленно вращалась шакалья голова Анубиса. На фоне зловещего неба, затянутого грозовыми тучами.

Сэмпл уселась на табурет у стойки. Она ужасно расстроилась, не обнаружив в баре ни одной женщины: она надеялась подкараулить кого-нибудь в дамской комнате и попросить косметичку, чтобы нарисовать себе на лбу штрих-код. Но с другой стороны, её не выгнали сразу, так что, похоже, пока что она не нарушила никаких местных обычаев.

Кроме неё, в баре был только один посетитель, до неприличия толстый мужик с огромным обвисшим пузом. Они с барменом у дальнего конца стойки – таким плюгавеньким и плешивым дядькой – обсуждали предстоящее публичное наказание беглых рабов. Очевидно, подобные развлечения были весьма популярны в Некрополисе. Сэмпл приуныла. Выходит, Некрополис – рабовладельческое государство. Малоприятная новость. И особенно – для неё. Неспособной доказать свой статус свободной гражданки.

Бармен прервал разговор с толстяком и двинулся в сторону Сэмпл. При этом он смачно присвистнул, очевидно, оценив по достоинству её голую грудь. Надо думать, живя в Некрополисе, он давно привык к зрелищу голых сисек, однако, судя по реакции, притягательность женской груди для среднестатистического мужика остаётся всегда неизменной – независимо ни от каких обстоятельств.

– Чего желаете, барышня?

Сэмпл мысленно возрадовалась. По крайней мере она понимала местный язык. Либо бармен говорил по-английски, либо её мозг неожиданно проявил способности к мгновенному синхронному переводу. Она быстро огляделась по сторонам и указала на стакан перед толстым мужиком на дальнем конце стойки:

– Того же, что у него.