По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2024.
✖
Культурная революция
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Март 2023
«Много ли русских?»
По решению руководства Метрополитен-музея и Музея современного искусства (МоМа) во всех информационных материалах этих двух важнейших культурных центров Нью-Йорка поменяли этническую принадлежность ряда русских художников и названия картин, в которых есть слово «русский».
Так, знаменитая пастель «Русская танцовщица» Эдгара Дега из его поздней серии 1899 года стала называться «Танцовщицей в украинском наряде», А.И. Куинджи, И.Е. Репина, И.К. Айвазовского причислили к украинским художникам, равно как и К.С. Малевича, И.И. Кабакова, С. Терк-Делоне, Л. Берлявски-Невельсон. Как бы ни объясняли эти шаги, они, безусловно, сделаны в угоду нынешней политической конъюнктуре, доминирующей в странах «коллективного Запада».
История с переименованиями всемирно известных картин и отлучением от имени России великих художников началась чуть меньше года назад, когда набирал обороты процесс «отмены русской культуры». Именно тогда, в конце марта прошлого года, Лондонская национальная галерея решила дать новое название знаменитой пастели Эдгара Дега из серии «Русские танцовщицы». Официальный Лондон сделал это, исходя из собственных представлений о прекрасном, оправдывая свои действия в том числе и позицией украинской диаспоры в Великобритании, прежде всего Марии Кащенко, директора лондонского выставочного пространства ART UNIT, и Олеси Хромейчук, директора Украинского института в Лондоне. Свою роль сыграла и украинская художница Мириам Найем, которая обратилась не только в Лондонскую национальную галерею, но и в Музей Гетти в Лос-Анджелесе, и в нью-йоркский Метрополитен-музей.
По поводу пастелей Э. Дега были даны весьма сомнительные объяснения, указывающие на элементарное пренебрежение к авторскому праву. Как утверждали представители Лондонской галереи (и это объяснение в том или ином виде повторили сотрудники Метрополитен-музея), вокруг названия работы Дега шли давние споры, так как он изобразил танцовщиц в цветах нынешнего украинского флага: желтое и голубое читается в венках из цветов и лентах, украшающих девушек. Но что бы ни думали представители искусствоведческого сообщества в Лондоне или Нью-Йорке, художник назвал свои пастели так, как он считал нужным, – «Русские танцовщицы» и никак иначе. Замечу, что синие и желтые цвета на флаге, который впоследствии стал украинским, впервые появились лишь через пятнадцать лет после того, как Эдгар Дега написал «Русских танцовщиц», – в 1914 году, на праздновании 100-летия со дня рождения Т.Г. Шевченко. А Эдгар Дега мог увидеть украинский танец только в исполнении актрис из Российской империи, так как Украины на карте мира еще не было.
В Российской империи, как известно, юридически не было разделения граждан по этническому признаку – определялись по принадлежности к той или иной религии. Самоидентификация была связана с верой и культурой. Именно поэтому задним числом переписывать уже покойных в большинстве своем художников из одной национальности в другую, понятно, без их собственного ведома и желания – дело совсем не богоугодное. Не знаю, что по этому поводу думает любимый мной и, слава Богу, здравствующий Илья Иосифович Кабаков, действительно родившийся в Днепропетровске, но в историю современного изобразительного искусства он вошел как один из создателей московского концептуализма, который точно не имеет никакого отношения к украинской художественной традиции.
С таким же успехом А.С. Пушкина можно называть эфиопским поэтом, М.Ю. Лермонтова – шотландским. А при сильном желании Иммануила Канта можно считать русским философом, ведь при Елизавете Петровне кенигсбергские горожане присягнули российской короне.
Здесь самое время вспомнить знаменитый исторический анекдот о беседе Николая I и Альфреда де Кюстина. Когда российский император спросил у французского дипломата во время бала: «Много ли здесь русских?» – то де Кюстин ответил: «Кроме меня и иностранных послов – все остальные». Николай I ему возразил: «Это вовсе не так. Вот этот мой приближенный – поляк, с ним рядом немец. Вон стоят два генерала – они грузины. Этот придворный – татарин, другой – финн, а третий – крещеный еврей…» «А где же русские?» – удивился де Кюстин. «А все вместе они и есть русские!» – ответил император.
Идентичность империи – это не только армия и флот, это ее культура, имеющая надэтнический характер, вбирающая в себя многоголосье народов, в нее входящих. В каком-то смысле она близка к универсализму христианства, не различая ни иудея, ни эллина, если они становятся ее гражданами и развиваются в рамках ее культурного кода. «Русский мир», с которым сегодня воюет киевская власть и их западные партнеры, – это прежде всего мир русской культуры, которая хранит высшие ценности отечественного и европейского гуманизма.
Мононациональные государства – как Польша или Украина – формируются на совершенно иных принципах. С первых лет строительства новейшей украинской государственности безуспешно пытался убедить киевских коллег, что многоязычие – это не проблема, а благо. Признание русского народа Украины частью украинской нации позволило бы создать по-настоящему жизнеспособное и современное государство. И не надо было бы заниматься пародийными поисками украинских корней у А.П. Чехова или П.И. Чайковского, на что по сей день тратят немалые усилия. И не надо было бы обвинять Н.В. Гоголя в том, что он стал великим русским писателем только потому, что по-настоящему не знал родного украинского языка. Поверьте, сочлись бы славой!
«Мертвые сраму не имут!» А живым – и в Лондоне, и в Нью-Йорке – со временем станет стыдно за то, что достаточно бездарный политический жест оказался важнее интересов культуры.
Февраль 2023
Мой молчаливый отец
После 2 февраля, когда отмечали 80-летие разгрома немцев под Сталинградом, эти три слова – «мой молчаливый отец» – не отпускают меня, как ни стараюсь вновь отправить их в бессловесную глубину памяти. Наверное, потому, что вершиной жизни моего отца был все-таки Сталинград, Сталинградская битва, которая не отпускала его, похоже, до конца дней, но о которой он практически ничего не рассказывал. Разве что его простреленная рука, омертвевшая в суставах, напоминала мне и всем окружающим о его ранении, которое он получил в лабиринте сталинградских улиц. Только когда за несколько месяцев до его смерти мне нужно было в больнице обработать мокрыми полотенцами его тело, то осознал, что все оно было в отметинах от осколков и сделанных операций – мальцом, когда мы ходили в баню, видимо, не так остро ощущал эти знаки войны. Он чудом выжил после Сталинграда, но навсегда связал себя с армией.
Отец не любил говорить о войне, хотя по его медалям можно было понять географию его боевых лет. Он всегда хранил боли и потери в себе. Не думаю, что это было только его личным качеством. Его фронтовые товарищи тоже не любили особенно распространяться о том, что они пережили и что их связало накрепко на всю оставшуюся жизнь. Да и осталось их совсем немного – в горниле боев павших было не меньше, чем живых. Они чаще обменивались какими-то шутливыми воспоминаниями. Но этого литературно-кинематографического захлеба: «А помнишь?.. А помнишь?..» – у них вовсе не было. Поэтому, наверное, им так нравился «Белорусский вокзал» Андрея Смирнова, где больше молчали, чем говорили.
Уже взрослым, в середине 90-х годов прошлого века, по делам, связанным с сохранением мемориала на Мамаевом кургане, увенчанном знаменитым монументом Е. Вучетича «Родина-мать зовет!», мне довелось впервые побывать в Волгограде, земля которого хранила тела погребенных, но еще безымянных воинов. Поисковые работы продолжаются по сей день, выявляя фамилии погибших – возвращение имен поистине божье дело и для убитых, и для их близких, которым важно узнать, что они лежат в сталинградской земле, а не числятся по разряду пропавших без вести. Приехал, уже давно прочитав «В окопах Сталинграда» В. Некрасова, «Живых и мертвых» К. Симонова, «Жизнь и судьбу» В. Гроссмана и множество других книг, написанных о великой битве на Волге. Но даже в страшных снах не мог себе представить, что линия фронта нередко проходила по городским квартирам, по коридорам и проходам, соединяющим этажи. Скученность и близость сражающихся друг с другом были фантастически высокими, физиология войны, жизни и смерти здесь раскрывается с предельной экзистенциальной силой. Однажды уже писал о том, что сражающиеся друг с другом советские и фашистские солдаты находились в постоянной физической близости, они знали друг друга в лицо, понимая, что если хочешь уцелеть, то надо убить того, кто целится в тебя, подползает к тебе со штыком или ножом. Прошу простить меня за дурной литературный слог – наверное, в реальности все было страшнее и проще. Но ясно, что каждую секунду требовалось беспримерное напряжение всего организма, предельная концентрация, которой вряд ли могло хватать надолго. А еще надо было есть, пить, курить, справлять нужду – и побеждать врага любой ценой… Отец был коммунистом и евреем – таких в плен не брали. Он сражался за Родину и мстил за свою сожженную на Украине первую семью, жену и двоих детей. Ему было не до гуманизма. И в эти месяцы он не мучился ни «проклятыми» вопросами философии, ни рассуждениями о добре и зле.
Наверное, поэтому даже через годы и десятилетия отец не рассказывал о войне, хотя она по-прежнему жила в нем и не отпускала его. Только 9 Мая, в День Победы, он позволял себе надевать ордена и медали – это был ритуал, который, впрочем, не сопровождался никакими героическими речами. В этот день он даже не повторял обычное: «Мишка, ты слишком много пьешь!» – понимая, что более оправданного повода выпить нет и не может быть.
Развал СССР он пережил с болезненной остротой, как и большинство людей его поколения, выросших и состоявшихся в Советском Союзе. «Неужели мы напрасно жили?..» – этот вопрос задал мой другой родственник, полковник в отставке, прошедший, как и мой отец, войну. И ему нужен был отрицательный ответ на этот вопрос. Потому что любой другой ответ был бы равносилен смертному приговору.
Именно поэтому ежегодные торжества в Волгограде, Ленинграде, Москве, других городах-героях, во всей России – своего рода государственный ответ на этот самый вопрос, который по-прежнему бередит душу ветеранов, да и не их одних.
Наверное, поэтому отец не выходил из КПСС даже тогда, когда она уже перестала существовать. В его доме, где жило много отставных военных, была партийная организация, хотя до конца не уверен, что все ее участники понимали до конца, что они состоят вовсе не в той партии, в которую они вступали. Но сама возможность хотя бы отчасти сохранять привычный уклад жизни усмиряла их душевное беспокойство.
Наверное, отец, как и многие его сверстники, привык, что за него говорили другие. Сначала выдвинувшиеся из их же рядов, а потом все моложе и моложе, не пережившие войну, но изучавшие ее по разным книгам и документам. Он не завидовал их умению говорить о том, о чем он предпочитал молчать. Какой бы сложной ни была сегодняшняя жизнь, как бы ни рифмовались нынешние события с тем, что происходило восемь десятков лет назад, Великая Отечественная война останется в истории как совершенно особая пора бытия нашего народа, понесшего огромные потери, но сплотившегося для того, чтобы сохраниться и утвердить себя в истории. В этом был глубинный смысл его жертвенного подвига, который мы по сей день пытаемся постичь. Смысл, который чужд пустому славословию.
Февраль 2023
Новогодние поздравления
Новогодние открытки-поздравления по-прежнему посылают друг другу, благодаря и одновременно несмотря на все чудеса современных информационных технологий. Электронную подпись очень легко отличить от настоящей, как и понять, что рассылали с помощью живых помощников или электронных ботов, а что подписывали сами отправители. А кому-то, как в прежние, не столь высокотехнологичные, времена, захотелось написать поздравительную открытку собственной рукой. Когда надо придумывать отдельный текст каждому адресату. Или хотя бы добавить несколько личных слов на заранее отпечатанный поздравительный бланк.
Но все же – при всех различиях – эти новогодние открытки, которые в последние тридцать российских лет чаще всего включают в себя и поздравления с Рождеством, не слишком отличаются друг от друга по сути своей. Как правило, мы желаем друг другу здоровья и благополучия, мира и благоденствия, счастья и любви. И, конечно, того, чтобы наступающий год был лучше уходящего, чтобы все беды и невзгоды, потери и утраты остались в прошлом. «Скорее б этот анафемский 16-й закончился. В 17-м будет лучше» – эти слова приписывают Николаю II, который якобы оставил их в своем дневнике.
И даже если это грубоватый апокриф, он содержит в себе вековую надежду на то, что завтрашний день – при всей его неопределенности – должен быть лучше предыдущего. В эти предновогодние дни название старой болгарской пьесы «Я обещаю тебе светлое прошлое» – истончается, становится призрачным, – все желают друг другу только светлого будущего. Уже не одно столетие на краткие волшебные мгновения декабря исторический опыт и жизненная мудрость отступают в тень, и торжествует детская мечта о недостижимом, которое кажется вполне возможным. В эти дни мы хотим обманываться и быть обманутыми. И это продолжается из года в год, с удивительным постоянством, – о чем бы мы в эти дни ни мечтали и во что бы ни верили. Реальность отступает на миг, и мы парим над нею, оторвавшись от земли, расставшись с ее притяжением. Чувствуя праздничную невесомость. Мы хотим победы и мира, в эти мгновения не думая о том, каких огромных человеческих усилий они потребуют.
Реальность здесь, рядом, с ее трагедиями и жертвами, героями и слабаками, своими и чужими, романтиками и прагматиками, она никуда не собирается исчезать и бередит ум и сердце. И каким-то чудесным образом сопрягается с праздничными надеждами. Новогоднее послание президента России В.В. Путина было в основном посвящено героям СВО, живым и павшим, защищающим суверенитет нашей страны, но и в нем нашлось место для того, чтобы отметить волшебство новогодних праздников, когда открываются лучшие качества людей, их желание любви и милосердия, их стремление заботиться о близких и проявлять добросердечие ко всем страждущим. Как бы сурово ни было реальное бытие, в нем есть место детской вере в волшебные чудеса, всегда есть надежда на то, что Иван-дурак станет Иван-царевичем, а тыква превратится в карету.
В эти дни кажется, что марксизм терпит поражение и вовсе не бытие определяет сознание, а человеческие мечты и гуманные помыслы овладевают реальным миром так же, как они переполняют мир виртуальный, – социальные сети переполнены новогодними поздравлениями. Все спешат поздравить друг друга именно до наступления Нового года и Рождества: если не успеешь, то вроде бы и пожелание может не сбыться.
«Христос рождается – славите! / Христос с небес – срящите!» Но поражение марксизма оказывается временным, и даже торжественные церковные гимны лишь на короткое время уносят нас к небесам, в мир возвышенной любви и веры.
И ряженые, которых испокон века ждали на Рождество, колядующие вплоть до самого Крещения, могут неожиданно для себя столкнуться с новым законодательством, которое не предусмотрело того, что в эти дни женщины могут наряжаться как мужчины, а мужчины как женщины, – давняя карнавальная традиция.
Но сегодняшней реальности не до карнавальной двусмысленности. Она жестка и определенна. Новогодние праздники закончились, по существу, не начавшись. Гибель российских военнослужащих в Макеевке в новогоднюю ночь стала трагедией не только для семей погибших. Значит, наши новогодние упования не смогли ее предотвратить. «Если человек умер, его нельзя перестать любить…»
И когда трагедия берет свое, не можешь не относиться без удивления к тому, что именно минувшие рождественские дни были выбраны киевскими властями для введения санкций против еще 119 российских граждан, в основном широко известных деятелей культуры и искусства. Как сказал бы Остап Бендер, хорошо знакомый и украинским комедийным артистам: «Грустно, девушки…» От санкций подобного рода вряд ли пострадают попавшие под них артисты, – не думаю, что кто-то из них в ближайшие дни и месяцы собирался давать концерты на Украине.
«Если вы хотите, чтобы уважали вас, сами уважайте других» – эти слова из «Трактирщицы» Карло Гольдони приходят на ум всякий раз, когда читаешь подобные санкционные документы, относятся ли они к отдельным российским артистам или к культуре, которую они представляют. Ненависть к культуре, даже если это культура другой страны и другого народа, прямо скажем, не самое лучшее чувство на свете.
Замечу, что в 1762 году, перед своим отъездом из Венеции в Париж, Карло Гольдони написал одну из самых трогательных своих пьес – «Последние дни карнавала», в которой рисовальщик Анзолетто уговаривает юную Доменику уехать в далекую Московию. Щемящее чувство завершения бурного праздника и ощущение чего-то тревожащего и манящего, что ждет впереди, – доносится сквозь века.
Но как бы там ни было, через одиннадцать месяцев мы будем вновь повторять в новогодних открытках пожелания здоровья, любви, мира, благополучия… Вдруг сбудется!..
Январь 2023
2022
Ирина Антонова
Валерий Шадрин
Николай Бердяев
Нина Останина
Артуро Перес-Реверте
Владимир Филиппов
Виктор Лошак
Алексей Баталов
Резо Чхеидзе
Государственный музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина
Санкт-Петербургский международный культурный форум
Международный театральный фестиваль имени А.П. Чехова
«Много ли русских?»
По решению руководства Метрополитен-музея и Музея современного искусства (МоМа) во всех информационных материалах этих двух важнейших культурных центров Нью-Йорка поменяли этническую принадлежность ряда русских художников и названия картин, в которых есть слово «русский».
Так, знаменитая пастель «Русская танцовщица» Эдгара Дега из его поздней серии 1899 года стала называться «Танцовщицей в украинском наряде», А.И. Куинджи, И.Е. Репина, И.К. Айвазовского причислили к украинским художникам, равно как и К.С. Малевича, И.И. Кабакова, С. Терк-Делоне, Л. Берлявски-Невельсон. Как бы ни объясняли эти шаги, они, безусловно, сделаны в угоду нынешней политической конъюнктуре, доминирующей в странах «коллективного Запада».
История с переименованиями всемирно известных картин и отлучением от имени России великих художников началась чуть меньше года назад, когда набирал обороты процесс «отмены русской культуры». Именно тогда, в конце марта прошлого года, Лондонская национальная галерея решила дать новое название знаменитой пастели Эдгара Дега из серии «Русские танцовщицы». Официальный Лондон сделал это, исходя из собственных представлений о прекрасном, оправдывая свои действия в том числе и позицией украинской диаспоры в Великобритании, прежде всего Марии Кащенко, директора лондонского выставочного пространства ART UNIT, и Олеси Хромейчук, директора Украинского института в Лондоне. Свою роль сыграла и украинская художница Мириам Найем, которая обратилась не только в Лондонскую национальную галерею, но и в Музей Гетти в Лос-Анджелесе, и в нью-йоркский Метрополитен-музей.
По поводу пастелей Э. Дега были даны весьма сомнительные объяснения, указывающие на элементарное пренебрежение к авторскому праву. Как утверждали представители Лондонской галереи (и это объяснение в том или ином виде повторили сотрудники Метрополитен-музея), вокруг названия работы Дега шли давние споры, так как он изобразил танцовщиц в цветах нынешнего украинского флага: желтое и голубое читается в венках из цветов и лентах, украшающих девушек. Но что бы ни думали представители искусствоведческого сообщества в Лондоне или Нью-Йорке, художник назвал свои пастели так, как он считал нужным, – «Русские танцовщицы» и никак иначе. Замечу, что синие и желтые цвета на флаге, который впоследствии стал украинским, впервые появились лишь через пятнадцать лет после того, как Эдгар Дега написал «Русских танцовщиц», – в 1914 году, на праздновании 100-летия со дня рождения Т.Г. Шевченко. А Эдгар Дега мог увидеть украинский танец только в исполнении актрис из Российской империи, так как Украины на карте мира еще не было.
В Российской империи, как известно, юридически не было разделения граждан по этническому признаку – определялись по принадлежности к той или иной религии. Самоидентификация была связана с верой и культурой. Именно поэтому задним числом переписывать уже покойных в большинстве своем художников из одной национальности в другую, понятно, без их собственного ведома и желания – дело совсем не богоугодное. Не знаю, что по этому поводу думает любимый мной и, слава Богу, здравствующий Илья Иосифович Кабаков, действительно родившийся в Днепропетровске, но в историю современного изобразительного искусства он вошел как один из создателей московского концептуализма, который точно не имеет никакого отношения к украинской художественной традиции.
С таким же успехом А.С. Пушкина можно называть эфиопским поэтом, М.Ю. Лермонтова – шотландским. А при сильном желании Иммануила Канта можно считать русским философом, ведь при Елизавете Петровне кенигсбергские горожане присягнули российской короне.
Здесь самое время вспомнить знаменитый исторический анекдот о беседе Николая I и Альфреда де Кюстина. Когда российский император спросил у французского дипломата во время бала: «Много ли здесь русских?» – то де Кюстин ответил: «Кроме меня и иностранных послов – все остальные». Николай I ему возразил: «Это вовсе не так. Вот этот мой приближенный – поляк, с ним рядом немец. Вон стоят два генерала – они грузины. Этот придворный – татарин, другой – финн, а третий – крещеный еврей…» «А где же русские?» – удивился де Кюстин. «А все вместе они и есть русские!» – ответил император.
Идентичность империи – это не только армия и флот, это ее культура, имеющая надэтнический характер, вбирающая в себя многоголосье народов, в нее входящих. В каком-то смысле она близка к универсализму христианства, не различая ни иудея, ни эллина, если они становятся ее гражданами и развиваются в рамках ее культурного кода. «Русский мир», с которым сегодня воюет киевская власть и их западные партнеры, – это прежде всего мир русской культуры, которая хранит высшие ценности отечественного и европейского гуманизма.
Мононациональные государства – как Польша или Украина – формируются на совершенно иных принципах. С первых лет строительства новейшей украинской государственности безуспешно пытался убедить киевских коллег, что многоязычие – это не проблема, а благо. Признание русского народа Украины частью украинской нации позволило бы создать по-настоящему жизнеспособное и современное государство. И не надо было бы заниматься пародийными поисками украинских корней у А.П. Чехова или П.И. Чайковского, на что по сей день тратят немалые усилия. И не надо было бы обвинять Н.В. Гоголя в том, что он стал великим русским писателем только потому, что по-настоящему не знал родного украинского языка. Поверьте, сочлись бы славой!
«Мертвые сраму не имут!» А живым – и в Лондоне, и в Нью-Йорке – со временем станет стыдно за то, что достаточно бездарный политический жест оказался важнее интересов культуры.
Февраль 2023
Мой молчаливый отец
После 2 февраля, когда отмечали 80-летие разгрома немцев под Сталинградом, эти три слова – «мой молчаливый отец» – не отпускают меня, как ни стараюсь вновь отправить их в бессловесную глубину памяти. Наверное, потому, что вершиной жизни моего отца был все-таки Сталинград, Сталинградская битва, которая не отпускала его, похоже, до конца дней, но о которой он практически ничего не рассказывал. Разве что его простреленная рука, омертвевшая в суставах, напоминала мне и всем окружающим о его ранении, которое он получил в лабиринте сталинградских улиц. Только когда за несколько месяцев до его смерти мне нужно было в больнице обработать мокрыми полотенцами его тело, то осознал, что все оно было в отметинах от осколков и сделанных операций – мальцом, когда мы ходили в баню, видимо, не так остро ощущал эти знаки войны. Он чудом выжил после Сталинграда, но навсегда связал себя с армией.
Отец не любил говорить о войне, хотя по его медалям можно было понять географию его боевых лет. Он всегда хранил боли и потери в себе. Не думаю, что это было только его личным качеством. Его фронтовые товарищи тоже не любили особенно распространяться о том, что они пережили и что их связало накрепко на всю оставшуюся жизнь. Да и осталось их совсем немного – в горниле боев павших было не меньше, чем живых. Они чаще обменивались какими-то шутливыми воспоминаниями. Но этого литературно-кинематографического захлеба: «А помнишь?.. А помнишь?..» – у них вовсе не было. Поэтому, наверное, им так нравился «Белорусский вокзал» Андрея Смирнова, где больше молчали, чем говорили.
Уже взрослым, в середине 90-х годов прошлого века, по делам, связанным с сохранением мемориала на Мамаевом кургане, увенчанном знаменитым монументом Е. Вучетича «Родина-мать зовет!», мне довелось впервые побывать в Волгограде, земля которого хранила тела погребенных, но еще безымянных воинов. Поисковые работы продолжаются по сей день, выявляя фамилии погибших – возвращение имен поистине божье дело и для убитых, и для их близких, которым важно узнать, что они лежат в сталинградской земле, а не числятся по разряду пропавших без вести. Приехал, уже давно прочитав «В окопах Сталинграда» В. Некрасова, «Живых и мертвых» К. Симонова, «Жизнь и судьбу» В. Гроссмана и множество других книг, написанных о великой битве на Волге. Но даже в страшных снах не мог себе представить, что линия фронта нередко проходила по городским квартирам, по коридорам и проходам, соединяющим этажи. Скученность и близость сражающихся друг с другом были фантастически высокими, физиология войны, жизни и смерти здесь раскрывается с предельной экзистенциальной силой. Однажды уже писал о том, что сражающиеся друг с другом советские и фашистские солдаты находились в постоянной физической близости, они знали друг друга в лицо, понимая, что если хочешь уцелеть, то надо убить того, кто целится в тебя, подползает к тебе со штыком или ножом. Прошу простить меня за дурной литературный слог – наверное, в реальности все было страшнее и проще. Но ясно, что каждую секунду требовалось беспримерное напряжение всего организма, предельная концентрация, которой вряд ли могло хватать надолго. А еще надо было есть, пить, курить, справлять нужду – и побеждать врага любой ценой… Отец был коммунистом и евреем – таких в плен не брали. Он сражался за Родину и мстил за свою сожженную на Украине первую семью, жену и двоих детей. Ему было не до гуманизма. И в эти месяцы он не мучился ни «проклятыми» вопросами философии, ни рассуждениями о добре и зле.
Наверное, поэтому даже через годы и десятилетия отец не рассказывал о войне, хотя она по-прежнему жила в нем и не отпускала его. Только 9 Мая, в День Победы, он позволял себе надевать ордена и медали – это был ритуал, который, впрочем, не сопровождался никакими героическими речами. В этот день он даже не повторял обычное: «Мишка, ты слишком много пьешь!» – понимая, что более оправданного повода выпить нет и не может быть.
Развал СССР он пережил с болезненной остротой, как и большинство людей его поколения, выросших и состоявшихся в Советском Союзе. «Неужели мы напрасно жили?..» – этот вопрос задал мой другой родственник, полковник в отставке, прошедший, как и мой отец, войну. И ему нужен был отрицательный ответ на этот вопрос. Потому что любой другой ответ был бы равносилен смертному приговору.
Именно поэтому ежегодные торжества в Волгограде, Ленинграде, Москве, других городах-героях, во всей России – своего рода государственный ответ на этот самый вопрос, который по-прежнему бередит душу ветеранов, да и не их одних.
Наверное, поэтому отец не выходил из КПСС даже тогда, когда она уже перестала существовать. В его доме, где жило много отставных военных, была партийная организация, хотя до конца не уверен, что все ее участники понимали до конца, что они состоят вовсе не в той партии, в которую они вступали. Но сама возможность хотя бы отчасти сохранять привычный уклад жизни усмиряла их душевное беспокойство.
Наверное, отец, как и многие его сверстники, привык, что за него говорили другие. Сначала выдвинувшиеся из их же рядов, а потом все моложе и моложе, не пережившие войну, но изучавшие ее по разным книгам и документам. Он не завидовал их умению говорить о том, о чем он предпочитал молчать. Какой бы сложной ни была сегодняшняя жизнь, как бы ни рифмовались нынешние события с тем, что происходило восемь десятков лет назад, Великая Отечественная война останется в истории как совершенно особая пора бытия нашего народа, понесшего огромные потери, но сплотившегося для того, чтобы сохраниться и утвердить себя в истории. В этом был глубинный смысл его жертвенного подвига, который мы по сей день пытаемся постичь. Смысл, который чужд пустому славословию.
Февраль 2023
Новогодние поздравления
Новогодние открытки-поздравления по-прежнему посылают друг другу, благодаря и одновременно несмотря на все чудеса современных информационных технологий. Электронную подпись очень легко отличить от настоящей, как и понять, что рассылали с помощью живых помощников или электронных ботов, а что подписывали сами отправители. А кому-то, как в прежние, не столь высокотехнологичные, времена, захотелось написать поздравительную открытку собственной рукой. Когда надо придумывать отдельный текст каждому адресату. Или хотя бы добавить несколько личных слов на заранее отпечатанный поздравительный бланк.
Но все же – при всех различиях – эти новогодние открытки, которые в последние тридцать российских лет чаще всего включают в себя и поздравления с Рождеством, не слишком отличаются друг от друга по сути своей. Как правило, мы желаем друг другу здоровья и благополучия, мира и благоденствия, счастья и любви. И, конечно, того, чтобы наступающий год был лучше уходящего, чтобы все беды и невзгоды, потери и утраты остались в прошлом. «Скорее б этот анафемский 16-й закончился. В 17-м будет лучше» – эти слова приписывают Николаю II, который якобы оставил их в своем дневнике.
И даже если это грубоватый апокриф, он содержит в себе вековую надежду на то, что завтрашний день – при всей его неопределенности – должен быть лучше предыдущего. В эти предновогодние дни название старой болгарской пьесы «Я обещаю тебе светлое прошлое» – истончается, становится призрачным, – все желают друг другу только светлого будущего. Уже не одно столетие на краткие волшебные мгновения декабря исторический опыт и жизненная мудрость отступают в тень, и торжествует детская мечта о недостижимом, которое кажется вполне возможным. В эти дни мы хотим обманываться и быть обманутыми. И это продолжается из года в год, с удивительным постоянством, – о чем бы мы в эти дни ни мечтали и во что бы ни верили. Реальность отступает на миг, и мы парим над нею, оторвавшись от земли, расставшись с ее притяжением. Чувствуя праздничную невесомость. Мы хотим победы и мира, в эти мгновения не думая о том, каких огромных человеческих усилий они потребуют.
Реальность здесь, рядом, с ее трагедиями и жертвами, героями и слабаками, своими и чужими, романтиками и прагматиками, она никуда не собирается исчезать и бередит ум и сердце. И каким-то чудесным образом сопрягается с праздничными надеждами. Новогоднее послание президента России В.В. Путина было в основном посвящено героям СВО, живым и павшим, защищающим суверенитет нашей страны, но и в нем нашлось место для того, чтобы отметить волшебство новогодних праздников, когда открываются лучшие качества людей, их желание любви и милосердия, их стремление заботиться о близких и проявлять добросердечие ко всем страждущим. Как бы сурово ни было реальное бытие, в нем есть место детской вере в волшебные чудеса, всегда есть надежда на то, что Иван-дурак станет Иван-царевичем, а тыква превратится в карету.
В эти дни кажется, что марксизм терпит поражение и вовсе не бытие определяет сознание, а человеческие мечты и гуманные помыслы овладевают реальным миром так же, как они переполняют мир виртуальный, – социальные сети переполнены новогодними поздравлениями. Все спешат поздравить друг друга именно до наступления Нового года и Рождества: если не успеешь, то вроде бы и пожелание может не сбыться.
«Христос рождается – славите! / Христос с небес – срящите!» Но поражение марксизма оказывается временным, и даже торжественные церковные гимны лишь на короткое время уносят нас к небесам, в мир возвышенной любви и веры.
И ряженые, которых испокон века ждали на Рождество, колядующие вплоть до самого Крещения, могут неожиданно для себя столкнуться с новым законодательством, которое не предусмотрело того, что в эти дни женщины могут наряжаться как мужчины, а мужчины как женщины, – давняя карнавальная традиция.
Но сегодняшней реальности не до карнавальной двусмысленности. Она жестка и определенна. Новогодние праздники закончились, по существу, не начавшись. Гибель российских военнослужащих в Макеевке в новогоднюю ночь стала трагедией не только для семей погибших. Значит, наши новогодние упования не смогли ее предотвратить. «Если человек умер, его нельзя перестать любить…»
И когда трагедия берет свое, не можешь не относиться без удивления к тому, что именно минувшие рождественские дни были выбраны киевскими властями для введения санкций против еще 119 российских граждан, в основном широко известных деятелей культуры и искусства. Как сказал бы Остап Бендер, хорошо знакомый и украинским комедийным артистам: «Грустно, девушки…» От санкций подобного рода вряд ли пострадают попавшие под них артисты, – не думаю, что кто-то из них в ближайшие дни и месяцы собирался давать концерты на Украине.
«Если вы хотите, чтобы уважали вас, сами уважайте других» – эти слова из «Трактирщицы» Карло Гольдони приходят на ум всякий раз, когда читаешь подобные санкционные документы, относятся ли они к отдельным российским артистам или к культуре, которую они представляют. Ненависть к культуре, даже если это культура другой страны и другого народа, прямо скажем, не самое лучшее чувство на свете.
Замечу, что в 1762 году, перед своим отъездом из Венеции в Париж, Карло Гольдони написал одну из самых трогательных своих пьес – «Последние дни карнавала», в которой рисовальщик Анзолетто уговаривает юную Доменику уехать в далекую Московию. Щемящее чувство завершения бурного праздника и ощущение чего-то тревожащего и манящего, что ждет впереди, – доносится сквозь века.
Но как бы там ни было, через одиннадцать месяцев мы будем вновь повторять в новогодних открытках пожелания здоровья, любви, мира, благополучия… Вдруг сбудется!..
Январь 2023
2022
Ирина Антонова
Валерий Шадрин
Николай Бердяев
Нина Останина
Артуро Перес-Реверте
Владимир Филиппов
Виктор Лошак
Алексей Баталов
Резо Чхеидзе
Государственный музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина
Санкт-Петербургский международный культурный форум
Международный театральный фестиваль имени А.П. Чехова
Последний отзыв
книга нужная