Невероятное. Рассказ о работе советского криптографа в Южной Корее

Невероятное. Рассказ о работе советского криптографа в Южной Корее
Михаил Евгеньевич Масленников

Сейчас, к сожалению, профессия инженера, создателя материальных и интеллектуальных ценностей, не так популярна, как в 70-е годы: нефть, распределение нефтяных денег, торговля, юристы и экономисты куда понятнее и престижнее. Но тем, кто все же решил стать инженером и связать свою жизнь с производством, а не распределением, я хочу дать достаточно тривиальный совет: попробуйте свои силы за границей. И совсем не обязательно уезжать из России навсегда, иногда достаточно нескольких лет, после чего тянет назад. Но вырваться в иное измерение, иные условия труда, иные критерии оценки специалиста – необходимо.

Про то, как мне довелось постигать эти истины – в этой книге.

Все фотографии в книге взяты из личного архива автора.

Михаил Масленников

Невероятное. Рассказ о работе советского криптографа в Южной Корее

НЕВЕРОЯТНОЕ

Рассказ о работе советского криптографа за границей

Предисловие

Я сидел в Шереметьево-2 и все еще не верил в происходящее.

Сентябрь 1975 года.

«Никто, ни мать, ни отец, ни жена, ни дети – никто не должен знать, чем вы занимаетесь». Это – посвящение в специальность молодых слушателей 4 факультета Высшей Краснознаменной школы КГБ СССР имени Ф.Э. Дзержинского. В какую специальность? В криптографию.

Декабрь 2002 года.

«Вылет рейса на Сеул задерживается на три часа».

Казалось, что за эти три часа все вернется почти на 30 лет назад. Советского криптографа, собирающегося уезжать на постоянную работу, связанную с криптографией, в далекий и неведомый Сеул, остановят, проведут разъяснительную работу, дадут хороший пинок и вернут в 70-е годы. Что-либо иное представлялось просто невероятным. Ждать осталось недолго, всего три часа…

«Объявляется посадка на рейс до Сеула».

Не может быть! Сейчас что-то будет…

Началась антиобледенительная обработка самолета. Сижу в самолете у окна, чего-то жду…

Рулежка… Взлет. Невероятное свершилось!

Советская криптография

Когда в 1974 году я решил поступать учиться на 4 факультет Высшей школы КГБ, то мысленно смирился с тем, что всю жизнь буду невыездным. В 1974 году я еще не знал, что буду криптографом, даже не слышал такого слова, как криптография, но то, что дальнейшая работа будет связана с секретами, было нетрудно догадаться.

В 70-х годах криптография в СССР занималась только существующими в то время шифрами. Она была целиком ориентирована на обслуживание военно-промышленного комплекса и иных государственных структур, типа министерства иностранных дел, где возникала потребность в шифровании информации, передаваемой по различным линиям связи. Также советские криптографы пытались взломать, и небезуспешно, шифры других стран, где криптографии не уделяли достаточного внимания.

В 1974 году всем молодым слушателям 4 факультета вручили памятные значки, посвященные 25-летию факультета.

Если, взглянув на этот значок, читатель подумал, что в 1974 году исполнилось 25 лет IV факультету, то это не совсем так.

В 1949 году никакого IV факультета не существовало.

После войны стало известно, как немцы опростоволосились со своей шифровальной машиной «Энигма». Товарищ Сталин тоже очень заинтересовался этим, особенно когда отношения с бывшими союзниками испортились и началась холодная война. «Читать всех, но наши шифры и переписку читать никто не должен» – такой лозунг провозгласил он. И под этот лозунг создал ГУСС – Главное управление специальной службы при ЦК ВКП(б). Создал широко и основательно, ибо пример немецкой Энигмы был очень впечатляющим и свежим. Чего только не было в функциональных обязанностях ГУСС, прописанных в специальном секретном дополнении к Постановлению Политбюро ЦК ВКП(б) от 19 октября 1949 года о создании ГУСС! Это чтение иностранной дипломатической, военной, коммерческой и агентурной шифропереписки, разработка и контроль аппаратуры для отечественной шифрованной связи, радиоперехват шифрованной переписки иностранных государств. Создавался НИИ для разработки теоретических основ дешифрования главным образом машинных шифраторов Америки и Англии; теоретических основ и анализа стойкости отечественных шифров; проблем по созданию и использованию быстродействующих счетно-аналитических машин и проблем по новым методам перехвата сообщений.

Этим же постановлением создавались Высшая школа криптографов (ВШК) и закрытое отделение механико-математического факультета Московского государственного университета.

По своим целям и задачам ГУСС сопоставимо только со всемогущим американским АНБ – Агентством Национальной Безопасности, которое как огромный пылесос всасывает в себя все, что передается по различным каналам связи, обрабатывает, сортирует, пытается дешифровать с тем, чтобы получить от этого пользу для США. С одним небольшим дополнением: ГУСС было создано значительно раньше АНБ, появившегося на свет в соответствии с секретной директивой Трумена от 24 октября 1952 года.

После смерти Сталина наступила оттепель, в которой ГУСС растаяло 24 апреля 1953 года, но не бесследно. Растаять бесследно не позволяла набиравшая силу холодная война и ставшее заклятьем немецкое слово «Энигма». Название «ГУСС» исчезло, но криптография в СССР осталась. ВШК свое существование фактически прекратила вместе с ГУСС, а вот закрытое отделение мехмата МГУ – осталось.

Люди, специалисты-криптографы – вот главное богатство, которое оставили после себя ГУСС и ВШК. А сколько в истории СССР того времени было обратных примеров! Вспомним генетику, «академика» Т.Д. Лысенко с его превращениями пшеницы в рожь. Помним и «философов», объявивших кибернетику «буржуазной лженаукой».

В 1955 году по предложению ректора МГУ академика И.Г.Петровского было ликвидировано закрытое отделение мехмата МГУ.

«Раздробили», «реорганизовали», «переподчинили» и прочие подобные административные меры в 50-х годах вряд ли шли на пользу криптографии в СССР. А у главного противника в холодной войне – США – наоборот, АНБ постоянно набирало силу и вес.

В 1960 году произошёл инцидент, имевший колоссальное влияние: специалисты АНБ Вильям Мартин и Бернон Митчелл бежали в СССР, где поведали сотрудникам КГБ о работе агентства.

Пока в СССР всю криптографию дробят, реорганизуют и переподчиняют, АНБ не теряет время даром. Про Энигму-то еще не забыли? Ведь холодная война в самом разгаре. А что, если у американцев уже есть своя «бомба Шеннона», аналогичная по назначению «бомбе Тюринга», но для советских шифров?

Быстро заткнули «философов», объявивших кибернетику «буржуазной лженаукой». Наоборот, новой криптографической философией стала такая: «Криптографический анализ нельзя проводить без ЭВМ, только на кончике пера». Ну и, конечно же, вспомнили про бессмертный сталинский наказ: «Кадры решают все!».

Возродить ГУСС тогда, в начале 60-х, так и не решились, а воссоздать заново ВШК – необходимо. Необходимо подготовить специалистов, способных создать такие советские шифры, для которых потом можно будет аргументированно доказать, что никакой «бомбы Шеннона» у американцев для них нет и не будет.

Криптографию во многом спасла ее секретность и те люди, которые пришли в криптографию в период ГУСС и затем, в 70-х годах, стали нашими любимыми преподавателями. И главным из этих людей, своего рода «криптографическим Королевым», многие совершенно справедливо считают Ивана Яковлевича Верченко.

Иван Яковлевич был человеком, навсегда преданным математике и криптографии, какие бы перипетии судьбы ему не приходилось при этом преодолевать. Как утверждается в его биографии, в апреле 1953 года на одном из высоких совещаний он вступил в полемику с самим Берия, за что был тут же уволен.

Представляю себе эту полемику!

– Товарищ Сталин поставил советским криптографам задачу: читать всех, но наши шифры и переписку читать никто не должен!

– Товарищ Берия, американский криптограф Клод Шеннон недавно доказал, что при наложении на открытый текст случайной и равновероятной гаммы такой шифр является абсолютно стойким, вскрыть его теоретически невозможно.

– Товарищ Верченко! Вы коммунист? Считаете, что Вас указания товарища Сталина не касаются?

– Товарищ Берия, но ведь криптография – это точная наука, один из разделов математики. В ней есть свои законы, так же, как законы природы, не зависящие от людей.

– Товарищ Верченко! У нас незаменимых людей нет. Если для Вас результаты какого-то американского империалиста важнее указаний товарища Сталина, то попрошу Вас покинуть это совещание. Вы уволены!

Тут же, на выходе из здания МГБ, дежурный офицер отобрал у Ивана Яковлевича служебное удостоверение.

После публичного возражения Берии ведущего советского криптографа, чуть было не был провозглашен лозунг о том, что криптография – это «буржуазная лженаука», а криптографы – «приспешники американского империалиста Шеннона». Почему этот топор тогда так и не был запущен, а все ограничилось лишь увольнением Верченко, остается неясным до сих пор. Возможно, помешали секретность, немецкая Энигма или арест Берия. Скорее всего – все вместе, а может и еще что-то, скрываемое и сейчас.

И вот в 1960 году – перебежчики из АНБ, Мартин и Митчел.

Иван Яковлевич, помоги! Спаси и сохрани нас от АНБ! Так Отдел науки ЦК КПСС обратился к Верченко, с которым Берия расправился несколько лет назад. В 1962 году руководство КГБ предложило воссоздать Высшую школу криптографов на базе Высшей Краснознаменной школы КГБ. Воссоздать на базе ВКШ КГБ ликвидированную ВШК, назвав ее 4 (техническим) факультетом ВКШ КГБ. Как это? Ведь ВШК – это яйцеголовые математики-криптографы, почти что люди с другой планеты, у которых в голове одни теоремы и их математическое доказательство. А ВКШ – это военное учебное заведение с казармой, хождением в военной форме и сапогах, с заместителем начальника школы по строевой подготовке, капитаном первого ранга, прозванным за это «боцманом». Как их совместить в одном учебном заведении?

История советской криптографии так причудливо повернулась, что сам факт открытого возражения Берии стал тогда для Ивана Яковлевича лучшим орденом. В отделе науки ЦК КПСС и в руководстве КГБ тогда еще при СМ СССР могли не разбираться в криптографии, но открытый спор с Берия – это понимали абсолютно все! Вот человек, который сможет создать оазис математики и криптографии в ВКШ КГБ под носом у ее руководителей типа «боцмана».

И Иван Яковлевич смог! Его назначили на должность начальника факультета 17 мая 1963 года и одновременно он был начальником кафедры математики.