Змееносец

Тусклые, почти бесцветные глаза неторопливо обежали Кагарлицкого, мельком глянули поверх его плеча вглубь квартиры, губы слегка дёрнулись.

– Александр Иванович?

– Виктор Геннадьевич?

– Я. Очень приятно.

Их пальцы на мгновение встретились, рукопожатие вышло вялым, нерешительным, как будто каждый из его участников сам толком не знал – есть ли смысл во взаимном сжимании верхних конечностей.

– А где ваш напарник?

– Напарник?

– Ну, тот парень, который прилетел вместе с вами?

– Откуда вы знаете о нём?

– Администратор в гостинице, где вы остановились, родственница моей коллеги. Город у нас такой – все друг друга знают. Но вы проходите. Не на площадке же будем стоять.

В прихожей гость, разувшись, спросил, где ванная комната. Кагарлицкий показал ему пальцем на приоткрытую белую дверь.

– Свет включается внутри, по правую руку, – крикнул он вслед, а сам пошёл на кухню разливать чай.

Гость мыл руки основательно, не торопясь. Выйдя и аккуратно прикрыв за собой дверь, он произнёс:

– Я о бирюзовое полотенце вытер, оно как раз на уровне рук висело, Правильно?

– Не совсем, – улыбнулся патологоанатом. – Этим полотенцем жена лицо вытирает. Она у меня немного помешана на косметических масках. Ничего, я новое повешу. Не смущайтесь, лучше угощайтесь. О, в рифму получилось.

Судя по внешнему виду Хозина, он и не думал смущаться. Сев за стол, он отхлебнул большой глоток чая, одобрительно кивнул.

– За лимон – спасибо. Слякоть такая – вчера ноги промочил. Теперь насморк бы не подхватить.

– Да, погода паршивая, – кивнул Кагарлицкий, разглядывая пальцы гостя, выделявшиеся на фоне белой чашки. Пальцы напоминали сосиски, толстые, слегка распухшие. Без колец.

– Вы не женаты? – спросил он. – Трудно, наверное, с семьей при вашей работе.

– Я женат, – отозвался гость, – просто колец не люблю. А работа вовсе не такая сложная, как вы себе представляете. У вас тоже не сахар. А вы женаты?

– Да. У вас жена как к вашей работе относится?

– Привыкла.

– И у меня тоже. А ведь мы чем?то схожи.

– В смысле?

– Кто?то режет людей, вы ищете того, кто их резал, а я ещё раз режу зарезанных.

– Да вы философ.

– А может, вы меня и ищете?

– Вряд ли. Думаю, для вас это неинтересно.

– Да, вы правы. Честно признаюсь – никогда у меня не было желания убить человека.

– Я вам завидую.

– А что, у вас было такое? У следователя?

– Я не следователь. Оперативник, хоть и специфический. А что касается желания – конечно.

– Вы, наверное, за смертную казнь?

– Да.

– Почему?

– Не хочу объяснять. Долго, и к тому же до мысли о её необходимости надо дозреть.

– А судебные ошибки?

– Они неизбежны.

– Значит, будут погибать невиновные?

– Разумеется.

– И…?

Сидящий напротив него грузный мужчина тяжело вздохнул и отставил в сторону чашку.

– Добавить вам чаю?

– Да, пожалуйста. И лимон. Александр Иванович, давайте не будем углубляться в эту дискуссию. Скажу так: даже если каждый второй расстрелянный будет невиновен – я «за». Даже не самая удачная попытка восстановить справедливость лучше бездействия и болтовни. Если я вам ещё не отвратителен, давайте перейдём к цели нашей встречи.

– Вы мне нисколько не отвратительны. Может быть, через какое?то время я сам дозрею до того, чтобы принять вашу точку зрения. Если это, упаси боже, как?то затронет меня лично.

При этих словах лицо гостя слегка изменилось. Возле глаз, прикрытых тяжёлыми веками, появилась сетка морщин, означающая сдержанное веселье.

– Приятно, когда человек умеет видеть две стороны медали.

Кагарлицкий не смог сдержать улыбки.

– Вы мне льстите. Да, вы правы, давайте о наших двоих убиенных. А вы не голодны?

– Голоден.