Истории

Мои истории
Михаил Востриков

Нефантастические отрывки из фантастического романа "Эколог в СССР. Весна 1975"

Михаил Востриков

Мои истории

Корова и Бык

В Нахаловке, с соседями через овраг, что называется, не задалось. И началось всё из-за коровы. Поперву, когда у нас еще не было внешнего забора, соседи-нахалята ходили через наш участок, кто как хотел. Мы не возражали, дело житейское. Но когда увидели сильно пожилого мужика, который косил траву на нашем участке, шутейно спросили:

– И зачем Вам наша трава, любезный, никак корову кормить?

Дело в том, что мои родители, уже давно городские жители, представляли свой новый Дом «в деревне», несколько романтически, с походами по выходным за молоком с трехлитровой банкой. И очень обрадовались, что ходить, похоже, нужно, буквально, два шага, за овраг.

Мужик, все здесь его звали Вадькой, закурил и поведал нам такую историю. Что коровы у него нет, по причине ее дороговизны, но он о ней мечтает, вспоминая, как во время войны корова-кормилица спасла их семью. Вот он и построил теплую стайку, накосил сена, представляет, как он за ней ухаживает и ему хорошо… Пошли к нему на участок, посмотрели, точно, рядом с хибарой-развалюхой стоит стайка и стог сена для коровы.

И батя, сам деревенский по происхождению, предложил Вадьке сделку, мы тебе корову, а ты нам – банку парного молока по выходным. Мужик аж запрыгал от привалившего счастья, кричал, что он по ведру и, неужели, это правда? Сказано, сделано! Батя сгонял в ближайший Совхоз, оплатил живой вес и, вуаля, дуй Вадька в совхозный коровник, выбирай любую. Как говорится, за рога её и в стойло. Батя с мужиками-соседями по хрущевке часто так делали, по осени покупали в совхозе одну корову на всех, и зимой хранили мясо на балконах. Но, не тут-то было…

Вадька, все это на радостях рассказал дома и уже было собрался на коровник, но был остановлен своим Зятем, который его вразумил, что ЭТИ корову дают не просто так, а чтобы потом забрать у Вадьки и дом и жену. В итоге, через неделю батя близко познакомился с местным участковым, который получил соответствующее заявление от граждан из-за оврага и никак не мог понять, зачем бате понадобилось Вадькина старуха.

А деньги так и сгорели. Совхозные были готовы привести к нам на двор любую корову, хоть сами прийти вместо нее, но вернуть деньги…, отказывались категорически. Мама Аня батю за это чуть не прибила и долго потом еще булькала… Так и забылось.

А Вадькин Зять вскоре погиб. Он был Быком, и по жизни, и по профессии. Где-то шмальнули. Времена хоть ещё и не были бандитские, но тогда, в Нахаловке, такое бывало частенько. Он к бате приходил тереть за ту корову, но услышав о батином друге «Председателе», как-то быстро отвалил. Опасный был персонаж этот Зять, шальной. Достаточно сказать, что когда у них дома ладилась гулянка, родные вожжами вязали ему руки и ноги, клали на диван, а рюмку ко рту подносили. А потому, что если так не сделать, то после третьей, он хватал топор и носился по Нахаловке с криком «Всех порешу-на!». Но все об этом знали и заранее прятались. И он знал, поэтому и давал себя связывать еще на трезвую. Их снесли через пару лет, впрочем, как и многих в Нахаловке.

Сима и Гриша

9 мая! Сегодня Праздник, который я праздную и, пока жив, буду праздновать всегда и во всех своих временах. Победа!

Вообще-то, он родной дед Ирины, моей жены, но давно уже наш общий, Сима, Семён Иванович Шейков, 1915 г.р. Настоящий герой, вся грудь в орденах и медалях! Артиллерист, зенитчик, защищал питерское небо в Пулково, а потом ещё и московское, в Тушино. С двумя тяжелейшими контузиями, но выжил. И он, как-то, под рюмку, рассказал мне вот такую историю, про жизнь и смерть на войне и которую вряд ли опубликуют.

В сентябре 1941-го, его, 26-летнего лейтенанта, молодого коммуниста, послали с пакетом, из его части в Пулково в Главный штаб на Дворцовой площади. Ещё ходили трамваи. Приехал ранним утром Сима на трамвае на Невский, народу тьма. Хотя фрицы уже и Бадаевские склады разбомбили, да и так постреливали, но кабаки ещё работали. Ну и зашёл Сима в какой-то подвальчик, время-то есть. Взял сто граммов водочки, то-сё… А там девушка симпатичная, одна сидит. «Давай», – говорит, «Солдатик, за Победу!». Ну и дали они с ней! Чего уж там она ему подлила… В общем, очнулся вечером лейтенант Шейков в какой-то грязной питерской подворотне. Без сапог, без пистолета, без документов и без… пакета из части.

Босиком пришел Сима на Дворцовую, коммунист же, мол, так и так.... Умирать пришёл, ясно дело, виноват, а время военное. Его сразу в конвойную, мол, сиди и жди расстрела. А по тем временам, стреляли ещё не сразу, а еще, типа, проводили дознание, бумаги оформляли. Пришёл дознаватель, пожилой майор, пишет бумагу:

– Фамилия? Имя? Отчество? Где родился? – хоп, – Так, ты что, Ивана Шейкова, сын?! – кричит, – Да мы же с твоим батей всю Гражданскую прошли, я же дядя Николай! Он же тебе про меня рассказывать должен был?!

– Рассказывал, товарищ майор, много рассказывал, – блеет Сима, – И как вы потом учительствовали вместе в Уезде…

– Да как же ты так, Семён?! – ну и короче, отмазал дядя Коля нашего деда, другие сапоги дал, бумагу какую-то и пинком в часть, дальше воевать.

Судьба!

Тот дядя Коля умер в 70-х и вся семья Ирины с тех пор ходит к нему на могилку как к своему, он деда спас, убирает, красит, молится. Да, да, Сима молился Богу, причём, всю жизнь. Я его спрашивал, мол, как так, офицер, коммунист… А он на меня посмотрел как на недоумка и сказал:

– А в окопах атеистов не было!

После войны, Сима, уже на пенсии, пока мог ходить, работал военруком в школе и дожил до 91 лет. Когда его отпели, морщины разгладились, и мы увидели в гробу того самого молодого лейтенанта… Когда его выносили из Храма, звонарь дал в колокола и стая голубей сорвалась с высокой колокольни в голубое небо. Салют тебе, герой-артиллерист, спи спокойно!

А своего родного деда Гришу, батиного отца, я нашел совсем недавно, по похоронке. Осталась она, желтая, после бабушки Дуси, так и лежала в старых бумагах. Пропал Гриша без вести в феврале 1942 года «в районе села Спасская Полисть Чудовского р-на Ленинградской области». Рядом «Мясной бор». Это там, где Вторая ударная армия полностью легла в болотах. И поехали мы туда всей семьей на машине, деда искать. Думали, сначала по обелискам пошукаем. Аккурат, в начале мая. А обелисков там… И везде их моют, красят, машины со всей страны, из Украины, из Казахстана, люди, люди…, значит, своих приехали навестить перед Праздником.

В общем, по обелискам мы не нашли, аж в глазах замельтешило, сколько там фамилий на пилонах. И так еще, на газончиках таблички стоят. Поехали в Трегубовскую сельскую Администрацию, у них все тамошние воинские захоронения на балансе. Встретились с Председателем, вернее, он сам к нам на «Ниве» приехал, по звонку, мол, стойте, где стоите, я сейчас буду.

Ну что сказать… Я и не видел, наверное, таких чиновников больше нигде. Они, там, все в этой Администрации…, такие. Два часа искали мы деда по спискам, всё аккуратненько у них, каждый человек на учете. Не нашли! Расстроились, конечно.

– А не расстраивайтесь, – говорят, – Пишите заявление, мы пошлем в военкомат на проверку и увековечим вашего Гришу. Наши поисковики до сих пор по сто пятьдесят – двести человек в год с болот поднимают. Это уже, считай, две полных дивизии с Войны подняли, а сколько там ещё лежит…

Ну и вот он, наш Григорий Степанович, «уроженец села Прокофьевского, Казанского р-на, Омской обл.», теперь золотыми буквами на белом мраморе мемориала «Любино Поле», на новых плитах, с такими же, вновь обретенными, уже и не по алфавиту. Нашли мы тебя, товарищ красноармеец, спи спокойно!

С Победой!

«Председатель»

Ух-ты, мы вышли из бухты, а впереди, наш друг океан…

(Автор неизвестен)

– Шли мы Сангарским проливом, – начинает батя, – Слева японцы, справа американцы, и тут… – я замираю от удовольствия. Я эту байку про приключения балтийского линкора «Марат» в Японском море слышал уже много раз. И про то, как линкор чуть не утонул, а его батя спас, и про то, как батя в шахматы выиграл отпуск у замполита. Но про отпуск, похоже, правда. По некоторым сведениям, именно в том отпуске он и встретил маму Аню в заводской общаге, где бабушка Дуся, его мать, работала уборщицей. Но это отдельная история.

На самом деле, батя служил в городе Советская Гавань старшиной «Флотского Экипажа». Это такая воинская часть, где принимают, стригут налысо и переодевают в военную форму похмельных испуганных оборванцев (призывались-то в том, что похуже), за месяц проводят с ними «Курс молодого матроса», принимают воинскую Присягу и отправляют служить дальше, в береговые части и на корабли флота.

Еще в Экипаже есть т.н. «переходящая рота», в переменный состав которой принимают всех залётчиков – пьяниц, драчунов и др., в т.ч. для отправки их в Дисбат (Дисциплинарный батальон). И освобождённых из Дисбата. В Дисбат военных отправляют по приговору флотского трибунала, до трех лет. Но если военный по мнению трибунала заработал больше, то его передают гражданским ментам. Понятно, что кадровые старшины в такой роте, ещё то зверьё, могут выключить матроса с одного удара. Их так и подбирают. И по-другому там нельзя. И батя был таким же. Но один раз выключил не он, а его…

В переходящую роту Экипажа прибыли бывшие юнги! Они, когда-то мальчишки, во время войны прибились к боевым частях и кораблям флота. Многие участвовали в боевых действиях и имели правительственные награды – ордена и медали. А 1945 году, по осени, кому из них стукнуло полных 18 лет, всех, по закону, призвали на срочную службу, на флот, на 5 лет, не засчитав военные годы в срок службы.

И теперь представьте, что такие вот ребята прибыли с обычными призывниками в обычную войсковую часть… Через год-два, этих бывших юнг, смертельно обиженных на Советскую власть (и ведь было за что…), почти всех уже отправили в Дисбаты и обычные зоны. И тоже было за что! Били они всех страшно, бывало, и до смерти – матросов, мичманов и офицеров, не разбирая. Но и в Дисбатах юнг не сломали. И вот в количестве двадцати человек, в возрасте 23-24 лет, из «Пансионата «Белый лебедь» – так называли дисциплинарные роты Тихоокеанского флота на Русском острове, – в котором они

(зачёркнуто), отслужили по 3 года, во Флотский Экипаж прибыли те бывшие юнги для последующего оформления и отбытия в части дослуживать свой срок, т.к. время проведенное в «пансионате», как и война, в срок службы тоже не входит.

И эти юнги поступают под начало молодого старшины кадрового состава переходящей роты «Флотского Экипажа» города Совгавань, моего бати. И все бы ничего, но какой-то

(зачёркнуто) не шибко умный офицер посылает этот взвод на разгрузку угля… Приходят на станцию, и как там батя не командует, никто ничего не разгружает. Мол, хочешь, старшина, сам разгружай. Батя орать, а ему:

– На, тебе, салага, деньги, сходи-ка за водочкой, и колбаски не забудь. – да спокойно так.

Тут приходит сундук (мичман) контролировать рабочий процесс. К юнгам он не идет, учёный, а начинает мотивировать батю, мол я тебя и все такое. Батя молодой, жизни не знает, опять начинает орать, и всё, один удар лопатой и солнце гаснет.

В госпитале к бате приходит военный дознаватель, мол, рассказывай, что да как. Кто бил, кто не подчинялся? Батя ему говорит:

–Упал, лицом об лопату, на куче угля лежала…

Дознаватель спорить не стал: – Ах, упал? Ну-ну. – все записал и ушел.

А когда батя пришел в роту из госпиталя, его в тот же день отправили на гарнизонную гауптическую вахту. А что бы не врал начальству! Отсидев на «губе» 10 суток на хлебе и воде, батя, худой, грязный и злой, возвращается в роту. Вроде всё, отстало начальство, за один косяк на флоте два раза не наказывают.

И тут к бате подходят те юнги, улыбаются, приносят покушать, выпить, спокойно разговаривают. Молодец, мол, не заложил! Один, вообще зёмой (земляком) оказался, из одного Города. Так и дружат с тех пор. Этот юнга-зёма сейчас председателем садоводства «Здоровье» работает и в узких кругах имеет погоняло «Председатель». У него: 4 года войны + 3 года Дисбат + 5 лет срочной службы, в итоге, 12 лет жизни Родине отдал. Так и приехал на дембель с 12 шпалами на рукаве матроского бушлата, типа, прикольнулся. Тогда солдаты и матросы на рукаве носили шпалы, по годам срочной службы. И не один патруль его не заставил срезать те шпалы, все по закону и в военном билете отмечено.

Он серьёзный товарищ, этот «Председатель», и на всю местную шпану клал с прибором. Вокруг него человек двадцать, таких же как он фронтовиков, бывших штрафников, и его все знают. Батя рассказывал, что когда после смерти Сталина в 1953 году в Город из «чёрных» зон хлынули толпы амнистированных уголовников, именно ребята «Председателя» вместе с ментами успокаивали, а то и упокаивали блатной элемент. Так, на танцы в Кривощёкинский рабочий клуб, блатные ходили с ножичками в сапогах, по моде, с напущенными штанинами. А у бойцов «Председателя», там же, в сапогах, были… пистолеты. Думаю, что и сейчас те пистолеты у «Председателя» недалеко припрятаны.