Мир охоты и крови

– Идем, – сквозь зубы произнес Гилберт.

Энцелад все еще ждал взрыва, но тот произошел с сильной задержкой – на мраморной лестнице, ведущей на третий этаж. Гилберт остановился на середине пути, поставил ладони на перила и резко сжал их, яростно вскрикнув. Камень громко треснул, маленькие резные столбики рассыпались в пыль, а многочисленные трещинки расползлись по всей длине перил и ступенек. Диона отскочила в сторону, когда из-под ее ноги вниз улетел крупный кусок мрамора.

Сегодня им крупно повезло: очень часто Гилберт ломал стену, пол или какую-нибудь огромную колонну. Он никогда не пытался сдерживаться, в одно или два простых касания вкладывал всю силу, которая не справлялась с гневом, кипевшим внутри.

Гилберт вдруг выпрямился, пыльными руками убрал упавшие на лицо волосы и посмотрел на Эрнандесов:

– Свободны.

Ногой отпихнув несколько отколовшихся кусков мрамора, он переступил через крупную трещину и продолжил подниматься, сжимая кулаки.

– Мой король, – тихо произнесла Диона, сделав шаг вперед. – Для чего мы были нужны на самом деле?

– Чтобы остановить меня, – ответил Гилберт лишь после того, как оказался на самой верхней ступеньке. – Я знал, что она скажет о нем, и боялся, что захочу придушить ее. Хотел, чтобы в этом случае вы меня остановили.

Диона уже открыла рот, чтобы задать новый вопрос, но Гилберт ушел.

Какая, собственно говоря, разница, о ком заговорила Сонал? Она была в плену у демонов, ее рассудок наверняка омрачен хаосом, к тому же Марселин поила ее отварами, притупляющими ощущения, и принцесса наверняка не понимала, где находилась, с кем говорила и что происходило.

Гилберт мысленно повторял это, рассматривая свое отражение в зеркале. В черных волосах пыль, одежду покрывает мелкая мраморная крошка, в уголках глаз – подступающие слезы, которые он изо всех сил сдерживал.

Гилберт сейчас не в том положении, чтобы поддаваться эмоциям и позволять гневу и ненависти контролировать его. Он должен позаботиться о Сонал, заняться поисками Николаса, Кита и демоницы, оказать помощь принцу Джулиану, встретиться с королевой Ариадной и ее советником Беро, найти время для встречи с Сионием… У Гилберта было слишком много дел, чтобы отвлекаться на пожирающие изнутри гнев и ненависть.

Однако Сонал приняла его за Фортинбраса.

Они действительно были похожи, особенно теперь, когда Гилберт стал старше: прямой нос, острые скулы, голубые глаза, лишь овал лица да легкие кудри отличали его. Ни с Алебастром, ни с Гвендолин или Розалией Гилберт не был схож настолько. Боги будто решили поиздеваться над ним и смешали кровь так, что они оказались чрезвычайно похожи с Фортинбрасом.

– Спокойно, – пробормотал Гилберт, но рука уже коснулась большого напольного зеркала и с силой отшвырнула его в сторону.

Миллионы осколков разлетелись во все стороны, серебристый металл жалобно заскрипел и сжался от силы удара.

– Ракс, – выплюнул Гилберт, посмотрев на руку.

У него было слишком много дел, чтобы отвлекаться на пожиравшие изнутри гнев и ненависть, но Сонал перепутала его с Фортинбрасом. С братом, которого он любил, которому безоговорочно верил и который предал его, весь их род и целый мир.

– Ракс, ракс, ракс!

Гилберт кричал, и его голос срывался в рычание, пока руки тянулись ко всему, что находилось достаточно близко: полки, мелкие шкафчики, стол, книги, пустые чашки и тарелки, мелкие коробки с дарами от фей. Гилберт хватал первое, что попадалось под руку, и швырял со всей силы, не заботясь о том, что разбивает, рвет или кромсает. Он не обращал внимания, как острые осколки посуды рвали портьеры и одежду, лежавшую на кровати; как бархатные ленты, которыми были обвязаны коробки, с жалобным треском рвались; как мебель скрипела, когда он одним движением пинал ее, тем самым сбивая с пути все остальное. Коллекция каких-то книг – из-за слез он даже не видел каких, – которая всегда стояла на полке в его спальне, потому что слишком нравилась ему, была разорвана за считаные секунды. Стул с грохотом влетел в закрытую дверь, ведущую в ванную комнату, и разбился в щепки.

Все вокруг разбивалось, крошилось и рвалось, но Гилберту было плевать. Он хотел, чтобы хоть что-нибудь отвлекло его от ужасающих мыслей о Предателе, но слова Сонал продолжали греметь в голове до тех пор, пока руки Гилберта не стали мокрыми из-за крови. Он рвал на себе волосы, кричал так громко, что в ушах стоял звон, и до того яростно скрипел зубами, что они уже давно должны были искрошиться.

Но не останавливался.

Гилберт ненавидел Предателя, но еще больше он ненавидел себя. За то, что был слабым. За то, что когда-то зависел от Предателя. За то, что все видели в нем лишь его брата и думали, что он делает недостаточно, чтобы искупить его грехи. Но разве Гилберт был обязан отвечать за него? Он изгнал его из рода, разорвал кантарацан, и пострадал из-за этого куда сильнее, чем многие думали. Рокот зависел от кантарацана, кровной связи, но Гилберт пожертвовал этим, чтобы доказать, что Предатель для него – никто.

Фортинбрас был для него всем миром, поддержкой, любящим братом, который всегда помогал и был готов пожертвовать всем ради его благополучия и счастья, но он был и обезумевшим великаном, который голыми руками разрывал каждого, кто попадался на пути, выжигал жизнь в других великанах и пил их кровь. Во Вторжении Гилберт лишь мельком видел, как Предатель зубами разорвал горло Горацию – магу, верно служившему Гилберту много лет, но этого оказалось достаточно, чтобы поселить в нем животный ужас, не исчезавший спустя столько лет. Шерая воспользовалась Переходом раньше, чем Предатель успел сделать в их сторону хотя бы шаг, однако Гилберту хватило безумной улыбки, чужой крови на губах и глаз, горевших магией.

Он не представлял, что могло изменить Фортинбраса так сильно, но многочисленные показания сигридцев, которые видели его во время Вторжения, лишь подтвердили, что Третий сальватор предал миры.

Но еще раньше он предал род Лайне.

Гилберт ненавидел свою кровь, отравленную чужим предательством, ярость, кипевшую внутри, и боль, разрывавшую на части. Он кричал, ломал все, что еще не было сломано, и совсем не заметил, когда оказался на полу, среди груды порванной одежды, разбитой в щепки мебели и расколотой посуды, как трясся от рыданий, животного ужаса перед Предателем и ненависти, сжигающей изнутри.

Даже после изгнания и двухсот лет, прошедших с гибели Сигрида, Гилберт ненавидел Фортинбраса за то, что тот разорвал его сердце на части.

Глава 6

Должен ли я бежать и прятаться?

Кемену держали в доме с барьерами, не позволявшими попасть на территорию сразу же. Шерае потребовалось почти десять минут, чтобы изучить местность и выяснить, на какое максимальное расстояние от дома она может перенести себя и рыцарей. Портал открылся почти в двадцати метрах от первого барьера, прямо на проезжей части тихого района Сиднея, где их ждал хмурый Джонатан.

– Наконец-то, – пробормотал он, не удосужившись даже поздороваться. – Хелдж не будет вечно держать ее там, так что нужно поторопиться.

– Здравствуй, Джонатан, – со сдержанной улыбкой отозвалась Шерая.

Глава Ордена искателей хмыкнул, окинул шестерых рыцарей, прибывших с ней, оценивающим взглядом, обычно пробирающим новичков до костей, и двинулся в сторону дома.

С Кеменой не должно было возникнуть сложностей. Она была сильной, быстрой и решительной, но не лучше Шераи. Даже Хелдж – маг, помогавший коалиции, при должной концентрации мог быть сильнее Кемены. Шерая не строила ложных иллюзий относительно его магии, но Хелдж обладал достаточными знаниями, раз превратил подвал своего дома в тюремную камеру и даже согласился подождать прибытия более опытного мага.

– Вау, – присвистнул Енох, когда они переступили порог дома. – А Хелдж хорошо устроился!

– Это что, пин-ап? – удивился Артур, кинув взгляд на ряд картин в гостиной. – Сколько ему, черт возьми, лет?

Джонатан, не оборачиваясь, бросил:

– Вы здесь для того, чтобы спорить из-за интерьера?

Енох смиренно пробормотал извинения, а Артур просто пожал плечами, будто этого было достаточно.

– Она меня чуть с ума не свела! – начал жаловаться Хелдж, стоило им пройти коридор и оказаться возле двери, ведущей в подвал. – Ты посмотри, я же поседел из-за нее!

Шерая едва удержалась, чтобы не закатить глаза.

– Будь добр, сосредоточься на деле.

Обычно она не шла на поводу у эмоций, всегда действовала, обдумав каждый шаг, и не забывала делать это за остальных людей – исключительно ради того, чтобы они не пострадали, разумеется. Но сейчас Шерая не знала, как успокоиться. Спускаясь по лестнице вниз, она должна была думать о Кемене, но беспокоилась о Гилберте, который решил в одиночку начать выстраивать отношения с Сонал.

Шерая слишком хорошо знала Гилберта, чтобы поверить, что он справится. Она верила в него всем сердцем и все же знала, что короля ждет неудача. Он всегда реагировал на любое упоминание о Фортинбрасе чересчур остро, и Шерая боялась, как бы Гилберт не натворил глупостей в ее отсутствие. Может, следовало поручить дело с Кеменой Беро или Сибил? Нет, Беро постоянно был рядом со своей королевой, которая нуждалась в его помощи, а Сибил занималась поисками убийцы короля Джевела и наведением порядков среди эльфов вместе с принцем Джулианом. Данталиона тоже нельзя было посылать – он убил бы Кемену, не моргнув и глазом. Наверное, Шерая могла бы связаться с Сионием, искавшим Движение, или даже Фройтером, если бы только…

Хелдж остановился в полуметре от последнего барьера и вытянул руку, преграждая путь остальным. Рыцари встали полукругом, а Джонатан пропустил Шераю вперед. Светящиеся на полу сигилы удерживали Кемену на небольшом клочке бетонного пола, а вокруг высились заклеенные изолентами коробки, старая, почти развалившаяся мебель и сломанная техника. Кемена идеально вписывалась в обстановку. На ней были простая серая водолазка и черные джинсы, определенно не новые, но чистые, если не считать пыли, собранной с пола, где Кемена лежала, рисуя в воздухе руками. Некогда темно-рыжие волосы потускнели и поредели, на светлом лице отчетливее проступили морщины и несколько чернильных пятен, беспорядочно растекшихся по коже.

Старение Кемены замедлилось в двадцать шесть лет, но теперь она выглядела на все шестьдесят. Эксперименты с хаосом никогда не доводили до добра – в этом Шерая убедилась давным-давно.

– Здравствуй, Кемена, – поздоровалась она, присаживаясь рядом с границей сигилов на корточки.

Кемена лениво оглядела ее и заулыбалась как умалишенная.

– Ше-е-е-ра-а-а-я, – протянула женщина, махнув рукой. Ладонь задела невидимую границу сигилов, но Кемена будто не почувствовала боли, продолжая хихикать себе под нос и улыбаться каждому, на кого падал взгляд ее замутненных серых глаз. – Ше-е-е-ра-а-а-я…